Сильвандир - Дюма Александр - Страница 48

В назначенный час маркиз был у д'Ангилема; оба отправились на площадь Людовика Великого, и на этот раз парадные двери особняка широко распахнулись перед шевалье. Уже целый час посланцы богини правосудия ожидали нового владельца, чтобы снять печати.

Все, что сказал человек с бородавками, оказалось чистой правдой, несгораемый ящик был полон до краев, ларцы были доверху набиты драгоценностями, собрание граненых алмазов и золотых медалей было великолепно.

Шевалье был просто ослеплен при виде всех этих богатств: ему, приехавшему в Париж с пятьюдесятью луидорами в кармане, трудно было даже вообразить, что на свете существует столько золота; он хотел тут же вернуть Кретте восемь или десять тысяч ливров, которые оставался ему должен, но маркиз дал понять своему другу, что незачем так торопиться, и сказал, что как-нибудь утром пришлет к нему Баска за этой пустяковой суммой.

Роже, не мешкая, отобрал самые красивые бриллианты и другие драгоценности, чтобы отослать их матери. Быть может, занимаясь этим, он втайне думал о Констанс: хотя шевалье ни разу не произнес ее имени вслух, Кретте по невольным вздохам юноши понимал, что тот не совсем еще забыл мадемуазель де Безри.

Роскошный особняк нуждался в том, чтобы чей-либо изысканный вкус преобразил его, и маркиз взял эту заботу на себя. Он послал за своим обойщиком, отдал все нужные распоряжения и приказал сделать все за одну неделю. Обойщик заявил, что в такой короткий срок управиться невозможно. Кретте в ответ обронил:

— Деньги вам уплатят в тот же день, когда работа будет закончена.

На седьмой день особняк был как новенький; тщеславие шевалье было удовлетворено: родовой герб д'Ангилемов заменил на каменном щите прежний герб виконта де Бузнуа.

Между тем Роже послал за баронессой самый лучший экипаж, который только удалось сыскать в каретных сараях. Отвезти экипаж на почту велели Рамодору, сам он должен был позднее вернуться в Париж верхом. Маркиз де Кретте по-прежнему всячески опекал своего друга: он вовремя давал ему советы, охотно ссужал деньгами, предоставлял в его распоряжение своих слуг.

Рамодор был человек надежный, его предупредили, что в одном из сундуков кареты лежит тысяча луидоров, вручили ему ключ и велели внимательно приглядывать за этим сундуком.

В своем письме Роже просил родителей приехать в столицу, чтобы вступить во владение полученным состоянием, он приложил и тщательно составленный счет, где были подробно перечислены его траты. В конце письма шевалье прибавил, что, по счастливому стечению обстоятельств, его невеста не только красива, но прекрасно воспитана и, судя по всему, необычайно умна.

Когда барон и баронесса узнали, что их будущая невестка обладает такими достоинствами, их радости не было границ. Барон тотчас же объявил, что из полученного наследства он выделит сыну капитал, приносящий пятьдесят тысяч ливров годового дохода, а остальные деньги оставит себе, дабы жить с блеском в Ангилеме.

— Вот только, — прибавил он, — надо будет, пожалуй, приобрести дом в Лоше, чтобы зимою устраивать там приемы.

Слухи о том, что д'Ангилемы выиграли тяжбу и что вскоре ожидается свадьба шевалье, докатились и до Безри. Виконт и виконтесса, согласившись на брак своей дочери и Роже, все-таки продолжали сохранять прежнее недоброжелательство к своим соседям, а потому они поспешили сообщить эту новость Констанс; но девушка только покачала головой и улыбнулась: она не поверила ни единому слову из того, что ей сказали.

— Роже сам написал об этом? — спросила она.

— Нет.

— Он просил меня верить только тому, что я услышу из его собственных уст, или тому, что будет написано его рукою.

— Стало быть?..

— Я по-прежнему, верю только одному: его любви.

Виконт и виконтесса всячески уговаривали дочь; однако Констанс, подобно Фоме неверному, хотела прежде увидеть и лишь потом соглашалась поверить.

Перед отъездом барон счел необходимым нанести визит своим соседям и объяснить им, почему его сын был вынужден нарушить свое обещание. Виконт спокойно и бесстрастно выслушал речь соседа от начала и до конца, потом попросил жену позвать Констанс. Когда девушка вошла, г-н де Безри попросил барона повторить его дочери все, что тот рассказал о женитьбе Роже. Барон слово в слово повторил свою короткую речь, затверженную им по дороге; пока он говорил, Констанс все время лишь покачивала головой, и по ее светлой улыбке было понятно, что она, как и прежде, верит одному Роже; когда барон умолк, она спросила:

— Прислал ли вам Роже письмо для меня?

— Нет, — отвечал барон, — должно быть, он испытывает неловкость из-за того, как повернулось дело, и не решился признаться вам, что против собственной воли нарушил данное им слово.

— В таком случае я вижу, что меня хотят обмануть, — объявила Констанс. — Роже сказал мне, чтобы я верила только тому, что услышу из его собственных уст, или тому, что будет написано его рукою.

— Стало быть?.. — повторил виконт де Безри.

— Стало быть, я по-прежнему верю только его любви, — ответила Констанс.

Ничего другого так и не удалось добиться от юной девушки: судя по всему, ее не слишком беспокоили слухи, уже вскоре распространившиеся по всей провинции.

Отъезд барона и баронессы в карете, запряженной четверкой лошадей, впереди которой ехал верховой, стал событием, о коем толковали целую неделю на десять льё вокруг. Люди говорили, будто Роже обнаружил в особняке виконта де Бузнуа сундуки, полные алмазов, а в подвале — золотую жилу…

Все это время шевалье усиленно ухаживал за своей невестой, хотя она постоянно находилась под самым строгим наблюдением и охраной. Метр Буто ни на минуту не расставался с дочерью, и эта отцовская настойчивость продолжала питать тревогу Роже. Тем не менее он всякий день проводил по часу с Сильвандир, и, к величайшему изумлению юноши, она все сильнее поражала его своими разносторонними познаниями и все больше выказывала ума и тонкости в обращении. Роже не уставал любоваться девушкой и слушать ее речи.

Приготовления к свадьбе были уже закончены, все формальности выполнены, и теперь ожидали лишь прибытия родителей жениха, чтобы приступить к брачной церемонии.

Их приезд был зрелищем столь торжественным и пышным, что мы даже не станем пытаться дать читателю хотя бы отдаленное представление о нем. У барона и баронессы д'Ангилем хватило здравого смысла, чтобы заказать себе платье у столичных портных; поэтому они явились разодетыми по последней моде, принятой при дворе, а так как оба принадлежали к старинному роду, то у них был тот величественный вид, какого не смогли лишить истинных дворян даже две революции, совершившиеся позднее; словом, они выглядели так, как приличествует людям знатным и богатым; зато их многочисленные племянники и кузены, жившие по соседству с ними, а также дальние родственники из Сентонжа и Перигора произвели на всех ошеломляющее впечатление: они приехали в коротких широких панталонах, в плащах, накидках и фетровых шляпах, какие носили еще во времена Людовика XIII. А потому их можно было принять за собрание фамильных портретов, на время чудом покинувших свои рамы.

Шевалье больше всего на свете боялся показаться смешным, вот почему венчание происходило поздно вечером в церкви святого Рока, а свадебный пир начался только тогда, когда все дальние родственники, получив богатые подарки, уехали восвояси в тех же рыдванах, в которых прибыли в Париж. Барон и баронесса осыпали ласками дочь судебного советника, а она нежно улыбалась мужу и была очаровательно любезна с его родителями.

Шевалье от души поблагодарил маркиза де Кретте за все те услуги, какие тот ему оказал, и вообще за все то, что тот для него сделал. Он не преминул заверить своего друга, что обязательно сообщит ему, как разрешились сомнения, которые, чем дальше, тем сильнее тревожили новобрачного; затем Роже отбыл с молодою женой в Шампиньи: там было расположено небольшое поместье, где долгое время жил покойный виконт де Бузнуа.

Барон и баронесса отправились к себе в Ангилем; они торопились, не считаясь с затратами, придать новый блеск своему родовому замку, украшенному уже сильно обветшавшим каменным щитом с фамильным гербом.