Злая Русь. Пронск (СИ) - Калинин Даниил Сергеевич - Страница 32

Воеводе осталось лишь глухо выругаться, скрипнуть зубами — и начать ждать. Ждать своего часа, когда помощь его отряда оттянет на себя силы штурмующих град татар…

А еще нужно было как-то решать вопрос с пропитанием отряда, вышедшего налегке, без обоза — вои взяли столько зерна и сушеного мяса, сколько смогли унести. Но личный запас каждого из ратников был рассчитан на два, максимум три дня — как раз столько, чтобы дойти до стольного града удельного княжества. Увы, больше с собой русичи взять просто не могли…

Воевода очень долго, тщательно обдумывал возможность ночного прорыва к крепости. Но, наблюдая за тем, как татары возятся с вырубкой деревьев, относя их едва ли не под самые стены града, где всего в трехстах шагах от них был вырыт ров — и где поганые принялись вкапывать в землю надолбы — Ратибор отказался от этой задумки. Тихо, без боя к этому препятствию прорваться не получится — а когда проснется огромный лагерь нехристей, в коем собралось не менее пятнадцати тысяч нукеров, его отряд прижмут ко рву, и вырубят начисто…

А после воевода увидел, как татары собирают повозки и направляют их к реке, в сторону Ижеславца — и тут же вспомнил о завале из тушек заколотых гридями Захара животных. Ордынцы по-прежнему испытывают проблемы с продовольствием — это же очевидно! Но и его воям нужна еда… Дальнейшие действия казались предельно простыми и очевидными — ударить по поганым, занятым добычей замороженных тушек, перебить сколько удастся, ослабив тьму, да забрать побольше мороженого мяса! А коли татарва после этого сунется в лес искать его отряд — так пускай! Ни окружить, ни догнать себя спешенным степнякам русичи на лыжах не позволят — зато потери ворогу нанесут вполне себе ощутимые…

Дав людям достаточно отдохнуть, Ратибор повел воев назад. Вел целый день — и уже ближе к вечеру русичи достигли завала, немного отстав от татар, не так давно приступивших к вырубке туш изо льда и размещением их на повозках. Темник, занявший место раненого, а то и убитого в Ижеславце Бурундая (что это был именно Бурундай, сообщил один из взятых в полон кипчаков), отправил добывать еду не менее тысячи нукеров. Но последние, как видно, не ожидали для себя никакой угрозы… Ни одного дозора поганые не выставили, щиты сложили у повозок (а чего на себе тяжесть таскать!), да и тетивы на луки никто не натягивал — так что и колчаны со срезнями, и тугие луки в саадаках также были разложены у повозок.

Невероятная беспечность!

За которую нужно наказывать…

И вот сейчас воевода, дождавшись, кода не менее двух третей ордынцев соберется у «вала», коротко бросил:

— Стрелы!

Приказ Ратибора прозвучал довольно громко, его подхватили сотенные головы и ватажники — и три сотни лучников двинулись к виднеющимся впереди разрывам среди деревьев, на ходу натягивая тетивы с наложенными на них срезнями. А увлеченно занятые добычей мяса агаряне ничего не услышали — заметить же движение воев на опушке подступившего к самой реке леса было практически невозможно. Разведенные на берегу костры лишь подсвечивали поганым вал из туш, в то время как за линией света тьма была практически непроглядной…

— Бей!!!

Кто-то из татар, орудующих внизу, оглянулся на громкий крик, настороженно вглядываясь в чернеющую наверху полосу деревьев. А вот рухнувшую сверху стрелу он увидел, лишь когда она уже впилась ему в живот, разрывая плоть и кромсая внутренности…

Жестко хлестнул по столпившимся внизу нехристям град стрезней! А следом в воздух взметнулась уже вторая волна стрел, устремившихся к ворогам да гудящих в падении… И как же дико закричали тяжелораненые нукеры! Многие не успели даже понять, что происходит — а кто понял, ринулся к повозкам, надеясь успеть схватить щит или же укрыться за деревянным бортом. Но очередная волна оперенной смерти ударила в бегущих, сбивая раненых и убитых на лед … И в этот же миг в третий раз запели тетивы русских луков, отправляя в полет срезни к ворогу, так удачно подсвеченному разведенными на берегу кострами!

— Пошли!!!

Хорошо бы перебить всех нехристей стрелами, но многие из них уже успели укрыться за телегами, уже натягивают сейчас тетивы собственных луков. Еще чуть-чуть, и начнут стрелять в ответ… Но именно в этот миг воевода бросил свою рать в атаку — пока еще можно преодолеть спуск с крутого, высокого берега без потерь!

Тонкой и длинной цепочкой всего в два-три ряда воев, сотни ратников умело заскользили вниз по склону, чуть согнув ноги и перенеся вес тела вперед, чтобы не упасть. Да все одно кто-то падает, налетев на кочку или сук какой, притаившийся под снегом… Но большинство русичей успевает благополучно скатиться вниз, охватив, считай, весь татарский обоз на всю его протяженность — и тут же бросаются они на ворога, подняв над головами секиры!

Вскипает яростная схватка — кипчаки и тюрки яростно рубят орусутов саблями, бьют в них из луков едва ли не в упор, укрывшись за телегами! Но после внезапного обстрела атакующих стало едва ли не в два раза больше — и в схватке они свирепее. А привычные к топору руки ополченцев наносят свои удары не реже, чем степняки с их верткими кривыми клинками… К тому же большинство ратников Ратибора обзавелись какой-никакой броней, с трудом подогнанной под широкоплечих, коренастых воев, превосходящих монголов ростом. Но теперь крепкие панцири худесуту хуяг, уже прозванные русичами «куяками», защищают своих новых владельцев от клинков половцев и хорезмийских гулямов, в то время как секиры орусутов легко рубят незащищенную плоть поганых…

Вскоре отчаянная решимость изменила татарам — и уже не слушая арбанаев да джагунов, пока еще живые покоренные попытались бежать. Кто-то ногами, по льду реки. А кто-то же бросился выпрягать лошадей или запрыгивать на немногих скакунов, привязанных к телегам, да поневоле пятящихся от места сечи, от пугающего животных звона клинков и свежего запаха крови… Но все те, кто пытался бежать, попали под очередной град стрел лучников орусутов, специально вставших в хвосте обозной колонны!

Наконец, бойня завершилась — в сущности, схватка не заняла много времени. Потеряв сотню ранеными и убитыми, русичи истребили всех, кого вражеский военачальник отправил за промерзшим мясом. Невольно покряхтывая от усталости, воевода (чай не молодец, столько отмахать на лыжах!) обратился к воям, отдавая простые, доступные указания:

— Все телеги вытащить на берег и сжечь. Как земля прогреется, выкопать общую могилу для наших, похоронить. Хотя б зверье не дотянется, а там уж приведем батюшку, прочтет за упокой… Все тушки, что поганые сумели вырубить, берем с собой, и сами добываем, сколько сможем — а после уходим в лес, на ночевку. Завтра с первыми лучами солнца возвращаемся к Пронску…

…- Ждан, от этого зависит… Да, пожалуй, от этого зависит все. Постарайся привести ратников Ижеславца как можно быстрее — мы будем зубами держаться, но и татары станут атаковать бешено! Им ведь скоро вновь будет нечего жрать — а отступить без лошадей некуда. Без воев Ратибора просто не сдюжим…

Не иначе как хранимый Небесными силами бродник, проявивший себя как один из лучших наших разведчиков, действительно умеющий подобраться к врагу скрытно, незаметно да бесшумно, лишь хмуро кивнул мне. А я, не удержавшись, порывисто шагнул к когда-то освобожденному нами пленнику и крепко-крепко его обнял! Куда делись недовольство его подозрительностью, наглостью да насмешками? Исчезли, растворились — ныне передо мной замер верный боевой соратник, не раз доказавший, чего он стоит в схватке, сражавшийся с нами плечом к плечу да выполнявший самые опасные и важные поручения! Например, по захвату языка или снятию вражеских сторож… И Ждан обнял меня в ответ — а отстранившись, молодцевато ухмыльнулся. Впрочем, гораздо мягче и добрее, чем делал это раньше:

— Я вернусь — и приведу помощь! Обещаю!

— Бог тебе в помощь, брат, и Ангела-хранителя тебе в дорогу!

Отвечаю я принятой у местных манерой и непроизвольно начинаю крестить вдруг очень серьезно кивнувшего мне бродника, вскоре обернувшегося к воеводе Мирославу и последовавшего вслед за ним по коридору. И хотя первое мое действие было неосознанным — память носителя, как всегда — но и после я не опускаю руки, а продолжаю крестить соратника и друга, непривычно для себя приговаривая: