Соратники Иегу - Дюма Александр - Страница 41

Но, войдя к себе, он сразу понял, в чем дело: перед ним стояла сестра.

— Как! — воскликнул он удивленно и встревожено. — Это ты, Амели?

— Да, это я, — отвечала девушка.

Она подошла к брату, и он поцеловал ее в лоб.

— Ты не пойдешь, — спросила она с мольбой в голосе, — не правда ли, мой друг?

— Куда? — спросил Ролан.

— В монастырь.

— А кто говорит, что я туда пойду?

— О! Уж я-то тебя знаю и сразу догадалась.

— А почему ты не хочешь, чтобы я пошел в монастырь?

— Я боюсь, как бы с тобой не случилось несчастья.

— Вот как! Значит, ты веришь в привидения? — спросил Ролан, пристально глядя ей в лицо.

Амели опустила глаза, и Ролан почувствовал, как дрожит ее рука.

— Я полагаю, — сказал Ролан, — что Амели, та, которую я так хорошо знал, дочь генерала де Монтревеля, сестра Ролана, слишком умна, чтобы поддаваться таким нелепым страхам! Ты не можешь верить дурацким россказням о бряцании цепей и мелькающих огоньках, о призраках, о привидениях!

— Если бы я этому верила, мой друг, я бы так не тревожилась. Если даже и существуют призраки, то это бесплотные души, которые не могут испытывать земной ненависти. Да и за что привидению ненавидеть тебя, Ролан? Ведь ты никому не делал зла.

— Ты забываешь о тех, кого я убил на войне или на дуэли!

Амели покачала головой:

— Их я не боюсь.

— Так чего же ты тогда боишься?

Девушка подняла на него свои прекрасные глаза, влажные от слез, и бросилась в его объятия, пряча лицо у него на груди.

— Не знаю, Ролан, — отвечала она. — Но что поделаешь! Я боюсь!

Молодой человек осторожно приподнял ее голову и спросил, нежно целуя ее длинные ресницы:

— Неужели ты думаешь, что завтра я буду сражаться с привидениями?

— Не ходи в монастырь, брат! — с мольбою в голосе воскликнула Амели, не отвечая на вопрос Ролана.

— Это матушка поручила тебе отговорить меня, признайся, Амели!

— Нет, брат, нет, матушка мне ничего не поручала, — я сама догадалась, что ты хочешь пойти туда.

— Ну что ж, если я задумал, — твердо заявил Ролан, — то непременно пойду, так и знай, Амели!

— Даже если я буду тебя умолять, брат, — заломив руки, проговорила девушка, и в ее голосе звучала скорбь. — Даже если буду умолять на коленях?

И она опустилась к ногам брата.

— О женщины, женщины! — воскликнул Ролан. — Непостижимые создания! Ваши слова загадочны, ваши уста никогда не выскажут тайны сердца! Вы плачете, умоляете, дрожите, но почему? Одному Богу известно! Нам, мужчинам, никогда не узнать этого! Я пойду, Амели, потому что так решил, а если я принял какое-нибудь решение, никакая сила в мире не заставит меня отказаться! А теперь поцелуй меня, не бойся ничего, и я шепотом скажу тебе важную тайну.

Амели подняла голову и устремила на брата вопросительный взгляд, в котором сквозило отчаяние.

— Уже больше года, как я убедился, — продолжал молодой человек, — что, на свою беду, никак не могу умереть. Поэтому будь спокойна и не тревожься.

Ролан произнес эти слова таким скорбным тоном, что Амели, которой до сих пор удавалось сдерживать слезы, направилась в свою спальню, громко рыдая.

Услышав, что дверь сестры захлопнулась, офицер затворил свою дверь.

— Посмотрим, — прошептал он, — кому из нас первому это надоест, мне или судьбе!

XVI. ПРИВИДЕНИЕ

На другой день, примерно в тот же час, в какой мы в предыдущей главе расстались с Роланом, он, удостоверившись, что все обитатели замка Черных Ключей легли спать, тихонько приоткрыл свою дверь, затаив дыхание спустился по лестнице, вошел в переднюю, бесшумно отодвинул засов выходной двери и спустился с крыльца. Тут он остановился и оглядел замок. Убедившись, что все спокойно и во всех окнах темно, он решительно отворил ворота.

Как видно, петли были еще днем смазаны маслом; решетка распахнулась без малейшего скрежета и столь же беззвучно закрылась за Роланом, и он быстро зашагал в направлении дороги от Пон-д'Эна до Бурка.

Не прошел он и ста шагов, как послышался колокол в Сен-Жюсте; ему как эхо отвечал бронзовым звоном колокол в Монтанья; пробило половину одиннадцатого.

Молодой человек шагал так быстро, что мог за какие-нибудь десять минут дойти до монастыря. Он не стал огибать лес и направился по тропинке, которая вела прямо к обители.

Ролану с детства были знакомы все прогалинки в Сейонском лесу, и он решил выгадать время. Он без колебаний углубился в лес и через пять минут вышел из него с противоположной стороны.

Пройдя по открытому месту, он оказался у ограды монастырского фруктового сада; на это ушло еще примерно пять минут.

У подножия стены он на миг остановился, потом снял плащ, скатал его и перебросил через ограду.

Сбросив плащ, он остался в бархатном сюртуке, в белых лосинах и в сапогах с отворотами.

Сюртук его был перетянут поясом, за который были засунуты два пистолета. Широкополая шляпа закрывала лицо юноши, бросая на него густую тень.

С той же быстротой, с какой он избавился от плаща, стеснявшего его движения, Ролан стал перебираться через ограду. Он живо нащупал ногой выбоину в стене, ухватился руками за верхушку ограды и перепрыгнул через нее, даже не задев гребня.

Затем он подобрал плащ, набросил его на плечи, застегнул на крючок и, пройдя большими шагами через фруктовый сад, очутился возле небольшой двери, из которой монахи выходили в сад.

Когда он переступал порог этой двери, пробило одиннадцать.

Ролан остановился и сосчитал удары. Потом он медленно обошел весь монастырь, пристально вглядываясь в темноту и прислушиваясь.

Он ничего не увидел и ничего не услышал.

Мрачен и пуст был заброшенный монастырь. Все двери были распахнуты настежь — и в кельях, и в часовенке, и в трапезной…

В огромной трапезной, где еще стояли столы, под сводами носились летучие мыши. Испуганная сова вылетела в разбитое окно, уселась где-то поблизости на дерево, и послышался ее заунывный крик.

— Так! — громко сказал Ролан. — Пусть моя штаб-квартира будет здесь! Летучие мыши и совы — авангард привидений.

В темноте и в мрачном безмолвии человеческий голос прозвучал так необычно и даже зловеще, что содрогнулся бы всякий другой, кроме Ролана, которому, как он сам говорил, был неведом страх.

Он стал искать место, откуда можно было бы охватить взглядом всю трапезную. В одном ее конце на возвышении стоял стол, устроившись за которым, настоятель, вероятно, во время трапезы читал вслух жития святых или вкушал пищу в стороне от братии. Это место показалось Ролану во всех отношениях подходящим для наблюдений.

Здесь он сядет у самой стены, и на него нельзя будет напасть сзади, к тому же отсюда, когда глаз привыкнет к темноте, можно оглядеть все вокруг.

Ролан начал разыскивать какой-нибудь стул, и в трех шагах от стола нашел опрокинутый табурет, на котором в свое время, должно быть, сидел настоятель.

Он уселся за стол, сбросил плащ, обеспечивая себе свободу движений, вынул из-за пояса пистолеты, один из них положил перед собой, а рукоятью другого три раза постучал по столу.

— Заседание открыто! — провозгласил он. — Милости просим, господа привидения!

Те, кому случалось вдвоем проходить ночью по кладбищу или в безлюдной церкви, нередко испытывали благоговение, навеянное окружающей обстановкой, и безотчетно понижали голос. Можно себе представить, какое потрясающее впечатление произвел бы на них резкий насмешливый голос, нарушивший гробовое безмолвие темной трапезной.

Звуки эти, не вызвав эха, какой-то миг дрожали во мраке, потом угасли, замерли, вылетев наружу сквозь отверстия, проделанные временем.

Как и ожидал Ролан, его глаза вскоре привыкли к темноте. К тому же взошла луна, и ее бледные лучи, лившиеся сквозь разбитые окна, ложились на полу длинными белесыми полосами. Теперь он мог разглядеть все предметы в огромном зале.

Хотя Ролан не испытывал страха ни когда проходил по саду, ни когда проникал в монастырь, он все же был настороже и прислушивался к малейшему шороху.