Тарантул. Трилогия - Матвеев Герман Иванович - Страница 16

Шофер внимательно посмотрел на него. Мальчик был бледен, глаза его блестели. Он медленно повернул часы циферблатом к мальчику.

Мишка не мог рассмотреть, где стоят стрелки, но так же решительно и четко продолжал говорить слова, врезавшиеся ему в память:

– А у вас не найдется закурить?

На губах шофера заиграло нечто вроде улыбки, и он, не спуская глаз с бледного лица мальчика, спросил:

– А ты что куришь? Махорку или табак?

– Папиросы, – твердо сказал Мишка.

Шофер неожиданно расхохотался, вылез из-за стола и хлопнул Мишку по плечу. Смеялся он долго, весело, и ему вторил веселым лаем Грумик, запрыгавший вокруг хозяина.

– Ну и парень!.. Заводной… – повторял он между взрывами смеха.

Немного успокоившись, он обратился к жене, которая с недоумением смотрела на эту странную сцену:

– Вот это парень! Покорми-ка его, Катя. Так ты, значит, только папиросы куришь?!

Через пять минут Мишка хлебал жирные горячие щи из свежей капусты и не поднимал глаз от тарелки. Что, если шофер начнет его о чем-нибудь расспрашивать? Одно неосторожное слово выдаст его, и тогда конец. Живым отсюда ему не уйти.

К счастью, хозяин успокоился. Он, с наслаждением причмокивая, пил чай.

– Очень я люблю чай с вареньем пить. Брусничное варенье с яблоками или черносмородиновое… Эх!.. Ну ничего… Скоро не только с вареньем, с французским ромом попробуем. Тебе не приходилось чай с ромом пить, Степка?

– Нет.

– И я не пивал. Говорят, вкусная вещь.

Выпитая водка сильно подействовала, и шофер разговорился. Он начал болтать о своих планах. Рассказал, что собирается съездить в родную деревню и кое с кем свести там счеты. Он начал ругать большевиков с такой ненавистью, что Мишке стало не по себе. Ему первый раз в жизни пришлось встретиться в такой обстановке с врагом, и он понял, что пощады от него ждать не придется.

Мишка съел щи и принялся за чай. Шофер пристально смотрел на него помутившимися глазами и вдруг сказал:

– Степка, а ты Петра Ивановича знаешь?

Это был тот самый вопрос, которого мальчик ждал и так боялся. Но, когда вопрос этот был задан, он не растерялся.

– Дядя, разве я похож на того дурака?

– Какого дурака? – настороженно спросил шофер.

– А вот который на дороге вам все рассказал. Помните? Где войска стояли… Красноармеец подошел, покурить попросил…

Шофер вдруг опять разразился хохотом.

– Верно, дурак!.. Я Петру Иванычу показываю, а он сомневается. Вон, говорю, где они размещены. Ну а этот подошел и все рассказал… Побольше бы таких дураков, – говорил он сквозь смех.

В этот момент загудела сирена, и шофер нахмурился и замолчал. Некоторое время все молчали, прислушиваясь.

– Хуже всего, когда она воет, – сказала жена.

– А ты не бойся. Здесь не будет бомбить.

– А вдруг сорвется нечаянно?

– Как она может сорваться? Там техника. Немцы – народ аккуратный, зря не будут бомбы кидать. Они знают, куда надо… Верно, Степан?

– Верно! – согласился Мишка.

Вой сирены кончился. Наступила тишина. Шофер встал и потянулся.

– Спать пора. Завтра чуть свет подниматься, – сказал он, направляясь в соседнюю комнату. – Ну, Степан, давай ложиться, а утром я тебя подброшу по пути. Постели ему, Катя.

Но Мишка не собирался оставаться на ночь в этой берлоге. Он встал из-за стола, чинно поблагодарил хозяйку и пошел к выходной двери.

– Скажите, где у вас это… уборная, – спросил он.

– А как выйдешь в прихожую, сразу налево дверь будет… Ты возьми лампу.

Мишка покосился на керосиновую лампу, в которой еле мерцал привернутый фитиль, и спросил:

– А там разве нет электричества?

– Нету. Вывернули лампочку, а то через щели свет видно.

Захватив лампу, Мишка вышел в прихожую. Дверь на улицу он сразу увидел. Он, крадучись, сделал несколько шагов к ней, поставил лампу на пол, снял крюк и распахнул дверь. Холодный воздух охватил его, и Мишка невольно вздрогнул. «Может быть, остаться до утра?» – подумал он, но тут же отбросил эту мысль. «А вдруг придет однорукий? Нет. Времени терять нельзя». Он вышел на улицу. Глаза, как это бывает при переходе от света к темноте, ничего не видели. Вытянув руку вперед, мальчик нащупал забор и пошел вдоль него. «Надо хотя бы чем-нибудь отметить дом», – подумал он. В конце забора он сорвал пучок мокрой травы и торопливо запихнул ее между рейками. Захрустел песок, затем Мишка споткнулся о дощатый тротуар и наконец почувствовал под ногами булыжники мостовой. Где-то вправо от него блеснул фонарик. Мишка быстро зашагал на огонек. Глаза постепенно привыкали к темноте, он уже различал вокруг себя силуэты домов и деревьев. Вдруг перед ним выросла темная фигура и загородила ему дорогу. Яркий луч фонарика снова ослепил глаза. От неожиданности Мишка шарахнулся в сторону.

– Кто такой? Стой! Пропуск есть?

– А ты кто такой, чтобы пропуска спрашивать? – ответил мальчик, разобрав по голосу, что перед ним какой-то старик.

– Я ответственный дежурный. Предъяви пропуск.

– А чего ты мне в глаза светишь? Отверни фонарь, – рассердился Мишка. – Какая это улица?

– Белосельская, – неуверенно сказал старик, сбитый с толку повелительным тоном мальчика.

– А номер дома?

– Который?

– Да вот этот, – Мишка ткнул рукой в сторону.

– Этот? Пятьдесят шесть.

– Понятно. А теперь веди меня скорей куда надо.

– Куда?

– К начальнику. В милицию или в штаб… Где у вас штаб обороны?

– Н-не знаю… – замялся старик. Он теперь, видимо, и сам был не рад, что остановил мальчишку.

– Веди скорей! Пропуска у меня нет.

– Ладно уж, иди. Тебе спать пора, – добродушно сказал старик.

– Какой же ты дежурный? – возмутился Мишка. – Задержал, а теперь на попятный. А может, я фашист, с парашютом спустился?

– Не болтай языком-то. Иди, пока не попало.

Старик отошел от него.

– Слышишь, дед? – крикнул Мишка. – Где у вас милиция?

– Отцепись. Ничего я не знаю. Иди своей дорогой. – Старик сел на лавочку перед домом.

Мишка остановился в раздумье. В его распоряжении было мало времени. Дорога` каждая минута, а если он будет сам искать милицию или штаб в незнакомой местности, то шофер, пожалуй, успеет скрыться. Выход был один: рассердить старика, чтобы тот отвел его в милицию.

– Эх ты, дежурный! На лавочку уселся и уже захрапел! А тоже мне – «Стой! Пропуск есть?», – передразнил он старика.

– Не хулигань, парень. Иди, пока цел, – с угрозой проворчал старик.

– Очень я тебя испугался. Ах! Ах!.. Держите меня, я в обморок падаю от страха…

Он добился своего. Выведенный из себя, старик подошел и схватил Мишку за шиворот.

– Не хочешь по-хорошему – на себя пеняй. Идем!

Они прошли несколько домов и остановились.

– Маша! – крикнул старик в темноту. Ему отозвался молодой женский голос. – Маша, отведи-ка этого фрукта в милицию и скажи, что он без пропуска ходит. И скажи еще, что хулиганит. Скажи, что меня всячески поносил при исполнении служебных обязанностей. Поняла?

– Он убежит от меня, дедушка.

– Не посмеет.

– Никуда я не побегу. Ведите скорей, – сказал Мишка нетерпеливо.

Девушка внимательно посмотрела на задержанного. Она была одного роста с Мишкой и явно боялась этого отчаянного парня, который сам напрашивается в милицию.

– Куда идти? – спросил Мишка и, не дожидаясь ответа, быстро зашагал по дороге, изредка оглядываясь назад.

Конвойная не отставала, однако шла на почтительном расстоянии.

– Теперь направо надо свернуть, – сказала она у переулка.

– Сюда, что ли? Да ты иди вперед. Улицы у вас… как в деревне, – проворчал Мишка, поджидая своего конвоира.

Так они и дошли в полной темноте до отделения милиции. Конвоир впереди, а задержанный сзади.

16. В комнате следователя

На подступах к Ленинграду шли напряженные, кровопролитные бои. Атаки следовали одна за другой. Танки прорывались на окраины, и каждый раз, по расчетам немецких штабов, Ленинград должен был пасть. Уже назначен был день и час парада «непобедимой» германской армии на исторической площади города у Зимнего дворца… Но защитники Ленинграда решили иначе, и парад пришлось отложить.