Нагибатор Сухоруков (СИ) - Кленин Василий - Страница 19

От прочих наставников также поступали противоречивые сведения. Корабельщик и остальные ремесленники также хаяли парня за криворукость. Умение они ценили выше понимания. Аскуатла признал, что парень очень старается, но хорошего лучника из него не выйдет. Пекари и, особенно, тапиры Конецинмайле полюбились, я подкинул мальчишке несколько бихевиористских идей, на которых базируется дрессировка — и Дитя Голода их понял… Но парень не мог проявить должной строгости — эмпат, что поделать. В конце концов, главный животновод Лостицак заявил, что тот зверей балует и попросил забрать. Немного лучше ситуация была у Сына Обезьяны. Он единственный полюбил разговоры с Конецинмайлой, оценил его отличную память, умение не только запомнить, но и понять. Правда, ученик хотел понимать глубже, чем мог объяснить учитель. Вопросы «а почему так?», «а зачем это?» выводили советника из себя.

Единственная, кто была в полном восторге, это Ночка.

— Он всё понял! — с сияющим лицом докладывала мне Ийохали. — За пятерку дней он выучил все знаки! Сейчас он читает быстрее меня!.. Пишет, правда, медленно. Но он так здорово разобрался в знаках, что даже предложил упростить. Две пары знаков отчасти повторяют друг друга — их можно объединить. Всё равно читается. Конецинмайла считает, что чем проще — тем лучше. Но самое главное — он объясняет лучше, чем я. Последние дни Дитя Голода не учится, а других учит. И… и он так понятно это делает…

Девушка смутилась, признавая, что кто-то превзошел ее в любимом деле.

— Пожалуйста, оставь его у меня.

С той самой нашей нелепой размолвки она ни о чем не просила меня. Как я ни пытался наладить отношения — хотя бы дружеские — всё натыкалось на стену молчаливой обиды. Когда умерла мать Ночки, я построил для девушки домик на окраине Аграбы. Принцесса уверенно встала на ноги. Она делала чернила (а я обеспечил ее монополией на этот бизнес), даже наняла двух помощниц — и неплохо на этом зарабатывала. Хорошие краски для записей нужны были не только мне. Возле дома, на пустыре, Ийохали соорудила навес, где учила желающих писать. Как я уже говорил, выходило не очень хорошо, хотя, «учеников» я к ней поставлял активно — это было и в моих интересах.

Но она всегда оставалась сама по себе. И даже не обращалась ко мне. А тут… Я почувствовал болезненный укол ревности.

— Мне надо будет изучить его способы обучения. Вероятно, Дитя Голода будет полезен в твоем деле. Но он не будет служить только у тебя.

Только вот где… Конечно, нельзя разбрасываться таким сокровищем и оставлять его на роли «училки начальных классов». Я не могу себе позволить так транжирить ценными кадрами. Но как применить этот талант? Дитя Голода явный интеллектуал, у которого голова слабо соединена с руками. И, если бы у меня имелась академия наук, я бы точно знал, куда его определить. Но вышло так, что пока все мои помощники занимаются прикладным трудом. Нет чистых теоретиков. И в любой сфере Конецинмайла оказывается полезен только наполовину.

Вопрос висел над головой, а жизнь уже подкидывала новые задачки. Я возвращался ко дворцу и увидел, что возле входа накапливалась толпа. Ну, не прям толпа, а с десяток взволнованных, галдящих людей.

«Уже бунт?» — удивился я.

Люди заметили меня и кинулись навстречу. Они размахивали восковыми табличками, которые в Излучном активно использовались для временных записей.

— Что происходит? — грозно окрикнул их я (все-таки со мной были Вапачиро и двое золотых, а возле дворца стояли еще шесть стражей).

— Шесть кусков агавовой ткани! — закричал в ответ самый ближний.

— Маиса три мешка, чтобы кормить лесорубов на севере! — вклинился другой.

— Инструменты для каменоломни! — хмуро требовал третий.

— А ну стоп! — я вздел здоровую руку. — Почему ко мне?

Оказалось, что казначей Ннака заболел. Страшной болезнью, что даже не мог подняться и заниматься своими обязанностями. Я не поленился и зашел в гости. Оплывший горец лежал в кровати (перенял от меня старательно), укутанный одеялами, охал, ахал, плакал «володыко, прости», но делал это так театрально, что я не поверил ему ни на миг. И понимал, что Мясо сам хочет, чтобы я это понял.

«Мстит, — решил я. — Не получил назначение в Крыло — и мстит. Мол, не оценил меня, володыко, так и получай! Как дитё… Нет, не случайно от Теплого Ветра пришла просьба назначить новой Правой Рукой Ннаку! Не случайно».

Я же оценил, насколько завишу от хитрого толстяка. Слуги чубатого оцколи оказались отличными исполнителями, но совершенно бесполезными самостоятельно. Они не знали толком, сколь и чего имеется в казне, не знали планов на имеющиеся ресурсы. Толстые папки записей читать они не умели. Ннака окружил себя исключительно функционалами «подай-принеси». На два дня мне пришлось практически забросить все дела и подвязаться завхозом. Просильщики атаковали меня с утра до вечера, и уже через час я понял, что просто выдавать требуемое нельзя. Документов с печатями у нас по понятным причинам не было, так что приходилось полагаться на слово. А для того, чтобы тебя не обманули, нужно было точно знать: где и какие работы ведутся, сколько там реально людей, что им уже было выдано раньше. На счастье, мясовы помощники оказались неплохими соглядатаями. Я посылал их за людьми, которым выдавал ресурсы, и слуги следили, куда уходят богатства владыки. Уже к вечеру двоих жуликов вычислили и публично выпороли.

«А ведь не исключено, что они и раньше приворовывали, — задумался я. — Только прежде это делалось по соглашению с Ннакой».

На второй день я уже чуть получше ориентировался в потребностях Излучного и его окрестностей. Но всё равно вырваться из хранилища не мог. Даже по своим делам принимал людей прямо среди мешков с маисом. По счастью, ничего экстренного, требующего моего участия, за эти дни не случилось. Когда на третий день Ннака поднялся с постели и пришел на «работу» — он весь лучился от удовольствия. Наказал «володыку»! Показал, как я от него завишу!

Действительно, показал. И, видимо, зря. Потому что за последние две малосонных ночи я многое обдумал. И сейчас тоже готов был лучиться от удовольствия. Потому что понял, как одной проблемой нейтрализовать другую — зарвавшегося казначея.

— Велик твой труд, Ннака! — покачал я головой, демонстрируя своё поражение перед горцем. — Даже не подозревал, как нелегко тебе приходится. Я вот думаю, что помощь тебе нужна. Твои помощники слабовато справляются. А у меня есть парень на примете: старательный, страсть просто! Пусть у тебя поработает.

— Еще один нахлебник, володыко! — фыркнул Ннака, чувствующий себя королем положения. — Токма казне убыток, еще одного такого содержать.

— А ты ему назначь половину платы, — посоветовал я. — Все-таки он неопытный, ничего делать не умеет. А на службу его все-таки возьми. Мало ли — опять заболеешь.

Наверное, в свою последнюю часть я влил слишком много двусмысленности — мой оцколи сразу насторожился. Звериное чутье у мужика. Но виду не подал, а только угодливо кивнул.

Я вернулся домой и тем же днём призвал к себе Дитя Голода.

— Нравится ли тебе изучать письменность?

Паренек энергично закивал.

— Тогда останешься у Ийохали и станешь по вечерам помогать ей. Но днем у тебя будет другое задание. Я отправляю тебя служить в казнохранилище. Будешь помощником у Ннаки. Делай всё, что тот велит. Старайся. Не умничай! Это важно. И потихоньку изучай его работу. Самое главное — у Ннаки тоже есть своя письменность. У нее другой принцип: значки обозначают не звуки, а смыслы. Ты должен разобраться в ней. Изучить. Но! Ничего не расспрашивай у самого казначея. Только сам, своим умом.

Конецинмайла сиял! Я подсунул ему интеллектуальную задачу со звездочкой — это ли не пир духа для умника, вроде него! Но парня придется слегка расстроить.

— Я знаю, что Ннака что-то утаивает, что-то присваивает, чем-то делится с сообщниками. С помощью его записей ты должен вычислить эти… преступления. И сообщать о них мне.

Мальчишка сразу запасмурнел. Не очень геройская задача для юного сердца, жаждущего подвигов.