Другой сценарий (СИ) - "Ande" - Страница 19

— Как там в Обнинске? — он пришел за мной.

— Все то же, все те же. Нечего мне там делать..

— Это ты все таки виделся со Светкой? Как она сдала сессию?

— Она замуж вышла.

— Бггг. Коль, ты встречался с девушкой, но ушел в армию. Пока ты там защищал её от империализма, она вышла замуж. Следишь за мыслью?

— Да. И что дальше?

— Ничего, уже можно ржать.

Он уселся за стол и принюхался.

— Давай, помешивай, подгорит же!

Уплетая макарошки, он рассказывал как отдохнулось. Если бы не море и мать с сеструхой, я бы там всех на ноль помножил, Коль. Там, рядом с нашим, цэковский санаторий. Патриции, блять. Охрана как у золотого хранилища. Но за десятку — пользуйся пляжем и ништяками. Только смотрят на тебя как на сиволапое быдло, попавшее в круг избранных. А чуть копнешь — мелкая шелупонь при ЦК. Или вообще какой-нибудь директор овощебазы.

— И кому ноем, Сурков? Загорелый, отдохнувший, чего нужно?

— Нужно равенства, как обещали классики.

— Судя по всему, московские телки там тебе не давали.

— Кстати! Может, метнемся на Лесную? Рычкова сдала сессию, и наверняка грустит. А тут ты, такой весь герой, из армии, суровый, но нежный. И говоришь ей — Оля! У тебя нет подружки, а то Суркову скучно?

Оля Рычкова — одна из милых и веселых девушек, с которыми я коротал зиму перед армией.

— А если подружки вдруг нет?

— Тогда, Дух, мы ей объясним, что мы теперь взрослые. И пора попробовать это втроем!

— Забудь.

— Да ладно! Мы никогда не устраивали тройничка!

— Это не случайно, Сурков. У меня есть морковка, что я могу повесить перед твоим носом.

— И что я должен сделать?

— Поедешь на Политехническую, и сдаешь документы. Восстанавливаешься.

— А потом на Лесную?!

— Ну нет. Что это за морковка, на следующий же день…

Сурков учился на факультете гражданского строительства. Туда брали всех. А он был рад свалить из десятиметровой общажной комнаты, где ютился с сестрой и матерью. Будет работать по специальности, и станет весьма успешным девелопером. С другой стороны — неудивительно. Он приятельствовал с тамбовскими.

Я между тем, рассказал ему что виделся с Фредом. И что он обещал организовать нам вызовы в Финляндию. Потом сходил, принес подвеску. Положил перед ним.

— Сколько, говоришь?

— В этом виде, без документов, максимум миллиона четыре.

— Охуеть! — он неожиданно встал, подошел к окну и провел одним из камней по стеклу.

— Дебил, бля! Вот тогда пойдешь завтра и купишь новое стекло. Или стекольщика найдешь!

— Ты знаешь, и вправду алмаз.

Потом мы обсудили ближайшие планы. Ну, что нужно притащить на новоселье рыбачек Свету и Лену. В «Октябрьском» выступает «Форум», они не устоят. Погуляем полночи. Посмотрим мосты. Опять же, нужно домой съездить. Припашем Иву катать нас на лодке по заливу. Господи, это так приятно, ничего не делать. Кому не делать, а кому и учить Историю экономических учений. Меня, Сурков, предупредили, что не дай бог завалю.

— Слушай, ну нахер нам учится?

— Иди работай. Я знаю, ты хочешь быть сантехником. Или не станешь сдерживаться, и на овощебазу?

— Зануда, бля.

Потом мы долго обсуждали запасной вариант. Уход через границу. В Союзе приглашение от родственников ничего не значит. И если у какого-нибудь мелкого начальника, будет дурное с бодуна, он запросто завернет поездку. А терпеть это душное безвременье не было сил даже у неунывающего Суркова. Проблема была простая, он чувствовал себя готовым на многое. А все, что ему сейчас мог предложить Союз — мелкая должность в жопе мира, и тихо, или громко спиваться. И ни в коем случае не определять свою жизнь самому. За тебя все решат. Я так понимаю, именно об этом будут тосковать плакальщики по СССР. За тебя все решают.

— Там, Коля, от погранцов мы уйдем. Главное, чтоб они за помощью к нам в часть не обратились. Эти нас возьмут.

— А могут обратиться?

— Бывало. Пока я служил, один раз обращались. Студентики хотели свалить, и в потеряшек играть вздумали. Но они переборщили. Везде засветились, а потом пропали. Ну, выделили отделение и отловили. За семь часов нашли.

Жизнь в Союзе сейчас настолько унылая, что народ уже пустился во все тяжкие. Воровство — эпическое. Даже в «Правде» периодически рассказывают про миллионные хищения. Это еще задолго до узбекских и прочих дел. Всеобъемлющий дефицит бесит население уже всерьез. Так что свалить на ближайшие лет восемь — вполне здраво.

Вот об этом всем мы и разговаривали почти до часу ночи.

— Не ссы, Сурков. Так продолжаться не может. Года через три потихоньку начнется. А лет через пять — шесть можно будет вернуться.

— Да хули мне ссать? Я только не понимаю, чем мы там будем заниматься?

— Спокойно, я все продумал. Стриптиз-шоу «Стринги её мечты». Прожектор рассекает темноту, и освещает тебя, стоящего на подиуме, возле шеста, в клубах дыма. На тебе только стринги — это такие плавки, закрывающие только член. Ты гибко поворачиваешься к публике жопой. И начинаешь завораживающе грациозно шевелить голыми ягодицами. Левой — правой, левой — правой… Весь зал, заполненный женщинами, страстно стонет… А?!

— А что в это время делаешь ты?

— Я в это время помогаю женщинам, что не в силах сдержаться.

— Ну уж нет! Ты будешь русским ракетчиком — мастром пахопашного боя. Во время моего выступления, будешь ходить по залу, и членом открывать дамам бутылки! Сборы и посещаемость будут запредельные! И никак иначе!

В общем, спать я ушел сильно заполночь. И совершенно безжалостно разбудил Суркова в восемь утра. Это только кажется, что дел нет. А присмотришься, конца-края не видно.

Он пришел на кухню без сознания и не открыв глаза.

— Дух, я хочу омлет, самый крепкий кофе, и сигарету.

— Правда? А я хочу ракетный ранец, прекрасную блондинку, и восемь кубиков пресса! А то всего четыре, и те какие-то неправильные.

Как назло, испортилась погода. Я вспомнил, что июль будет дождливый. И наши планы вкусно отдохнуть под угрозой. Поделился с ним опасениями. Сурков заявил, что ничего не знает. Разврат состоится при любой погоде! И не пытайся соскочить!

Но кусочек неба, в окне кухни, выходящей в питерский колодец-двор, не внушал оптимизма.

В общем, вот тебе, Серега, ключи. Я поехал в институт. А потом сгоняю на Ржевку.

Глава 21

С момента вселения Суркова в квартиру, время приобрело объем и наполнилось.

Кроме важнейших дел, типа разврата, и употребления алкоголя, в компании сомнительных парней и девушек, было много всякой ерунды.

Сурков нашел нам работу. «Подвешенный» — так называется сейчас в Питере этот тип трудовых отношений. Имеется в виду, что ты только числишься работником. Но, работает и получает зарплату другой человек. При кажущейся простоте, дело тонкое. Достаточно сказать, что в некоторых случаях «подвешенный» еще и доплачивает. Но это не про нас. Мы с Сурковым устроились сторожами на базу Ленмосттреста, что на Глухоозерском шоссе.

Основной работник, со смешным именем Густав — студент ЛИИВТа. Оборудовал в сторожке для себя жилье. Покинуть его он не согласился бы и под угрозой расстрела.

Не только студенты, но и творческая публика сейчас с удовольствием работает на такого рода работе. Цой, вроде бы кочегарит на «Камчатке», что на Охте. Рекшан — жэковский кочегар в Ораниенбауме. Гаркуша подрабатывает ночным ремонтом путей в метро. То самое поколение дворников и сторожей. Быть мелкими и бессмысленными клерками, желания нет. Но закон о тунеядстве вполне применяется. И народ идет на ухищрения.

Но у нас другой интерес. Нам, в случае вопросов, нужно показать реальный заработок. Так что мы потратили пару дней на оформление, слоняясь по тресту, что сейчас недалеко от метро Чернышевская. Огромное, запущенное здание, до третьего этажа — солидное и респектабельное. А выше — с загаженными сортирами, заплеванными лестницами, и облупившейся краской. Это вселяло надежду, что до нас никому нет дела. Хотя, второй, директорский этаж мне понравился. Он не только ухожен и опрятен. Но и с настенной агитацией. Там я выяснил, что мы с Сурковым теперь работаем в организации, в том числе отвечающей за развод мостов. Что лично меня наполняло гордостью. Я так и говорил девицам, с которыми мы знакомились, что я — главный по разводу мостов в городе.