Шевалье д'Арманталь - Дюма Александр - Страница 74

— Бедная моя кума! — сказал Дюбуа, наклоняясь, чтобы фийон отстегнула ему крючок на мантии. — Ты же сама понимаешь, что теперь положение изменилось и я больше не могу навещать тебя, как прежде.

— Что-то ты больно загордился. Ведь Филипп ко мне приходит по-прежнему.

— Филлип всего лишь регент Франции, а я архиепископ. Понимаешь? Мне нужна любовница, имеющая дом, куда я мог бы приходить, не опасаясь скандала, например госпожа де Тансен.

— Да, да, та, что обманывает тебя с Ришелье?

— А кто тебе сказал, что она наоборот, не обманывает Ришелье со мной?

— Матушки мои! Она, случайно, не совмещает ли несколько должностей, служа разом и любви, и полиции?

— Может быть. Да, кстати о полиции, — сказал Дюбуа, продолжая раздеваться. — Знаешь ли ты, что твои агенты ни черта не делают последние три-четыре месяца и что, если так будет продолжаться, мне придется прекратить тебе выплату жалованья?

— Ах ты, подлец! Вот как ты обращается со своими старыми друзьями! Ладно же, я пришла к тебе с важным сообщением, а теперь ничего не скажу.

— С сообщением? О чем?

— То-то, о чем! Ну-ка, отними у меня жалованье!

— Уж не об Испании идет ли речь? — спросил новоиспеченный архиепископ, нахмурив брови, так как инстинктивно чувствовал, что опасность грозит оттуда.

— Речь идет, кум, всего-навсего об одной девице, с которой я хотела тебя познакомить. Но раз ты становишься отшельником, прощай.

И Фийон направилась к двери.

— Ну ладно, будет, иди сюда, — сказал Дюбуа и направился к своему секретеру.

И старые друзья, вполне достойные друг друга, остановились и, встретившись глазами, расхохотались.

— Вот так-то лучше, — сказала Фийон. — Я вижу: еще не все потеряно; с тобой все-таки можно иметь дело. А ну-ка, кум, отомкни свой секретер и поделись со мной его содержимым, а я открою рот и поделюсь с тобой кое-какими сведениями.

Дюбуа вынул сверток, в котором было сто луидоров, и показал его Фийон.

— И чем же набита эта колбаска? — спросила она. — Ну? Только не ври; впрочем, я все равно для верности после тебя пересчитаю.

— Тут две тысячи четыреста ливров; неплохие денежки, мне кажется.

— Да, для аббата; но не для архиепископа.

— Ах ты, негодяйка, — сказал Дюбуа, — разве ты не знаешь, до какой степени наше казначейство обременено долгами!

— Ну и что? Почему тебя это беспокоит, шут ты этакий? Ведь Ло наделает вам еще миллионов!

— Хочешь вместо этого свертка десять тысяч ливров акциями миссисипской компании?

— Спасибо, любовь моя, я предпочитаю сто луи, давай их. Что поделать, я добрая женщина, а ты когда-нибудь станешь щедрее.

— Ну хорошо. Так что же ты хотела мне сказать? Я слушаю.

— Прежде всего, куманек, ты должен мне обещать одну вещь.

— Какую же?

— Поскольку дело касается одного моего старого друга, ты должен обещать, что с ним ничего дурного не случится.

— Но если твой старый друг — негодяй, заслуживающий виселицы, какого черта тебе надо его спасать от наказания?

— Это уж мое дело. У меня свои принципы.

— Отстань! Я ничего не могу тебе обещать.

— Что ж, тогда прощай, кум. Возьми свои сто луидоров.

— О, да ты, я вижу, стала недотрогой.

— Вовсе нет, но у меня есть свои обязательства перед этим человеком. Он вывел меня в люди.

— Тогда ему есть чем похвастаться. Он оказал обществу неоценимую услугу.

— Я тоже так думаю. И ему не придется об этом жалеть, поскольку я ничего тебе не скажу, если ты мне не обещаешь сохранить ему жизнь.

— Ну ладно, мы его не казним. Я даю тебе слово. Теперь ты довольна?

— Какое слово?

— Слово честного человека.

— Кум, ты хочешь меня обмануть?

— Ну, знаешь, ты мне надоела.

— Ах, надоела? Отлично! Тогда прощай.

— Я велю, кума, арестовать тебя.

— Думаешь, я испугалась?

— Я велю отвести тебя в тюрьму.

— Плевать я хотела на твою тюрьму!

— Я тебя там сгною.

— Не успеешь — сам раньше сдохнешь.

— Ну, послушай, что же ты в конце концов хочешь?

— Я хочу знать, что капитану не угрожает смерть.

— Хорошо.

— Ты даешь слово?

— Слово архиепископа.

— Не годится.

— Слово аббата.

— Не годится.

— Слово Дюбуа.

— Идет! Так вот, прежде всего я должна тебе сказать, что мой капитан прокутил больше, чем любой другой в королевстве.

— Черт возьми! Конкуренция здесь немалая.

— И тем не менее пальма первенства принадлежит ему.

— Продолжай.

— Так вот, нужно тебе сказать, что мой капитан стал в последнее время богат, как Крёз.

— Должно быть, обокрал какого-нибудь генерального откупщика.

— На это он не способен. Убить — это пожалуйста, но обокрасть… За кого ты его принимаешь?

— Так откуда же, по-твоему, у него взялись деньги?

— Ты разбираешься в монетах?

— Конечно.

— Это что за монеты, по-твоему?

— Ого, испанские дублоны!

— Золотые… С изображением короля Карла Второго. Дублоны, которые стоят сорок восемь ливров штука и которые так и сыплются из его карманов.

— И давно на него пролился этот золотой дождь?

— Давно ли? За два дня до попытки похитить регента на улице Добрых Ребят. Улавливаешь связь?

— Ну да! А почему ты пришла ко мне с этим только сегодня?

— Потому что запасы капитана начинают истощаться, и настал как раз подходящий момент для того, чтобы узнать, где он их будет пополнять.

— А ты не торопилась, чтобы он успел порастрясти свои дублоны, не так ли?

— Всем жить надо.

— Все будут жить, кума, даже твой капитан. Но я должен знать каждый его шаг, понятно?

— День за днем.

— В которую из твоих девиц он влюблен?

— Во всех, когда у него есть деньги.

— А когда нет?

— В Нормандку. Это его сердечная привязанность.

— Я ее знаю, такую не проведешь.

— Да, но тут на нее нечего рассчитывать.

— Почему?

— Она, глупышка, любит его.

— О, вот счастливчик!

— И он этого заслуживает, смею тебя уверить. У него золотое сердце — все отдаст. Не то что ты, старый скряга.

— Ладно, ладно. Ты же сама знаешь, что при известных обстоятельствах я расточительнее блудного сына. Все в твоих руках.

— Что ж, я сделаю что смогу.

— Итак, я буду каждый день знать, как проводит время капитан.

— Договорились, каждый день.

— Ты даешь мне слово?

— Слово честной женщины.

— Не годится.

— Слово Фийон.

— Идет.

— Прощайте, монсеньер.

— Прощай, кума.

Фийон направилась к двери, но в тот момент, когда она собиралась выйти, в комнату вошел лакей.

— Монсеньер, — сказал он, — тут один человек просит ваше преосвященство принять его.

— А кто он, этот человек, болван?

— Служащий королевской библиотеки, который в свободное от работы время занимается перепиской.

— И что ему надо?

— Он говорит, что должен сделать чрезвычайно важное сообщение вашему преосвященству.

— Наверное, какой-нибудь бедняк, просящий о помощи?

— Нет, монсеньер, он говорит, что пришел по политическому делу.

— Касающемуся чего?

— Испании.

— Тогда пусть войдет. А ты, подружка, пройди-ка в соседнюю комнату.

— Это еще зачем?

— А вдруг этот переписчик и твой капитан друг с другом связаны.

— Это было бы забавно, — сказала Фийон.

— Ну, иди скорей.

И Фийон исчезла за дверью, на которую ей указал Дюбуа.

Минуту спустя лакей открыл дверь и доложил о господине Жане Бюва.

А теперь мы расскажем, как случилось, что наш скромный герой удостоился чести быть принятым монсеньером архиепископом Камбрейским.

X. СООБЩНИК ПРИНЦА ДЕ ЛИСТНЕ

Мы покинули Бюва в тот момент, когда он возвращался домой со свертком бумаг в руках, торопясь выполнить обещание, данное принцу де Листне. Это обещание он свято сдержал, и, несмотря на то, что Бюва нелегко было переписывать с иностранного языка, на следующий день, в семь часов вечера, заказанная копия была им доставлена на улицу Бак, номер сто десять. Бюва тут же получил из рук высокого клиента новую работу, которую и выполнил с той же пунктуальностью. На этот раз принц де Листне, видимо проникшийся доверием к человеку, который уже успел доказать свою аккуратность, взял со стола гораздо большую кипу бумаг, чем первые два раза, и, чтобы не утруждать каждый день Бюва, да, должно быть, и самого себя, приказал ему принести все переписанные тексты сразу. Таким образом, их новая встреча откладывалась на три-четыре дня.