Истории Хейвена - Кинг Стивен - Страница 9

Его имя было, кстати говоря, девичьей фамилией его матери, которая принадлежала к тем самым Хиллманам, что поселились в Хэвене, когда еще город звался Монтгомери; и хотя Мэри Хиллман без всяких сожалений превратилась в Мэри Браун - как никак, брак по любви! - ей хотелось сохранить это имя, да и муж согласился. Однако, не проведя и недели в доме, новорожденный для всех стал просто Хилли.

Он рос довольно нервным ребенком. Отец Мэри, Ив, говаривал, что его нервы чувствительны, как кошачьи усы, и что малыш промчится всю свою жизнь как угорелая кошка. Для Мэри и Брайена это сообщение было не из приятных, но, еще на первом году жизни Хилли оно век принималось как непреложный факт. Некоторые дети находят особое удовольствие в покачивании колыбельки; а некоторые - в икании большого пальца. Хилли раскачивал свою колыбельку почти постоянно (при этом заливаясь злобным плачем) и непрерывно сосал оба больших пальца, - причем сосал их столь усердно, что на них выступили болезненные волдыри к тому моменту, когда Хилли исполнилось восемь месяцев.

- Теперь-то он перестанет, - доверительно сообщил им доктор Лестер, осмотрев волдыри, покрывавшие большие пальцы.., волдыри, над которыми Мэри плакала, как над своими собственными. Но Хилли не перестал. Его стремление к комфорту пересиливало боль от кровоточащих пальцев. Со временем волдыри превратились в жуткие мозоли.

- Всю жизнь промчится как угорелая кошка, - пророчествовал, бывало, его дедушка, если подворачивался собеседник (и даже, если таковой не подворачивался; шестидесятитрехлетний Ив Хиллман был прилипчив, как банный лист). - Кошачьи усы вместо нервов, ох! Он заставит попрыгать папочку и мамочку; для Хилли это раз плюнуть.

Да уж, Хилли заставил их попрыгать. По обеим сторонам дорожки, ведущей к жилищу Браунов, стояли деревянные колоды, привезенные Брайеном по настоянию Мэри. На каждую колоду водрузили по клумбе, где и развели цветы и другие растения. В один прекрасный день, когда Хилли было года три, он выбрался из кроватки, где ему предлагалось поспать ("Почему я должен спать, мам?") спросил Хилли. "Потому, что мне надо отдохнуть, Хилли", - ответила его измученная мама), вылез из окна и перевернул все двенадцать клумб. Когда Мэри увидела, что натворил Хилли, она безутешно разрыдалась, совсем как в то время, когда кровоточащие волдыри покрывали его пальчики. При виде ее слез Хилли тоже разревелся (при этом не выпуская оба больших пальца изо рта; но до сих пор не оставил привычку сосать их). Он-то ведь перевернул все клумбы и колоды без всякого злого умысла; просто в тот момент, эта затея показалась ему заслуживающей внимания.

- Ты за ценой не постоишь, Хилли, - сказал тогда его отец. Как в воду глядел. И ведь это было задолго до того знаменательного дня 17 июля 1988-го.

Далее, в возрасте пяти лет, Хилли предпринял катание на санках с обледеневшего спуска; в тот декабрьский денек его вынесло прямо на шоссе. Ему просто не приходило в голову, как он уверял несколько минут спустя свою еле живую от страха мать, что кто-то может проезжать по Дерри Роад; он просто скользил по ледяной дорожке, выходившей прямо на шоссе; так что остается только удивляться, как быстро его снегокат проскочил спуск и оказался на дороге. Мэри видела, как громоздкий бензовоз прогрохотал вниз по девятому шоссе; тут она окликнула Хилли так громко, что в течение последующих двух дней ей пришлось перейти на шепот. В то вечер, теребя Брайена за руку, она рассказывала, что уже видела могильный холмик их сыночка на местном кладбище, - ясно видела и могильную плиту с надписью:

"Хиллман Ричард Браун, 1978-1983 Ушедший слишком рано".

"Хиллииииии!"

Хилли повернул голову на крик матери, прозвучавший громче пожарной сирены, отчего и упал со своих санок, как раз перед тем, как их вынесло на шоссе. Спуск был заасфальтирован, следовательно, и слой льда на нем был довольно тонкий, так что Хилли Брауну никогда бы не сошел с рук подобный трюк, если бы Милосердный Господь не благословил его, как обычно он благословляет наиболее непоседливых, шустрых и неосторожных детей - благословил удачным падением. Хилли сломал левую руку чуть выше локтя и разбил лоб; все это вместо ужасных увечий, на которые он сам себя обрек.

Снегокат вылетел на середину шоссе. Водитель бензовоза Веббер Фюел среагировал раньше, чем успел заметить, что в санках никого нет. Он резко крутанул руль, и его грузовик провальсировал в сугробах с неподражаемой грацией слона, исполняющего роль из балета "Фантазия". Он живописно завалился в канаву и прочно улегся на один бок. Через несколько минут водитель выбрался через свободную дверцу и бросился к Мэри Браун, оставив поверженный грузовик лежать на покрытой снегом полянке; и, подобно мертвому мастодонту, орошать землю, но не кровью, а дорогим горючим, хлеставшим из всех трех открывшихся люков. Мэри бежала к дому со своим потерявшим сознание отпрыском, причитая и заливаясь слезами. В ужасе и растерянности она решила, что его, должно быть, переехали, хотя совершенно отчетливо видела, что Хилли свалился с саней на обочине шоссе.

- Он мертв? - прокричал водитель с округлившимися глазами, бледный, как полотно; волосы буквально встали дыбом... Похоже, он сам был ни жив, ни мертв. - Пресвятая Дева; он мертв?

- Думаю, да, - причитала Мэри. - Похоже, он мертв; ну конечно же!

- Кто мертв? - поинтересовался Хилли, приоткрывая глаза.

- Хилли! Слава Богу! - закричала Мэри, сжимая его. Хилли истошно заорал. Как выяснилось позже, она соединила разошедшиеся концы сломанного левого предплечья.

Следующие три дня Хилли непробудно проспал в госпитале Дерри Хоум.

- В конце концов, это замедляет его развитие, - заявил Брайен Браун на следующий вечер за ужином.

Ив Хиллман, так уж случилось, ужинал с ними в тот вечер; с тех пор, как умерла его жена. Ив Хиллман частенько наведывался к зятю и дочери; по сути дела он проводил у них пять вечеров в неделю.

- Хочешь пари? - пробормотал он с набитым ртом. Брайен поднял на тестя скорбные глаза, но не проронил ни слова. Вообще-то говоря. Ив был прав - это была еще одна причина, по которой он довольно часто вызывал раздражение Брайена. Во вторую ночь своего пребывания в госпитале, когда все дети в педиатрическом отделении уже спали, Хилли решил предпринять вылазку. Как ему удалось проскользнуть мимо дежурной нянечки - остается загадкой; однако факт есть факт. Свой побег он осуществил в три часа утра. Его не удалось обнаружить ни персоналу на этаже, ни персоналу в фойе. Подняли на ноги охрану. Весь госпиталь поставили с ног на голову; администрация, сначала удивленная, а затем перепуганная, металась в растерянности. Родители Хилли были немедленно извещены и примчались, не теряя ни минуты. Многострадальная мать уже привычно заливалась слезами, однако из-за сорванных связок, ее стоны и причитания произносились надсаженным шепотом.