Заповедник и другие истории - Довлатов Сергей Донатович - Страница 29

Мы стояли в прихожей. Я сильно покраснел. Взгляд ее говорил, казалось:

– Смотри, не пропей!

А мой, казалось, отвечал:

– Не извольте сумлеваться, ваше благородие…

У литератора Брянского я просидел часа два. Все темы были исчерпаны. Денег он все не предлагал.

– Знаете, – говорю, – мне пора.

Наступила пауза.

– Я трешку дам, – сказал он, – конечно дам. Только, по-моему, Рид Грачев не сумасшедший.

– Как не сумасшедший?

– А так. Не сумасшедший и все. Поумнее нас с вами.

– Но его же лечили! Есть заключение врача…

– Я думаю, он притворяется.

– Ладно, – говорю, – мы собираем деньги не потому, что Рид больной. А потому, что он наш товарищ. И находится в крайне стесненных обстоятельствах.

– Я тоже нахожусь в стесненных обстоятельствах. Я продал ульи.

– Что?!

– Я имел семь ульев на даче. И вынужден был три улья продать. А дача – вы бы поглядели! Одно название…

– Что ж, тогда я пойду.

– Нет, я дам. Конечно дам. Просто Рид не сумасшедший. Знаете, кто действительно сумасшедший? Лерман из журнала «Нева». Я дал в «Неву» замечательный исповедальный роман «Одержимость», а Лерман мне пишет, что это «гипертрофированная служебная характеристика». Вы знаете Лермана?

– Знаю, – говорю, – это самый талантливый критик в Ленинграде…

С писателем Рафаловичем встреча была короткой.

– Вот деньги, – сказал он, – где расписаться?

– Нигде. Это же не официальное мероприятие.

– Ясно. И все-таки для порядка?

– Вы не беспокойтесь, – говорю, – я деньги передам.

– Как вам не стыдно! Я вам абсолютно доверяю. Но я привык расписываться. Иначе как-то не солидно…

– Ну хорошо. Распишитесь вот тут.

– Это же ваша записная книжка.

– Да, я собираю автографы.

– А что-нибудь порядка ведомости?

– Порядка ведомости – нету.

Рафалович со вздохом произнес:

– Ладно. Берите так…

Конечно, уклонился я от этого поручения. Мои обязанности взяла на себя Тамара Юрьевна Хмельницкая.

Помочь Риду не удалось. Он совершенно невменяем…

Мерзавец Кондрашев

Есть один документ, характеризующий наши литературно-издательские порядки. (Копия снята в Ленинградском обкоме.) Предыстория документа такова.

Вышла нашумевшая книга – «Мастера русского стихотворного перевода». Ей была предпослана статья Эткинда. Коротко одна из его мыслей заключалась в следующем. Большие художники не имели возможности печатать оригинальные стихи. Чтобы заработать на хлеб, они становились переводчиками. Уровень переводов возрос за счет качества литературы в целом.

Теперь читаем:

Чего можно ждать от издательств, если «ключевые позиции» в них занимают такие люди?…

В тени чужого юбилея

Летом 68-го года меня отыскал по телефону незнакомый человек. Назвался режиссером Аристарховым. Сказал, что у него есть заманчивое предложение.

Мы встретились. Режиссер производил впечатление человека, изнуренного многодневным запоем. (Что с готовностью и подтвердил.) Вид его говорил о тяжком финансовом бессилии.

Аристархов предложил мне написать сценарий документального фильма о Бунине. Приближался юбилей нобелевского лауреата.

Я позвонил моему бедствующему товарищу, филологу Арьеву. Вдвоем мы написали заявку на шестнадцати страницах.

Мы любовались своим произведением. В нем были четко сформулированы идейные предпосылки. Все-таки Бунин – эмигрант. Бежал от коммунистов, скончался в эмиграции. При этом – классик русской литературы. Один из четырех русских нобелевских лауреатов.

Мы выдвинули термин «духовная репатриация» Бунина и очень этим гордились. Упоминая о приближающемся столетии Бунина, мы взывали к чувству национальной гордости. Мы украсили заявку готовыми фрагментами будущего сценария. Наконец, выразили скромную готовность посетить Францию, чтобы тщательнее исследовать архивы Бунина.

Аристархов восхищался нашим кинематографическим чутьем. Ведь опыта мы не имели.

– Саму заявку можно экранизировать, – говорил Аристархов, – я ее не только чувствую, я ее вижу!

Его левый карман был надорван. Полуботинки требовали ремонта. Шнурки отсутствовали.

То и дело он начинал бредить:

– Экипаж с поднятым верхом… Галки фиолетовыми пятнами отражаются в куполе собора… Стон колодезного журавля… Веранда… Брошенный мольберт…

Далее он цитировал стихи Бунина:

– Что ж, камин затоплю, буду пить…

И Аристархов действительно запил. Бунин отодвинулся на второй план.

– У нас, – говорил режиссер, – есть техническая лаборатория. И там стоит электрофон, который записывает шепот на расстоянии четырехсот метров. Спрашивается, чем же тогда располагает КГБ?…

Аристархов пил месяца два. Мы раздобыли адрес студии. Узнали фамилию редактора. Послали ему заявку, минуя Аристархова.

Ответ пришел месяца через три.

Письмо было довольно загадочным. Мы долго исследовали противоречивый текст.

Арьев произнес с каким-то непонятным удовлетворением:

– Нам отказали. Причины не имеют значения.

Через неделю я получил открытку из Москвы:

Восток есть восток

Мне позвонил драматург Александр Володин:

– Сергей, хотите заработать?

– Очень, – сказал я.

– Жду вас на Ленфильме. Приехали двое из Тбилиси. Члены ЦК комсомола Грузии. Окончили в Москве сценарные курсы. Имеют предписание – снять дипломную художественную короткометражку на Ленфильме.