Злая Русь. Зима 1238 (СИ) - Калинин Даниил Сергеевич - Страница 38

А вот что с ними случилось бы после, как бы они выжили в наполненных озверевшими хищниками заснеженных лесах без достаточного количества припасов (а сколько удастся взять с собой на простых санях при спешном бегстве из города?) — об этом я уже не думал. Не думал потому, что сам уже никак не повлиял бы на все последующие события, касающиеся горожан — да и процент выживших все одно был бы выше, чем если бы горожане оказались заперты в ловушке осажденного города… Зато подумал о том Юрий Ингваревич, пообещав после выхода моей дружины как можно скорее собрать большой санный обоз с припасами и дополнительным воинским отрядом в сопровождение, и отправить его следом! Что же касается именно «моей» дружины — уточнив численность уцелевших ратников под началом Михаила Всеволодовича, коих по всем прикидкам осталось чуть более тысячи воев с учетом выздоравливающих, князь щедро выделил мне пять сотен лучников из числа гридей. По сути ведь всех воев с лучшими составными биокомозитами… Щедро! Кроме того, еще столько же ратников, дружинников напополам с опытными ополченцами, он пообещал включить в состав санного обоза.

Моей благодарности не было предела! По собственным ощущениям, Юрий Ингваревич закрыл передо мной все возможные долги — хотя, конечно, на самом деле он и сам обязан был позаботиться о своих подданных. Но тут ведь тоже как посмотреть — Пронское княжество от Рязани, конечно, зависимо, но обладает и определенной долей самостоятельности, являясь удельным и третьим по силе и мощи после столицы и Мурома…

Кроме того, Юрий Ингваревич предложил мне взять с собой Коловрата, как боевого товарища и одного из самых доблестных своих витязей. На что я, однако, ответил отказом — Евпатий заслужил право найти собственную семью и убедиться в том, что с ними все в порядке. Особенно после ночи подрыва, когда он единственный из моих соратников выжил, до последнего сражаясь над телом Ждана. Эх, Ждан, Кречет, други… Тяжело мне без вас… Однако же я предупредил Юрия Ингваревича, что, коли Евпатий Львович успеет вернуться в город к моменту выхода санного обоза и пожелает к нему присоединиться, то я буду только рад его присутствию!

Что же, князь свое слово сдержал — и теперь отряд из пятисот дружинных лучников, на многое способных и в ближнем бою, спешно двигается по зимнику реки Истье под моим началом! А впереди нас ждет последний, теперь уже действительно последний бой с погаными Батыя…

Глава 19

Князь Михаил Всеволодович спешил, очень спешил. Ибо известия, доставленные в Пронск тысяцким воеводой, а ныне уже и княжеским боярином Георгием (однако же высоко взлетел недавний порубежник!), заставили замереть от ужаса сердца очень многих… Правда, были и хорошие вести: орда получила под Рязанью и Переяславлем крепкий отпор, оба города уцелели, княжеская рать уцелела! Вот только помочь его собственному граду Юрий Ингваревич не сможет. Велика еще возвращающаяся в степь ордынская сила, многочисленны еще тумены Батыя — и если они пойдут на штурм тыновой стены Пронска, град не устоит.

А то, что они пойдут на штурм его, Михаила Всеволодовича, града, новоиспеченный князь не сомневался.

Нельзя сказать, чтобы Михаил и ранее не думал о грядущей опасности, или что появление ворога и возвращение татар стало для него неожиданность. Чудом отбившись от первой осады, он усиленно готовился ко второй, обновляя запасы стрел, сулиц, железных рогулек, заказав кузнецам новые клинки и доспехи — благо, что железа на перековку им теперь хватало! Добротное, качественно выполненное трофейное оружие и брони сразу раздавали ополченцам, дружинникам хватало собственной зброи и того, что осталось от павших соратников, только обновить да поправить… Так что теперь кузнецам хватало сырья — не хватало лишь времени и рук!

Понемногу приходили в себя раненые вои, возвращались в дружину. А ижеславских и рязанских ратников, пришедших с воеводой Ратибором, отправляли в ополчение десятниками — еще одна разумная придумка Егора, подсмотренная у врага… Хотя нет, теперь уже Георгрия — едва ли не боярина и ближника князя Юрий Ингваревича. Георгия, о котором тайно воздыхает сестра Ростислава… Да зря воздыхает, хоть и высоко взлетел порубежник, да разве можно даже помыслить, чтобы отдать за него Рюриковну?! Впрочем, не о том сейчас думать нужно, не о том…

Михаил с шумом выдохнул облачко белого на морозе пара, на мгновение придержав коня — перевести дух, да осмотреться по сторонам. Неплохое вроде место для засады — оба берега покрыты густым лесом и довольно близко подходят к руслу реки. Да вот беда — насыпной холм, прозванный в народе «царевым» (по преданию, похоронили здесь скифского царя), что возвышается у низкого берега, обойти несложно. Ну и до града отсюда чересчур близко, всего несколько верст — когда сомнут здесь татары русичей (а то, что рано или поздно сомнут, сомнений не возникало), то смогут успеть перехватить и беженцев. По крайней мере, часть их…

Не пойдет.

Князь повел дружину вперед, надеясь выиграть время своим людям, надеясь преградить путь головному отряду поганых прежде, чем ворог поравняется с более удобным для засады местом в нескольких верстах к северу. Стоит поспешить…

А пока, чтобы не предаваться до схватки изматывающими душу волнениями, ослабляющими и тело, и волю, Михаил Всеволодович волевым усилием заставлять себя вспоминать все, что было сделано за последние седьмицы, все свои приготовления. Как ни странно, думы о его пусть и частично напрасных трудах, князя все же успокаивали…

Клич о наборе в новое ополчение бросили во всех уцелевших селениях по Прони — точнее на укрытых в лесах стоянках. Но и сами люди, уставшие от выживания в глухих чащобах, спешно потянулись в устоявший перед погаными город, как только по округе разнеслась весть о поражение татар. Впрочем, их пытались остановить, развернуть, предупредить, что в Пронске просто нет места — но люди не слушали, не хотели слышать… И ведь как-то же обустраивались! Размещались в одной избе тремя родственными семьями, находили кров в сенниках и овинах, где воздух согревали не печи, а дыхания множества набившихся внутри людей… Открыли свои врата церкви — а князь так или иначе получил пополнение ратников. Пусть в большинстве своем или очень молодых, или очень старых, но ведь все еще способных поднять топор! Или верткую половецкую саблю… Новоиспеченных ратников принялись до седьмого пота гонять дружинники, сами понимающие, как мало времени на самом деле у них в запасе. И потому к моменту прибытия в город Егора (все-таки привычнее величать «боярина» по старинке), ополчение Пронска выросло на пять сотен уже относительно неплохо подготовленных, вооруженных и снаряженных воев, разбавленных поправившимися от ран опытными гридями!

Другое дело, что против орды это была капля в море…

Шансов отбить Пронск не было — выслушав Егора, князь это понял отчетливо. Пусть даже с прибывшими с тысяцким головой дружинниками число защитников града перевалило за две тысячи, удержать поганых на внутренней, тыновой стене шансов нет. Конечно, горожане давно уже принялись восстанавливать внешнюю — но до завершения работ им требовалось не менее семи-восьми седьмиц, коих у обреченного города не осталось. Вдобавок к тому, от отправленных на север сторож прибыл гонец: замечены разъезды поганых! И пусть главные силы орды следуют с не очень большой скоростью, но головной отряд наверняка бежит налегке, вдвое, а то и втрое быстрее! И он вполне может помешать с выводом жителей из града… Особенно если отряд этот будет достаточно для того велик.

И вот, навстречу ворогу следуют по льду Прони три сотни гридей старшей дружины — отборный отряд телохранителей князя, его личный «священный отряд», как у древних эллинов… Именно они всегда были под рукой — и более того, они всегда были верхами! И хотя после гибели тумен Бурундая и Кадана в распоряжение Михаила Всеволодовича оказались целые табуны лошадей — но в большинстве своем это были легкие степняцкие кобылки, не подходящие для конной сшибки грудь в грудь. Да и кормить их было особо нечем… А потому великое множество захваченных животных (сильно исхудавших и обессиливших, нередко пораненных или уже больных) пустили под нож, на радость народу, вдоволь наевшемуся вареного мяса; лучшие же куски завялили или закоптили… Это было весьма кстати с учетом новоприбывших в град беженцев.