Тело - Кинг Стивен - Страница 44

Поразмыслив, Крис медленно кивнул.

- Мне как-то не пришло в голову взглянуть на вещи под таким углом. Ты, Горди, прямо-таки видишь людей насквозь.

- Хотелось бы мне, чтобы так и было.

- Так оно и есть.

Мы еще немного помолчали.

- Никогда мне не выбраться из этой дыры, - проговорил вдруг Крис с тяжелым вздохом. - Что ж, будешь приезжать из колледжа на летние каникулы, а мы с Верном и Тедди, отпахав семичасовую смену, сможем с тобой встречаться в кабачке у Сьюки: вспомнить былое, да и просто поболтать. Если тебе, разумеется, захочется, только вряд ли...

Он горько усмехнулся.

- Слушай, перестань! Какого черта ты себя хоронишь? - накинулся на него я, стараясь, чтобы в голосе моем звучал металл.

В то же время в ушах у меня были слова Криса: "А может, я это и сделал? Может, я отдал деньги старой чертовке, леди Саймонс, но несмотря на это меня наказали, поскольку они так и не всплыли? А на другой день старая чертовка заявилась в школу в новой юбке..." Передо мною встали глаза Криса в тот момент, когда он это говорил, почти срываясь на крик.

- Я и не собираюсь хоронить себя, дружище, - печально проговорил Крис, - я просто называю вещи своими именами. И хватит об этом.

Мы дошли до перекрестка, где начиналась моя улица, и там остановились. Часы показывали четверть седьмого. У магазина, принадлежащего дядюшке Тедди, остановился фургон с надписью "Санди Телеграм". Водитель в футболке и джинсах швырнул на крыльцо пачку газет. Перевернувшись в воздухе, она шлепнулась последней страницей - с комиксами - вверх. Фургон поехал дальше. Я почувствовал, что нужно сказать Крису нечто крайне важное, но слова не шли.

- Давай "пять", дружище, - устало проговорил он.

- Крис, подожди...

- Пока, я говорю.

Я протянул ему ладонь.

- Ладно, до скорого.

Ответил он уже своей обычной беззаботной улыбкой:

- До скорого. Давай, чеши домой, готовь задницу для порки!

Посмеиваясь и что-то напевая, он отправился своей дорогой. Шагал он легко, как будто вовсе не натер до крови ступни, вроде меня, не протопал несколько десятков миль практически без отдыха, как будто его не искусали комары и слепни. Было такое впечатление, словно он возвращался после увеселительной поездки в роскошный особняк, а не в трехкомнатный домишко (более подходящим словом была бы "хибара") с покосившейся входной дверью и разбитыми окнами, где вместо стекол были вставлены листы фанеры, к подонку-брату, который, вероятно, уже его поджидает в предвкушении трепки, которую задаст "оборзевшему салаге", к неделями не просыхающему отцу... Слова застревают у меня в горле, когда я вспоминаю тот миг. Вообще, я совершенно убежден - хотя какой же я писатель после этого? - что для любви не нужно слов, и более того, слова могут убить любовь. Вот точно так же, если, незаметно приблизившись к оленю, шепнуть ему на ухо, чтобы он не боялся, что никто его не обидит, то зверь в одно мгновение исчезнет в лесной чаще - ищи ветра в поле. Так что слова - это зло, а любовь - совсем не то, что воспевают все эти безмозглые поэты вроде Маккьюэна. У любви есть зубы, и она кусается, любовь наносит раны, которые не заживают никогда, и никакими словами невозможно заставить эти раны затянуться. В этом противоречии и есть истина: когда заживают раны от любви, сама любовь уже мертва. Самые добрые слова способны убить любовь. Поверьте мне, что это так - уж я-то знаю. Слова - моя профессия, моя жизнь.

30

Черный ход оказался запертым, однако мне было хорошо известно, где спрятан запасной ключ. На кухне, тихой и ослепительно чистой, никого не было. Я осторожно повернул выключатель. Что-то не припоминаю, чтобы мне когда-либо доводилось вставать с постели раньше матери...

Скинув с себя рубашку, я засунул ее в пластиковую корзину для грязного белья возле стиральной машины, затем вытащил из-под мойки чистую тряпку и тщательно вытерся ею - лицо, шею, грудь, живот. После этого я расстегнул молнию на джинсах и растер пах, пока кожа не покраснела, особенно в том месте, где присосалась гигантская пиявка. Кстати, у меня там до сих пор маленький шрам в форме полумесяца. Жена однажды поинтересовалась его происхождением, и я совершенно непроизвольно соврал ей что-то, уже не помню что.

Закончив с растиранием, я с омерзением выбросил ставшую грязной тряпку.

Выудив дюжину яиц, я взболтал шесть штук в кастрюльке, добавил туда немного ананасового сока и четверть кварты молока и только присел, чтобы все это проглотить, как в дверях появилась мама с сигаретой во рту. На ней был вылинявший розовый фартук, а тронутые сединой волосы она стянула в тугой пучок на затылке.

- Ты где пропадал, Гордон?

- В поход с ребятами ходили, - ответил я, приступая к еде. - Сначала мы расположились в поле у Верна, но потом решили отправиться к кирпичному заводу. Мама Верна обещала сообщить тебе. Разве она этого не сделала?

- Может, она сказала отцу...

Словно розовое привидение, мама проскользнула мимо меня к мойке. Под глазами у нее были синяки. Она испустила тяжелый вздох, почти что всхлип:

- Почему-то именно по утрам мне так не хватает Денниса... Всегда захожу к нему в комнату, а там пусто, понимаешь, Гордон, пусто...

- Да, я понимаю.

- Он постоянно спал с распахнутыми окнами, а его одеяло... Ты что-то сказал, Гордон?

- Нет, мама, ничего.

- А одеяло он натягивал на себя до самого подбородка, - закончила она фразу и, повернувшись ко мне спиной, уставилась в окно. Меня охватила дрожь.

31

Никто так ничего и не узнал.

То есть тело Рея Брауэра было, конечно, найдено, но ни мы, ни шайка "Туза" Меррила никакого к этому отношения уже не имели. Хотя, быть может, анонимный звонок в полицию, в результате которого труп был обнаружен, и имел прямое отношение к "Тузу", по-видимому, решившему, что так будет безопаснее для всех. В любом случае, родители наши остались в неведении относительно того, где мы были и что поделывали в выходные накануне Дня труда.

Как Крис и предполагал, папаша его еще не вышел из глубокого запоя, а мать, по своему обыкновению, отправилась на это время в Льюистон к сестре, оставив младших на попечении "Глазного Яблока". Тот день и ночь ошивался с "Тузом" и его бандой, таким образом девятилетний Шелдон, пятилетняя Эмери и двухлетняя Дебора оказались предоставленными самим себе.