Смерть меня не найдёт (СИ) - Летова Ефимия - Страница 64

Конечно, бывает.

Глава 59.

Я поднялась с крыльца травяной лавки и по совместительству дома Агнессы и пошла по направлению к морю. Направление определяла интуитивно — и безошибочно.

Пусть я уже была на побережье, даже покаталась на кварках, как мечтала Агнесса, но мне отчего-то захотелось очутиться там снова — просто в память о ней.

"Не хорони её раньше времени, — сердито сказала себе. — Кто знает, может, она разгуливает сейчас по твоему городу, живёт в твоей квартире и в отличие от тебя бесконечно радуется свободе ото всех этих людей, каждый из которых любил её по-своему, но ни один не сделал счастливой?".

Воспоминаний становилось всё больше, а дней — всё меньше. Отчего-то казалось, что собственно фелинос и кража оного не оставили в душе Агнессы такой ощутимый след, как тот вечер, когда они встретились с Лиграном в доме утех. Судя по всему, Агнесса так и не узнала, что именно привело королевского следователя в местный бордель не раньше и не позже, а именно в самый неподходящий момент: то ли донос об употреблении запрещённых законом дурманящих веществ, то ли — те самые свидания "со своим товаром", поскольку жрицы продажной любви состояли на строгом королевском учёте, и встречи с нелегализованными дамами на территории домов утех категорически воспрещались по ряду причин, то ли что-то ещё, но судьба жестоко посмеялась над несчастной маленькой лавочницей. Лигран вошёл именно в ту комнату, где была она.

Голая, чувствующая себя бесконечно грязной, понимающая, что после такого целитель никогда к её дому не подойдёт и на полсотни декад шагов, Агнесса всё же заставила себя подняться. И хотя глаза следователя, который тут же отвернулся, выгнал всех забежавших за ним стражников, вытолкнул судорожно что-то причитающего целителя и бросил ей на кровать платье и шаль, остались совершенно бесстрастными, она, одеваясь, прикусила щёку, и только ржавый вкус крови во рту немного привёл её в чувство.

"Слишком много крови на сегодня", — подумала Агнесса с истерическим смешком, впрочем, не прорвавшимся сквозь плотно сомкнутые губы. Кровь матери на платье. Её собственная кровь. И если она хоть что-нибудь понимала в когда-то бедном студенте, а ныне королевском следователе Лигране, толика крови сладострастного целителя несомненно прольётся тоже, и не безболезненно для последнего.

Не сказав ни слова, она оделась и встала около кровати, неловко прикрыв одеялом постыдные пятна на простынях, мечтая только о том, чтобы остаться одной, вымыться и уснуть.

— Девку с волосами, как киртан, куда девать, лирт следователь? — крикнул кто-то за стенкой.

— Девушку отпустить, — холодно ответил Лигран. Голос он не повышал, но его услышали.

— Но…

— Отпустить.

Рассматривая пол под ногами, Агнесса прошла мимо Лиграна.

— Стой.

Остановилась, так же безжизненно, как заводная кукла. Лигран подошёл к ней и сунул в руку небольшой, но тяжелый мешочек.

Монеты.

— Иди.

И она спустилась по лестнице мимо стражников, сидящей на кожаной софе лирты Мелинды, и пошла к себе.

Мать дотянула и до утра, и до следующего дня, когда Агнесса нашла другого целителя, не такого именитого и даровитого, как первый, но лучше, чем их местный, и оплатила полученными от Лиграна деньгами его визит. Мать он не вылечил, конечно, но состояние ей облегчил, правда, честно предупредил, что ненадолго.

Агнесса была рада и этому.

* * *

До моря мы с Ксамурром дошли к самому рассвету. Сели на песок и смотрели на медленно выкатывающуюся Луаву.

— Вот и море, — сказала я, будто обращаясь к Агнессе, которая не могла меня слышать в силу её отсутствия в этом теле, но мне почему-то было важно это сказать.

Волна накатывала за волной, самая обычная вода, чуть пенящаяся, умиротворяющая. Свежий солёный воздух. Бедный Март, ищет меня, волнуется, надо идти обратно. Жаль, что он тоже не хочет — или не может — мне поверить. Ему я могла бы рассказать обо всём, довериться, может быть, поплакать без слёз, уткнувшись в шею. Кот — это хорошо, вот только животное — оно и есть животное. Кот не ответит, а Март бы меня обнял, утешил. Согрел бы, даже в этом теле.

Лигран помнил ту Агнессу, настоящую, а Март… был только моим.

Ксамурр внезапно вздыбился коромыслом и зашипел, точнее — беззвучно, но гневно открыл зубастую костяную пасть. Опытным путём было выяснено, что никаких звуков, кроме отрывистого мурканья, кот издавать не способен.

— Ты чего опять? — я протянула руку к костяной спинке, инстинктивно желая успокоить, погладить, но кот против обыкновения не дался — отскочил в кусты, полосу густой рубино-зелёной растительности, идущей по кромке дикого пляжа, но при этом неотрывно смотрел на меня.

— Я так не понимаю! — пожаловалась я, поднялась на ноги, нехотя, сделала шаг в сторону кустов…

И внезапно упала лицом в прохладный влажный зернистый песок, руки и ноги перестали слушаться.

Не-ет, нет, нет, только не это, Единая!

Белые лучи Луавы потускнели, почернели, словно внезапно наступило полное затмение.

* * *

Кажется, над моей головой больше нет неба, а только каменные своды, до зубного скрежета напоминающие Центральный храм Единой. Я моргаю глазами, пытаясь понять окончательно: храм или небо? Небо или храм?

Взгляд с трудом фокусируется на неторопливо приближающейся фигуре. Фиолетовое жреческое одеяние, длинные сиреневые волосы, размытый овал лица. Жрец.

Хмыров верховный жрец!

Чёрт, чёрт, чёрт! Где же ты, вездесущий супергерой-следователь, где же ты, необыкновенный донум разрывателя пространства… Но следователь, похоже, не просто взял выходной, а ушёл в отпуск до апокалипсиса, что же касается донума, на моей шее — тяжёлый каменный ошейник, очевидно, тот самый, из мезонтита, блокирующий магию. Руки и ноги я чувствую, а вот двигать ими не могу.

— Здравствуй, Камилла.

Сначала я дёргаюсь просто от звука. Потом — от того, что меня назвали по имени, моим настоящим земным именем! И только после осознания этого факта приходит новое.

Голос — женский.

Глава 60.

Сначала я грешу на своё туманное состояние, на то, что слух, как и зрение, ещё не вошёл в норму. Но картинка в глазах постепенно проясняется. Пол фигуры, теперь повернувшейся ко мне спиной, в силу бесформенности фиолетовой хламиды и универсально длинных сиреневых волос, не определяется, но если я ещё не сошла с ума, это однозначно не голос лирта Веритоса. Низкий, глубокий — но женский голос.

Если только жрецы не двуполы, как и их богиня…

Незнакомый голос — и в то же время где-то я его уже слышала, определённо. Не в храме, ни в первом, ни во втором, и не…

Пошевелила пальцами ног, пальцами рук, поморгала глазами, попыталась покрутить головой — голова не поддалась. Не парализована, но и подняться не могу. Надеюсь, я лежу не на алтаре и отвернувшаяся неведомая лирта в данный момент не натирает канифолью ритуальные кинжалы для умерщвления несчастной девственницы и вызова Тираты, так сказать, во плоти для принесения личных извинений по случаю утери её любимой игрушки?

Чем дольше я лежу, тем больше мне не нравится эта идея. Агнесса, вообще-то, уже точно не девственница. Но всё остальное кажется, к превеликому сожалению, весьма вероятным. Пытаюсь откашляться и заговорить — но из открытого, почти оскаленного от усилий рта не вылетает ни звука, как давеча у Ксамурра. А жрица, уже заочно определённая мною в безумные ритуалистки и специалистки по чёрной магии, внезапно оборачивается — и мой безмолвно кричащий рот распахивается еще шире.

Не только голос, но и её лицо мне знакомо.

Земля.

Мой родной город, родной дом, соседний подъезд.

Камилла, ещё на все сто процентов землянка Русланова Камилла, а никакая не лирта Агнесса, пробирается в квартиру бабы Вали, чтобы попытаться забрать с балкона проклятущего кота своей подруги.

И незнакомая женщина без возраста, с такими странными сиреневыми волосами, правда, на тот момент, убранными в тугой пучок, сидящая на диване, её холодный, неприятный, просто продирающий до костей голос: "А что это вы, милочка, в чужом жилище делаете?"