Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Том 1 - Дюма Александр - Страница 106

– Правда, – громко ответил д’Артаньян. Но про себя прибавил: «Все-таки эта лисица меня видела и теперь успеет приготовиться!»

Процессия удалилась, и путь был свободен. Портос и д’Артаньян направились прямо к епископскому дворцу, окруженному толпой, которая жаждала присутствовать при возвращении прелата.

Д’Артаньян заметил, что толпа эта состояла главным образом из горожан и военных. Он узнал в этом обычную ловкость своего друга.

В самом деле, Арамис не принадлежал к числу людей, ищущих бесполезной популярности. К чему была ему любовь ни на что не нужных приверженцев? Женщины, дети, старики, эти обычные спутники пастырей, не составляли его свиты.

Десять минут спустя оба друга переступили порог епископского дворца.

Арамис вернулся точно триумфатор. Солдаты салютовали ему оружием как начальнику, горожане кланялись скорее как другу и покровителю, чем как главе церкви. В Арамисе было что-то напоминавшее римских сенаторов, в домах которых всегда толпились клиенты.

У самого подъезда он полминуты совещался с каким-то иезуитом, который, желая говорить с ним доверительно, сунул голову под балдахин. Наконец епископ вернулся к себе. Медленно затворились за ним двери, и толпа рассеялась, но пение и молитвы еще звучали.

Был прекрасный день. К морскому воздуху примешивался аромат земли. Город дышал счастьем, радостью, силой.

Д’Артаньян точно чувствовал присутствие незримой всемогущей руки, которая создавала эту силу, эту радость, это счастье, разливая всюду аромат.

«О! – мысленно сказал он себе. – Портос накопил жира, у Арамиса прибавилось величия».

XXIV. Величие ваннского епископа

Портос и д’Артаньян вошли через особую дверь, известную только друзьям епископа.

Само собою разумеется, что проводником был Портос. Достойный барон везде чувствовал себя как дома. Но в покоях его преосвященства епископа ваннского Портос, образцовый солдат, привыкший почитать то, что, казалось ему, стояло на нравственной высоте, и молчаливо преклонявшийся перед святостью Арамиса, вел себя сдержанно. Эту сдержанность д’Артаньян отметил в обращении Портоса со слугами и домочадцами Арамиса. Однако она не мешала Портосу задавать им вопросы, и друзья узнали, что епископ только что вернулся и сейчас появится в домашнем кругу, менее величественный, чем перед паствой.

Действительно, через четверть часа, в течение которых д’Артаньян и Портос смотрели друг на друга, открылась дверь залы, и появился епископ в домашнем облачении.

Арамис шел, высоко подняв голову, как человек, привыкший повелевать; край его суконного фиолетового одеяния был приподнят. Рука упиралась в бедро. Он не сбрил своих тонких усов и остроконечной бородки, по моде эпохи Людовика XIII.

Когда он вошел, в комнате распространился тонкий аромат его духов, всегда одних и тех же у элегантных людей и женщин большого света, так что создается впечатление, что это благоухание свойственно им самим.

Однако в духах Арамиса чувствовалось еще что-то церковное, отдававшее ладаном; аромат этот не пьянил, он проникал в человека, не ласкал чувства, а вызывал почтение.

Войдя в комнату, Арамис, не останавливаясь ни на мгновение, не произнеся ни слова – любые слова показались бы излишними в такую минуту, – подошел к переодетому мушкетеру и сжал его в объятиях с такой нежностью, в которой самый подозрительный человек не обнаружил бы холодности или притворства.

Д’Артаньян также горячо обнял его.

Портос схватил нежную руку Арамиса своей громадной рукой, и д’Артаньян заметил, что Арамис протянул колоссу левую руку, как, должно быть, всегда делал. Портос, наверное, десятки раз причинял боль его пальцам, унизанным перстнями.

Покончив с приветствиями, Арамис посмотрел прямо в лицо д’Артаньяну, предложил ему стул, а сам сел в тени, предоставив свету падать на лицо собеседника. Эта уловка, обычная для дипломатов и для женщин, весьма напоминала прикрытия, которых ищут противники на поединках.

Д’Артаньян понял намерение Арамиса, но не показал виду. Он знал, что попался, но именно поэтому чувствовал себя на пути к открытиям. Он был старым воякой и не боялся мнимого поражения, надеясь извлечь из него все выгоды.

Первым заговорил Арамис.

– Ах, дорогой друг, милый д’Артаньян! – сказал он. – Какой радостный случай!

– Этот случай, мой почтенный товарищ, я назвал бы дружбой, – ответил д’Артаньян. – Я вас отыскал, как всегда, когда мне хотелось предложить вам какое-нибудь предприятие или когда у меня было несколько свободных часов, которые я мог посвятить вам.

– А! – без всякого подъема произнес Арамис. – Вы искали меня?

– Ну да, дорогой Арамис, – вмешался Портос, – и вот доказательство: он нашел меня в Бель-Иле. Правда, любезно?

– А-а… – протянул Арамис, – в Бель-Иле…

«Ну вот, – подумал д’Артаньян, – мой простодушный Портос, сам того не подозревая, начал обстрел».

– В Бель-Иле? – спросил Арамис. – В этой дыре, в этой пустыне! Да, это действительно любезно.

– А я сообщил ему, что вы в Ванне, – все тем же тоном продолжал Портос.

Д’Артаньян улыбнулся тонкой, почти иронической улыбкой:

– Ну нет, я и сам знал это, я только хотел посмотреть…

– Что?

– Жива ли еще наша прежняя дружба; забьются ли при свидании наши сердца, огрубевшие от старости; вырвется ли еще из них радостный крик, которым приветствуют друзей.

– И что же? Вы должны быть довольны! – сказал Арамис.

– Так себе.

– Почему?

– Портос мне сказал: «тсс!», а вы…

– Что я?

– А вы меня благословили.

– Что делать, мой друг, – с улыбкой проговорил Арамис. – Благословение – величайшая драгоценность бедного прелата.

– Полноте, друг мой!

– Уверяю вас.

– А между тем в Париже говорят, что Ванн – одно из лучших епископств Франции.

– А, вы говорите о благах временных? – с рассеянным видом заметил Арамис.

– Понятно: ведь я ими дорожу.

– Тогда поговорим о них, – с улыбкой произнес Арамис.

– Вы признаете, что вы один из богатейших французских прелатов?

– Дорогой мой, раз вы заводите речь о деньгах, скажу вам, что Ванн приносит двадцать тысяч ливров ежегодного дохода, ни больше ни меньше. В этой епархии сто шестьдесят приходов.

– Недурно, – заключил д’Артаньян.

– Великолепно!.. – сказал Портос.

– Но, – продолжал мушкетер, не спуская глаз с Арамиса, – не навсегда же вы похоронили себя здесь?

– Простите, но я не признаю таких слов.

– Мне кажется, что, живя так далеко от Парижа, человек чувствует себя похороненным.

– Мой друг, я старею, – ответил Арамис. – Столичный шум и суета не годятся больше для меня. В пятьдесят семь лет ищешь покоя и размышлений. Здесь я их нашел. Что может быть суровее и в то же время прекраснее этой страны? Здесь, дорогой д’Артаньян, я нашел противоположное всему тому, что когда-то любил. А в конце жизни необходимо жить не так, как жил в начале. Порой ко мне наведываются удовольствия прежних времен, не отвлекая, однако, меня от забот о спасении души. Я еще живу на земле, а между тем с каждым часом приближаюсь к небу.

– Какое красноречие, мудрость, скромность! Вы – образцовый прелат, Арамис, поздравляю.

– Но, – с улыбкой ответил Арамис, – ведь вы же не для того только навестили меня, чтобы осыпать комплиментами… Скажите: что привело вас сюда? Неужели я так счастлив, что могу оказать вам какую-нибудь услугу?

– По счастью, нет, дорогой друг, – сказал мушкетер. – Ведь я богат и свободен.

– Богаты?

– Да, конечно, не так, как вы или Портос. У меня около пятнадцати тысяч ливров ренты.

Арамис недоверчиво посмотрел на него. Глядя на скромный костюм своего друга, он не мог допустить мысли, что мушкетер разбогател.

Д’Артаньян понял, что пора объясниться, и рассказал о своих приключениях в Англии.

Он видел, как глаза прелата во время его повествования то и дело вспыхивали, а тонкие пальцы трепетали.

Портос же не только восхищался д’Артаньяном, а просто преклонялся перед ним и был вне себя от восторга. Когда д’Артаньян умолк, Арамис спросил: