Сын каторжника - Дюма Александр - Страница 4

В годы своей молодости Милетта вполне могла считаться наиболее совершенным образцом артезианской красоты, и, имея столько оснований стать женщиной привлекательной для многих, она сдержала все надежды, какие сулил ее честный и нежный взгляд, и вышла замуж, как это принято, за человека своего круга, работавшего простым каменщиком.

Грустно, что Провидению не угодно вознаграждать женщин, подобных Милетте, которые прямо ведут свой корабль к гавани, несмотря на подводные камни, и тем самым подают пример подлинной добродетели.

Однако бескорыстие Милетты обернулось для нее несчастьем; в ее замужней жизни с трудом отыщется лишь несколько безоблачных весенних дней, и очень скоро тот, кого она приняла за мотылька, превратился в гусеницу. Несмотря на его бедность, она выбрала его себе в мужья, поскольку он показался ей трудолюбивым человеком. Но он доказал, что семейная комедия разыгрывается в лачугах так же, как и во дворцах с пышным убранством; он показал себя таким, каким и был в действительности: сварливым, грубым, ленивым и развратным, — вот почему из прекрасных глаз бедной Милетты часто лились обильные слезы.

Пьер Мана — так звали мужа Милетты — однажды заявил, что его труд должен лучше оплачиваться в Марселе, нежели в Арле, и предложил жене отправиться в тот город, чтобы поселиться там. Этот переезд дорого обошелся Милетте: она любила край, где родилась и где оставляла всех своих близких. Издалека большой город внушал ей страх и представлялся кровожадным чудовищем, намеренным ее пожрать; но, поскольку ее слезы огорчали старую мать, она подумала, что на расстоянии легче будет скрыть их, убедив ее в том, что она весьма счастлива в браке; и Милетта покорно приняла предложение мужа.

Как верно можно предположить, вовсе не надежда найти более доходное место влекла Пьера Мана в Марсель: он стремился найти там больше возможностей для своей разгульной жизни, ему хотелось также избежать упреков родителей по поводу его поведения.

Вот уже две недели Милетта и ее муж находились в Марселе, однако Пьер Мана так и не развязал свой холщовый мешок с содержащимися в нем инструментами, зато он ознакомился со всеми кабачками, которых было так много на улицах Старого порта, и вернулся оттуда с множеством синяков, доказывавших силу кулаков тех, кто нанес ему побои.

Мы не пересказываем мрачную историю, знакомую каждому, — историю о девушке из народа, связавшей судьбу с негодяем, не имеющей ни развлечений вне дома, ни возмещения этого в виде достатка, ни утешения со стороны своей семьи: подобные картины жизни настолько тягостны, что наше перо отказывается их изображать; скажем только, что Милетта до дна испила свою горькую чашу, что она страдала от голода рядом с этим пьяницей, что она сносила все невзгоды, сопутствующие одиночеству и беспомощности, что она пережила такое отчаяние, какое дает нам представление об аде.

Но чувство долга так глубоко укоренилось в этом прекрасном и благородном создании, что, несмотря на все мучения, ей никогда даже не приходила в голову мысль о возможности избавиться от них. Господь наделил ее сердце добродетелью, как одарил птиц возможностью петь сладкоголосые песни и наделил лифы девушек крылышками из лазурно-голубого газа. Однако настал день, когда даже молитва, единственное утешение Милетты, стала бессильна, чтобы освежить ее изнуренное горем сердце: она упрекала себя за то, что пожелала стать матерью; в поцелуях, которыми она осыпала своего ребенка, посланного ей Небом, одновременно запечатлевались и нежность, и отчаяние, и жалость к судьбе, уготованной маленькому бедному созданию его отцом.

В доме, где поселилось это несчастное семейство, этажом ниже проживал рабочий, являвший собою полную противоположность Пьеру Мана.

Как и муж Милетты, он не отличался ни высоким ростом, ни гордым и решительным выражением лица; он был худощавым, даже щуплым и скорее некрасивым; лицо его носило отпечаток покорности и печали, но все в нем обнаруживало человека трудолюбивого и аккуратного. Он вставал до восхода солнца, и Милетта, уже не спавшая в это время, слышала, как он наводил порядок в своем небольшом хозяйстве, причем столь же тщательно, как это могла бы делать только самая добросовестная горничная. Однажды из-за приоткрытой двери она позволила себе бросить взгляд в комнату соседа и была изумлена царившими в ней порядком и чистотой.

Все обитатели дома единодушно воздавали должное грузчику Полю Кумбу, и только один Пьер Мана упрекал его в глупости и скопидомстве. Он насмехался над его кротким нравом и над его деревенскими вкусами, которые ему самому были известны.

Однажды воскресным утром, когда сосед, с пакетом семян под мышкой, направлялся за город, Пьер стал оскорблять его за то, что он отказался идти вместе с ним в кабак. Милетте, прибежавшей на шум, стоило немалых усилий избавить молодого человека от ее навязчивого мужа, и тогда, при виде их обоих, спускавшихся по узкой винтовой лестнице: наглого зубоскала Пьера и спокойного, но решительного соседа — она со вздохом прошептала про себя: «Почему этот, а не тот?»

В течение трех долгих лет, пока длилось мученичество Милетты, то был единственный грех, совершенный ею, и все же она не раз упрекала себя за него, словно за преступление.

По прошествии трех лет это унылое существование едва не окончилось трагической развязкой Однажды ночью Пьер Мана вернулся домой в ужасном виде. Против обыкновения, он не был совершенно пьяным, а находился в том состоянии опьянения, которое предвещает полную бесчувственность и в котором выпитое вино еще действует на человека возбуждающе. Кроме всего прочего, его избили матросы, а поскольку он слишком кичился своей силой, то испытанное им унижение повергло его в бешенство; он был безмерно рад найти беззащитное существо, на ком мог бы выместить свое раздражение, и обрушил на свою жену удары как бы в ответ на те, что были получены им от матросов. Бедная Милетта настолько свыклась с этим и так часто плакала из-за низости своего супруга, что она уже не могла выдавить ни слезинки из-за своих собственных страданий.

Испытывая скуку от однообразия своих действий, Пьер Мана нашел другое развлечение. Шаря по всем углам, он, к несчастью, обнаружил несколько глотков водки на дне какой-то бутылки; он осушил ее, и вместе с допитой водкой улетучилось то немногое от здравого смысла, что у него еще оставалось.

И тогда в его мозгу родилась странная идея, одна из тех, что сближают опьянение с безумием.

За несколько минут до драки один из матросов, потом избивавших его, рассказал, как однажды в Лондоне он увидел повешенную женщину. Подробности, приведенные в рассказе, захватили слушателей.

У Пьера Мана появилось дикое желание увидеть в действительности такую картину, показавшуюся ему заманчивой.

От мысли до осуществления прошла всего одна минута.

Он отыскал молоток, гвоздь и веревку.

Найдя это, он ничего больше не искал: все необходимое было у него под рукой — и виселица, и вспомогательные инструменты. Его бедная жена ничего не понимала и, удивленно глядя на своего палача, задавалась вопросом, какое еще новое сумасбродство пришло ему в голову.

Пьер Мана, несмотря на свое опьянение, сохранил в памяти все обстоятельства услышанного рассказа и непременно хотел воссоздать все точно.

Он начал с того, что натянул свой собственный колпак на голову жены и надвинул его до самого подбородка; решив, что рассказ матроса не был приукрашен и что на самом деле все выглядит весьма комично, он принялся преувеличенно весело хохотать.

Вполне ободренная живостью своего мужа, Милетта позволила связать ей руки за спиной.

Она не догадывалась о намерениях Пьера Мана до той минуты, пока не почувствовала у себя на шее холод пеньковой веревки.

И тогда из груди ее вырвался страшный крик: она звала на помощь, но в доме все спали. К тому же Пьер Мана приучил соседей к отчаянным крикам своей несчастной жены.

В эту минуту молодой грузчик, проводивший в последнее время за городом не только воскресные дни, но и все вечера, возвращался к себе домой.