Вторая жена доктора Айболита (СИ) - Халь Евгения - Страница 4

– Хватит! – мысленно прикрикнул он на себя. – Сейчас не время. День – время работы и забот. А для слез и дрожания рук есть ночь. Когда можно дать волю эмоциям, лежа в постели. Ему говорили, что боль отступит через два года. С тех пор, как погибла его жена, прошло семь лет. Боль и не думала утихать. Она просто научилась прятаться за дневными хлопотами. Зато ночью, как вампир, воскресала.

Вдовец. Какое мерзкое слово! Кто его придумал к чертям собачьим? Шелестящее, шипящее, как паук, который раскорячившись на паутине, ждет жертву. Только разреши себе сдаться. Разреши себе привыкнуть к этим шести буквам, и слово опутает тебя безысходностью. Оно засосет тебя в паутину, серую и мерзкую. И ты сдохнешь, жалея себя, жену, вашу дочку, весь мир вокруг.

– Я не вдовец. Я просто одинокий не по своей воле, – шептал Айболит, глядя в темноту воспаленными от бессонницы глазами.

– Здравствуй, дорогой! – тесть подошел к Айболиту, обнял за плечи и по кавказскому обычаю щедро расцеловал в обе щеки.

– И вам не хворать, Нисим Ирганович! – Иван похлопал тестя по плечу.

Тесть привычно поморщился. Еще много лет назад он требовал от зятя называть его папой, но Айболит так и не смог научиться выговаривать это сложное слово. Он сам рос без отца. Поэтому и привычки к слову не было.

Красная от смущения Маша вышла из-за ширмы в кабинет.

– Ты иди подыши воздухом, дочка, – Нисим махнул рукой в сторону двери. – Нам тут с Айболитом нужно кое-что обсудить.

Девушка покорно пошла к выходу, но на пороге остановилась и бросила на Айболита затравленный взгляд.

– Спасибо, доктор! – шепнула она.

– Пожалуйста, – Айболит постарался вложить в улыбку максимум доброжелательности.

– Ну не томи! Меня сейчас инфаркт хватит! – Нисим рубанул ладонью по горлу. – Как там у нее… всё это женское хозяйство? На месте ли пломба? Родить она сможет?

– Анализы хорошие, – Айболит взял бумажное полотенце и принялся тщательно вытирать руки. – Всё на месте. Но точно никто и никогда ничего сказать не может. Душевное состояние тоже очень важно. У женщин оно вообще определяет все, без исключения, физиологические процессы. Характер женщины – это не набор привычек, а маятник гормонального фона, понимаете? У них всё зависит от гормонов, даже интеллект. Поэтому вы бы не давили на дочь. Иначе может выйти только хуже. Так бывает довольно часто, что вроде бы женщина здорова, а забеременеть не может.

– Правда? – прищурился Нисим. – А иногда они беременеют вопреки. Тебе ли об этом не знать? Одно такое "вопреки" уже семь лет зовётся твоей дочкой и моей любимой внучкой

Леночкой. Я стараюсь не давить. Ты знаешь, дорогой зять.

Нисим не считал его бывшим зятем. У джууров – как называют сами себя горские – нет понятия "бывшие родственники". Если ты один раз вошел в их семью, значит, остался в ней навсегда.

– Вы понимаете, что это, фактически, изнасилование? – резко спросил Айболит и бросил мокрое полотенце в урну.

– Вай, ерунду не говори! – возмутился Нисим. – Изнасилование-шмизнасилование. Тебя что прокурор укусил? Ты мне для того и нужен, чтобы никто этих глупостей не говорил. Никто ее не тронет. Сделаем подсадку ЭКО в Израиле. Ты в этом большой спец, вот и сделаешь. Просто израильтяне страшные бюрократы. Там при подсадке ЭКО нужно пять тонн документов заполнить. Что никто не возражает, что женщина согласна. И еще и психолога могут пригласить. Чтобы он точно вытянул из девочки: не принуждают ли ее? Наши говорят, что горские у них на подозрении. Без психолога у горских ни одно ЭКО не проходит. Мол, знают они про наши обычаи, и эти дуры-феминистки и прочая шушера бдит. Сделать, конечно, ничего не могут, но ставят палки в колеса. Вот ты и проведешь процедуру. Документы наши юристы подготовят. Но ты-то психолога перед ЭКО точно требовать не будешь. Так что никто ни на кого не давит.

Айболит вздохнул. Если сравнивать его тестя с другими, то по горским меркам он, действительно, не давил. Особенно когда Айболит встречался с его дочерью без его согласия. Другой бы за это убил. Но тесть предпочёл всё скрыть. Умный мужик, он понимал, что жизнь изменилась, и старался лавировать между новыми временами и старыми обычаями. Да так, чтобы никто ни о чем не догадался. А еще Айболит точно знал, что свою старшую дочь Нисим Ирганович Амирамов любил больше, чем многовековые традиции. В отличие от своего единственного сына Рафаэля, который, несмотря на молодость, словно шагнул в Москву из средневековья.

Айболит задумчиво посмотрел на дверь, за которой скрылась Маша. Его жена Диана была такая же тоненькая и испуганная в тот день, что навсегда изменил его и ее судьбу. Когда Иван подошёл к ней в вестибюле медицинского института.

Айболит, восемь лет назад

 Диана торопливо бежала по огромному вестибюлю, дробно стуча каблучками полусапожек. Белый пушистый свитер плотно облегал тоненькую фигурку, юбка в крупную шотландскую клетку открывала острые и какие-то беззащитные коленки. Тяжелая коса оттенка молочного шоколада никак не хотела ложиться под капюшон белого полупальто. Диана торопливо набросила пальто на ходу, одновременно пытаясь завязать шарф, чтобы выйти в промозглую московскую осень. Широкие соболиные брови девушки были озабоченно нахмурены.

Там, снаружи, ее уже ждал брат Рафаэль, нетерпеливо сигналя и ругаясь с проезжающими мимо водителями. Он был младше сестры, но чувствовал себя мужчиной, который должен следить за сестрой и охранять ее. Каждый день он приезжал за Дианой в институт, поэтому Иван постарался перехватить ее в вестибюле.

Времени было в обрез. Иван достал из-за пазухи розу. Одну-единственную, зато очень красивую: алую и на длинном стебле. На большее денег не было. Он учился на последнем курсе и одновременно подрабатывал в больнице и на скорой.

Диана растерялась и улыбнулась. Иван давно заметил, что она украдкой бросает на него осторожный взгляд, когда они сидят вместе на лекциях. А при первом посещении анатомички в морге она попыталась рухнуть в обморок. Тогда он оказался рядом и подхватил ее, не давая упасть. Безвольной куклой обмякнув в его руках, Диана открыла миндалевидные карие глаза с длинными ненакрашенными ресницами и восхищенно посмотрела на него. Тогда-то он и пропал. Сердце Ивана распахнуло его грудную клетку, как незапертую дверь, и намертво прилипло к Диане.

– Ты в порядке? – шёпотом спросил он.

– Да, доктор Айболит, – улыбнулась она.

 И Иван залюбовался искорками, что вспыхнули в ее карих, с золотистым отливом, всегда немного влажных глазах.

– Почему Айболит? – рассмеялся он. – Меня зовут Иваном.

– Нет, Айболитом, – не уступила она. – У меня весь день болела голова, а теперь боль ушла. Так умеет только добрый доктор Айболит.

С тех пор кличка намертво прилепилась к нему.

Эта тихая, нежная и абсолютно несовременная девочка жила в закрытом мире, куда ему не было доступа. Брат или отец каждый день привозили ее в институт и после занятий забирали домой. Ей нельзя было ходить на вечеринки и встречаться с одногруппниками в кафе. Тогда-то Айболит и услышал впервые это странное слово: джууры.

Покопавшись в интернете, он с удивлением выяснил, что среди евреев есть разные общины и многие из них очень далеки от привычных для Москвы Рабиновичей. И что джууры – это горские евреи, выходцы с Северного Кавказа: из Нальчика, Дербента, но есть также большая община в Азербайджане. А главное: что это самая закрытая и загадочная община, которая благодаря этой своей закрытости не только дожила до наших дней, но и прославилась тем, что на плечах двух могущественных кланов успешно держала, как минимум, треть криминальных бизнесов Москвы.

Диана стала его наваждением. Айболит подстерегал ее в библиотеке, коридорах института и в кафетерии. И с ликованием замечал, как радостно вспыхивают ее глаза, когда он оказывался рядом.

Он признался ей в любви между подготовкой к зачетам, вдыхая библиотечную пыль. А она ему ответила шепотом, не поднимая глаз от учебника анатомии, что тоже влюблена.