Другой сценарий (СИ) - "Ande" - Страница 24

— Нельзя же так, Коля! Пожилая женщина волнуется, а тебя все нет!

— А в чем дело-то? Договаривались между одиннадцатью и часом. Сейчас и двенадцати нет.

— Нет уж, Николай. Давай договоримся на будущее. Если ты пообещал Софье Игоревне быть между двенадцатью и часом, то не позднее двенадцати ноль одной, изволь быть! Она очень переживает.

Каверзнев, хоть и скользкий тип, но ничего мужик, вроде. Вон как за бабку врубается. А может, боится, что она помрет, и сделка сорвется. Но не похоже. Искренне волнуется. Затем я был препровожден, и удостоен предстать. То ли она поела, то ли некое оживление вокруг, но выглядела Софья Игоревна лучше, чем давеча. Я, не мешкая, вручил Михалычу пачку сотенных. Тот взялся было писать расписку, но я его остановил:

— Не стоит, Евгений Михайлович. Если что-то пойдет не так, то я просто поделюсь этой историей с вашими партнерами на Мира, — я заглянул ему в глаза, и мило улыбнулся.

— Перестань выдумывать, Коля! И давай паспорт. Я схожу, сделаю копию. В ближайшее время поезжай домой, выписывайся на этот адрес. Пойдем в паспортный стол. Я уже договорился.

Имеется в виду, нотариальная копия паспорта. Сейчас еще нет заверенных ксерокопий. Там отдельная бумага, с солидными печатями.

Он достал из портфеля стопку бумаг, и мы с Софьей Игоревной их подписали. Потом он собрал портфель и отбыл. Пообещав вернуться. Ты, Коля, дождись. А потом мы пили чай, и старуха показывала мне семейный альбом. Для посторонних ты, Коля, мой внучатый племянник. Будь любезен знать своих родственников. Фото, конечно, производили сильное впечатление. Гейнгольц — крупный, полноватый мужик, с «лицом бреющегося англичанина». Она, вся такая воздушная и счастливая. Это мы в Ялте, Коля. После свадьбы отдыхали месяц. В тридцать седьмом. Мне здесь двадцать пять. Какие-то, действительно, её и его родственники. Их нет уже, Коля. Война. Да и потом. Она сама из Минска. Закончила здесь университет, и познакомилась с Вениамином Михайловичем. Софья Игоревна! А муж-то у вас, был не промах! Уговорить девушку на пятнадцать лет младше… Ох, Коля, он был велеколепен! Ну и остальные фоты — ого-го. Она с Берггольц. С Пастернаком. С Ахматовой. Он с Курчатовым. С Келдышем. Еще с какими-то людьми. В президиуме. Это заседание Президиума академии, Коля.

— Как же так вышло, что вы совсем одна?

Она неожиданно расплакалась. Сквозь слезы говорила, что уже все знакомые умерли, а она все никак. Глупо себя чувствуешь, в чужой квартире с плачущей хозяйкой наедине…

Возвращаясь домой по Невскому, я рассеянно думал, что старые фото независимо от контекста, все время демонстрирую некий внутренний свет. Которого, может и не было. Но время — такой ретушер!

Еще я думал, что жаль Олега. А сделать-то что? Сказать, Олегыч, тут тебя какой-то боксер грохнет. Ты уж поосторожней… Пхе.

И, занятно, что придумает Сурков? Потому что я взял на себя обязательства, которые пока не смогу выполнить. Можно правда, сгонять в Москву. Там, в поселке Художников, что на Соколе, проворовавшийся чиновник спрятал в спинку кресла пятьдесят тысяч.[1] Смешная история. И нашли их случайно, в нулевые. Но там — почти деревенское подворье. Собака. Тоже та еще история.

Сурков сидел дома, у телефона. Все нормально, Дух. Я все придумал.

Глава 26

Отступление про питерских бандитов

Я, честно говоря, никогда не понимал, с чего это Санкт-Петербург носит статус бандитской столицы? Глупо отрицать, что, как и везде, в девяностые, в Питере было много бандитов. Но, присмотревшись, все время испытывал недоумение. Если коротко, то — какие-то они опереточные и демонстративные. Не говоря о том, что реально, по сравнению с московскими, к примеру — бедноватые.

Хотя, конечно, ребята были крутые. Честно скажу, что я считал себя в девяносто третьем — ого-го каким бойцом. Но однажды, осенним вечером, в питерском ресторане, я ожидал возле гардероба девушку, что отошла попудрить носик. И тут случилась бандитская разборка. Сейчас и не разобраться, что это было. Но в дверь ресторана ввалилось трое. И я ничего не успел понять, как словил в бубен. Теряя сознание услышал только — «Полежи пока». То есть вошедшие в кабак мгновенно оценили ситуацию, сочли меня опасным и положили. Да так, что я и не увидел. А я и вправду в девяносто третьем был хорош…

Нет-нет! И злодейства, и деньги в Петербурге крутились большие. Но это с точки зрения простого обывателя. А с точки зрения макроэкономики — ерунда какая-то. В то время как за Уралом воры брали под контроль чуть ли не отрасли. И борьба там, за Уралом, шла — не чета питерским стрелкам и теркам.

В девяностых несовершенное законодательство вместе с выборочным правоприменением позволяло обвинить и посадить почти любого. А граница между уголовником и простым коммерсантом была настолько размыта, что и сами персонажи не ответили бы, кто они есть.

Так что великий Питер был, как это ни смешно, заурядным и не сильно отличался от остальной страны.

Но имидж у города был — как у самого отпетого места в России. Причем даже те, кто знал, что к чему, попадали под магию термина «Бандитский Петербург».

Собственно об этом я и болтал в новом терминале аэропорта Пулково, построенного на китайские кредиты, со своим приятелем. В начале десятых годов, насколько я помню. Он был пиарщиком, участвовал во множестве избирательных компаний. Наши с ним дети учились в одном классе. Мы и познакомились на классных собраниях. Совместно осаждая еще одного папашу, отца парней-близнецов. А по совместительству — какого-то главного по группе «Стрелки». Мы упорно требовали от него, чтоб он нас познакомил с блондинкой и брюнеткой из «Стрелок». Мы должны подробнейшим образом обсудить с ними пентатонику, Саня! Он виртуозно увиливал, и мы славно проводил время на унылых собраниях.

Встреча вышла случайной. Точнее я сидел, а он вошел в ВИП-зал, пожал мне руку, и воскликнул, показывая рукой вокруг:

— Вот это по-нашему, по-бандисткопетербургски!

Ну, я и спросил, с какого извините, хера, Питер — Бандитский? Ты-то, Паша, уж всяко повидал бандитов.

Он летел в Екатеринбург, кажется. Я — в Москву. Час до моего рейса он рассказывал мне прелюбопытные вещи.

— Дело в том, Коля, что в Санкт-Петербурге никогда не признавали традиционный институт воров в законе. И именно это позволило власти страны сделать его полигоном по отработке взаимоотношений населения и власти.

— Ты слезь с трибуны и попроще.

— Изволь. После ухода коммунистов, город лишился управления. И управлять им стали бандиты.

— Фигня какая-то!

— Конечно! Но как еще заставить работать криминальный капитал в стране, которая в девяносто первом году объявила дефолт?

— То есть бандитам позволили думать, что они управляют, в обмен на инвестиции?

— Можно и так сказать. Хотя, все гораздо сложнее.

Дальше он мне рассказал, что вообще-то, бандиты контролировали прессу и ТВ. И все. Нет, понятно, рынки там, таможню вроде. Но как только они попробовали заняться серьезными вопросами, и оформили собственность на Кириши(Кинришский НПЗ, он же КНОС) и Порт, бандиты тут же и кончились.

А все эти леденящие кровь саги, типа «Бандитского Петербурга» — создавались на деньги бандитов. И Невзоров вещал на их деньги. И сам автор «Бандитского Петербурга», этот Баконин, он же Константинов, вместе с его непримиримым АЖУРом, тоже живет на деньги тамбовских.

— Причём, обрати внимание, Николаша, когда мэром был Собчак, в городе рулили Малышевские, а Невзоров рвал Собчака в каждой передаче. Но как пришёл Яковлев — шишку стали держать Тамбовские, а Невзоров затих. Сам же понимаешь, случайность.

Он заржал.

— Понятно, «Бандитским Петербургом» — Кумарину сотоварищи позволили потешить эго. А что тогда с «Бригадой»?

— «Бригада» — это бездарная попытка сделать «Однажды в Америке» на фоне русских пейзажей. Но заодно ненавязчиво подана мысль, что бандиты это круто, но есть и посерьезней ребята. А «Бандитский Петербург» — про то, что нет никого, кроме бандитов.