Смерть меня не найдёт (СИ) - Летова Ефимия - Страница 78

Кот упирается, вцепляется в меня — его острые загнутые когти, впившиеся в живот, тоже не более чем иллюзия, и я стряхиваю его с себя без особых усилий. Страшное на вид, но беззащитное, безобидное, в общем-то, существо.

А Лигран, красивый до судорог, опасен.

— Того вон, в рясе! Убери его отсюда, ну! — несу, сама не зная, что.

Пусть я сошла с ума, сейчас это неважно. Лигран наклоняется, протягивает руки к моей шее, как в замедленной съёмке, будто пребывая в ином времени, так же неотвратимо, как время, глядит куда-то вбок, сквозь меня, а я вжимаюсь в стылую жесткую стену. Без особой надежды упираюсь руками в его грудь, но донум — теперь-то я знаю, заимствованный, едва ли не украденный — не работает. Если бы не ладони мужчины, почти чувственно скользящие по моим рукам, не сжимающиеся на шее стальные пальцы, я могла бы подумать, что он хочет поцеловать меня.

И ведь целовал, совсем недавно…

Может быть, эта томительная, внушающая ужас медлительность каждого его действия говорит о том, что он сопротивляется внушению? Если бы… Я помнила, как быстро сломал мою волю Верховный жрец, моментально. Противодействие казалось немыслимым.

Вот так глупо, абсурдно, нелепо Лигран меня сейчас и убьёт.

Я должна защищаться, хоть как-то, хоть чем-то, тянуть время, разговаривать, кричать, бить ногами, но я ничего, совершенно ничего не делаю. Хотя моя предыдущая смерть оказалась на поверку ненастоящей, всего лишь по большому счёту репетицией, я уже успела перестать её бояться.

— Ты этого не хочешь, — голос сбивается на хрип, а руки цепляются за ромбики в висках, и я срываю их, чтобы в последний раз посмотреть в его настоящее лицо, если доживу до снятия иллюзии.

Наши взгляды встречаются. Как и раньше, как и всегда, я ничего не могу прочесть в его глазах, болотного цвета крапинки лопнули, тёплый шоколад потемнел. Руки, болезненно сжавшиеся на горле, так, что воздух ещё проходит, но едва-едва, начинают мелко дрожать.

— Ты этого не хочешь… Ты — этого — не хочешь!

Я повторяю эту фразу, то про себя, то вслух — звук почти не протискивается сквозь губы, голова кружится. Я должна сопротивляться, должна биться, как вытащенная на сушу рыба, как человек, которого утаскивает на морское дно расшалившийся кварк! А мне до абсурда хочется еще больше прильнуть к его рукам, которые дрожат и вибрируют, словно вот-вот взорвутся.

Он мог закончить со мной ещё целую вечность назад, судя по всему, приказ служителя был вполне конкретен. Но…

Мои руки, всё еще запутавшиеся в его волосах, густых и шелковистых, как из рекламы шампуня, становятся липкими, и, с трудом оторвавшись от его глаз, я смотрю на собственные пальцы — на них пятна густой бордовой крови. И на этот раз это не моя кровь.

А в следующий миг стальная хватка рук разжимается, и я тут же отползаю вдоль стены, как полураздавленный жук, хриплю, кашляю, чувствуя, как саднит и ноет горло, заживо горят лёгкие. От слабого прикосновения к плечу инстинктивно дёргаюсь, не переставая жадно втягивать воздух. Лигран пошатывается, будто сейчас упадёт, но тут же восстанавливает равновесие, направляется в сторону служителя, склоняется над ним.

Кажется, мы живы. Кажется. Кот, отчего-то полностью сбросивший иллюзию, то есть совершеннейший голый скелет насыщенно молочного цвета, снова залезает мне на колени, я обхватываю его одной рукой и прижимаю к груди. Отыскиваю глазами так не вовремя появившегося служителя, не зная, чего ожидать: полуобглоданный некрокотищей труп? Но служитель явно жив, сидит в до боли знакомой коленопреклонной позе, мерно раскачиваясь влево-вправо, как маятник, судя по всему, не замечая более ничего вокруг.

Неужели в этом магическом мире какой-то кошачий скелетик способен ввести в такой транс? И надолго ли его хватит?

Лигран подобными вопросами не задается, протягивает руки — на расстоянии, возможно, их дрожь мне только чудится, массирует бритоголовому виски — и тот безвольно оседает на пол. Гуманно, что ж. Не знаю, что бы я сделала, будь на его месте и имей его возможности. Возможно, проткнула бы эти самые виски насквозь — так, чисто от нервов и для профилактики подобных садистских фокусов в дальнейшем.

— Камилла? — наконец, мой гуманный некромант, только что чуть не свернувший мне шею, возвращается ко мне, двигаясь осторожно, словно охотник, приближающийся к раненому кабану.

Ну и сравнения приходят мне в голову!

Я нервно смеюсь, горло вновь схватывает болью, смех переходит в кашель. Сейчас бы воды, иначе придётся объясняться жестами. Успокаивать Лиграна, что всё в порядке, что он ни в чем не виноват, что…

А Лигран и не думает вырывать на себе волосы и кромсать на груди рубаху. Переводит всё ещё слегка затуманенный взгляд на топчущегося по мне кота:

— Откуда… это?!

— Это Ксамурр, — снова истерически хихикаю. — Мой хвостатый, немножечко мёртвый, но верный друг.

— Умертвие? В Центральном храме?

Я пожимаю плечами. Изумление Лиграна мне не очень понятно, ну, скелет, ну, в храме, но ему-то не привыкать! Лучше бы прощения просил на коленях — бессмысленно, но хотя бы красиво.

— Что тебя удивляет? Ты же поднимал животных тогда, на заднем дворе…

— Те были свежие, только со скотобойни, можно считать, повезло, да и к тому же под открытым небом, а не под сводами храма… Здесь я не уверен, что смог бы так легко, тем более, умертвие, которому уже не меньше декады лет, судя по костям…

— Он хороший и послушный, — Ксамурр по-прежнему открывает пасть в беззвучном шипении, а я невольно думаю, что даже в каком-нибудь фантастическом фильме плод труда целой группы гениальных программистов не двигался бы так органично и естественно, как это самое что ни на есть реальное создание. — Тише, он свой!

Котяра закрывает клыкастую пасть, тычется лбом в ладонь. Смотреть в его безглазый череп немного жутковато, но, в конце концов, на моей родине, по крайне мере, в просвещенных странах процветает бодипозитив. Без глаз, без кожи, без мяса… зато сердце доброе и храброе. Гипотетическое сердце, конечно.

— Почему он тебя слушается?! — настойчиво спрашивает Лигран, рассеянно стирая по шее вытекшую из уха кровь. — У тебя нет донума некромантии. Когда он к тебе пришёл? Что ты для этого делала? Какую формулу призыва произносила?

— Какие формулы?! Ничего я не делала, и в мыслях не было. Он появился после казни, прямо в морге. Он со мной везде ходил, а больше никому не показывался, боялся, наверное. Но вообще-то я увидела его в первый раз ещё в своём мире. Можно сказать, я из-за него тут и оказалась… — всё это действительно звучит странно, хотя — не более странно, чем прочее, со мной произошедшее. — Он хороший и безобидный! — торопливо добавляю я, вдруг испугавшись за преданного котейку. И тут же вспоминаю о главном:

— Фелинос!

Неуклюже пытаюсь подняться с пола — Лигран подхватывает меня под руку. Не отпускает, проводит пальцами по шее. Наверное, она вся в синяках, хотя если сравнивать с трупными пятнами это такие мелочи.

Он мог бы сказать мне, что чувствует сейчас, глядя на эти кровоподтёки, но кровавая дорожка на его шее всё же говорит куда громче любых слов. И моё ответное прикосновение — это тоже сильнее, чем обмен брачными обетами.

Так мне кажется.

* * *

Отворачиваюсь и нахожу изображение киртана среди тараксумов. Надавливаю на камень, извлекаю костяной футляр, протягиваю Лиграну.

— Вот, реликвия хранилась здесь. Агнесса открывала шкатулку и видела её, но потом закрыла и убрала обратно. Ничего она не крала и не собиралась красть, уверена. И вообще, в вашем фелиносе нет ничего особенного, это всего лишь…

— Нет, — быстро перебивает меня Лигран. — Не надо говорить, я не имею права это слышать.

Ох уж эти законопослушные иномирные граждане! Человеку, родившемуся в России, никогда их не понять.

— Так значит, ты думаешь, он до сих пор где-то здесь? Фелинос?

— Не сам же он ушёл в бега! Или где-то здесь, или его взял кто-то другой. Других вариантов нет.