Будь ты проклят, сводный! (СИ) - "Anna Milton" - Страница 17

Антон. Да кто бы, блин, сомневался!

Убрав одну руку с моей талии, он подносит указательный палец к своим губам.

Отпусти, идиот!

Я лягаюсь интенсивнее и яростнее, вкладывая в борьбу со сводным братом последние силы. Дышать нечем… Страшно.

Курков-младший хмурится, шевелит ртом бранное слово, рывком подтягивает меня к себе.

И целует.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

АНТОН

— Тох, накинь блины, — выплевывая пот, пыхтит Мирон.

Судя по его красной перекошенной роже и вздувшимся на лбу венам, лишняя нагрузка будет лишней.

— Тох, оглох, что ли? — он медленно сгибает руки в локтях и фиксирует гриф на стойке. Со стоном отрывается от скамьи и вперивается в меня хмурым взглядом. — Я к кому обращаюсь… — тяжело и со скрипом дышит, наблюдая, как я плетусь к стопке железных дисков.

— Сколько?

— Давай двадцатку.

— Перебор.

— Хрена с два. Я бодрячком, — позер давит ухмылку и демонстративно играет бицепсами.

Я пожимаю плечами. Хозяин-барин. Когда он ложится обратно и берется за гриф, я остаюсь рядом для подстраховки. Все же вес не шуточный, а мне не хочется, чтобы мой друг уронил на себя сто кило железа и раздробил какую-нибудь кость в грудном отделе. Нет, я, конечно, порой мечтаю задушить его или хорошенько врезать.

На удивление, Градов жмет от груди шесть раз, хотя я предполагал, что он сдуется на втором поднятии. Ого, малец, да это рекорд. Последний жим дается ему с неимоверным трудом. Я даже всерьез обеспокоился на секунду, что он сломает зубы от той силы, с которой стискивает челюсть.

— Ты как? — я стою с вытянутыми руками, готовый в любой момент подхватить гриф.

— За-ши-би-ссссь, — выцеживает Мирон. Его руки сильно дрожат, но он фиксирует штангу на стойке без моей помощи. Переводит дыхание, пялясь в потолок, и показывает мне поднятый большой палец. Двигается еле-еле, медленно, полностью выдохся. Обесточен. Смотрю на него и думаю, в чем причина. Словно он гнался от чего-то незримого, неосязаемого и разрушительного. Словно в жажде тотально изнемочь пытался забыться, утонуть.

— Видел бы ты свою рожу, — комментирую я.

— Она великолепна, как и всегда, в прочем, — вяленько отшучивается друг.

Я скептически щелкаю языком и возвращаюсь к тренировке с гантелями. На чем я остановился? Ах, да. Я качал мышцы шеи…

Торчу в зале третий день подряд по несколько часов, затем еду в универ и тренируюсь там с командой. Делаю все, чтобы выбить из себя мысли о Ташке. Приезжаю домой без толики сил, мечтая добраться до кровати, а не рухнуть в прихожей, но как вижу ее — мое обессиленное тело молниеносно наполняется термоядерной энергией, концентрация которой сосредотачивается ниже пояса. Разумеется, при виде меня сестрица теряется, устремляет глазки в пол и ускоряет шаг, либо покидает комнату под каким-нибудь предлогом (если мы не наедине). Разумеется, она ненавидит меня в миллиард раз сильнее после того, как я поцеловал ее.

Разумеется.

Я не планировал сосаться с ней под водой и тем более в присутствии родителей. Поступок крайне безрассудный, согласен. Просто… так сложилось. На меня нахлынуло нечто дьявольское, накрыло с головой и утащило в адские эмоциональные дебри, из которых я выбрался лишь после того, как Таша все же отпихнула меня, начала захлебываться и выбралась из бассейна. Рванула в сторону дома со скоростью реактивной ракеты под недоумевающие взоры родителей. Сейчас не вспомню, что я им наплел, объясняя, почему наша умница и красавица убежала как от чумы, бормоча адресованные мне проклятия себе под нос.

— Эй, Курков, — зовет Мирон осипшим голосом.

— Чего?

— Как у тебя со сводной?

Я пытаюсь не выдать, что охвачен внезапным приливом смятения.

— Да норм. Вроде.

Бля, палюсь же. Раньше бы ничего подобного с языка не слетело в ответ на этот вопрос. Я бы послал Мирона, сказал какую-нибудь мерзость, или перевел стрелки.

Ни черта не норм.

Наивно было полагать, что сумасшедшие тренировки помогут снять сексуальное напряжение. Маша Проскурякова, прославленная в узком университетском мужском кругу своими выдающимися оральными навыками — и та оказалась бесполезна. Заглатывает она знатно, но я не кончил, потому что моя голова была забита мыслями об Ибрагимовой.

Она — мое средство от неутихающего ни на одно сраное мгновение давления в штанах. Но после того, что я сделал, не подпустит к себе на пушечный выстрел.

— А тебе какое дело? — запоздало спрашиваю я, сделав свой голос грубым. — Подкатить к ней хочешь?

— Не-е, — Мирон взъерошивает волосы на затылке. — Она, конечно, конфетка и соска-нереалка, но мне жизнь дорога. Ты же от меня живого места не оставишь, если я захочу завалить ее в постель. Ну, я, конечно, хочу… я же парень, а Таша такая сексапильная кошечка…

— Захлопнись, — рычу я натужно. Мышцы горят от интенсивной нагрузки и немеют в области шеи и предплечий. Я планировал остановиться на двух подходах, но комментирование Мироном Таши всколыхнуло во мне новый прилив сил. — Отвлекаешь.

О поцелуе с Ташей никто не знает. Ни к чему Громову эта инфа. Закидает меня еще безостановочным потоком подъебов. Не сомневаюсь, что Таша тоже держит язык за зубами.

Она думает обо мне?

Ее щечки розовеют, когда она вспоминает, как наши губы слились в поцелуе? Вдали от посторонних глаз, голосов, разрешает ли она себе фантазировать, каким было бы продолжение, если бы рядом не оказалось родителей, если бы я проявил чуть больше настойчивости? Сломалась бы?

Ее лютое презрение ко мне сопряжено физическим напряжением. Я не идиот, вижу и чувствую, что болезненное притяжение между нами обоюдное, и оно нарастает с каждым днем в геометрической прогрессии.

После тренировки мы с Мироном заезжаем в бургерную. Держась за урчащие животы, ждем заказ. Пяти минут не проходит, а Громов уже ноет от нетерпения. Мы накидываемся, будто изголодавшиеся звери, на горячие, сочные бургеры и на раз-два сметаем все со столика. Мирон не наедается и заказывает еще.

Откинувшись на спинку стула, я с равнодушием пробегаюсь взглядом по сообщениям от Маши Проскуряковой. Спрашивает, увидимся ли снова, и бла бла бла. Настрочив на «отвали» ответ, что я занят, листаю список диалогов с другими девушками.

С кем бы потрахаться? Ни одна представительница пола теперь не будоражит. Даже мои порно-королевы не способны избавить от мучений.

Гм, а вот блондиночка Лера из списка похожа на нее …

«Просто трахни Ташу», — шепчет внутренний голос.

Это нихера не просто.

***

Чувства насыщения хватает ровно до возвращения домой. Нельзя просто взять и проигнорировать стряпню Альбины. Я улавливаю чудеснейший аромат мяса с улицы и по наитию спешу на кухню.

— Антоша, садись, садись, вот, приятного аппетита, — хлопочет женщина, раскладывая передо мной столовые приборы.

Я, как истинный дикарь (так бы подметила Таша), притягиваю тарелку с ароматным деликатесом поближе к себе и принимаюсь за еду руками. Это она, принцесса, любит потрошить пироги Альбины вилочками да ножичками. Аристократка, ага.

— О, что тут у нас? — облизав пальцы, я тянусь к аккуратно составленной на углу кухонного островка стопке запечатанных коробок среднего размера.

— Это для Ташеньки, — объясняет Альбина. — Антон, руки же грязные!

Так и не дотронувшись до чужого добра, читаю текстовые примечания на этикетках. Судя по всему, в коробках инструменты для лепки и книги. Стандартный задротский набор. В ее духе.

— Спасибо, Альбиночка, накормила до отвала, — шлю помощнице по дому воздушный поцелуй и сгребаю коробки. — Отнесу Таше, — отвечаю на застывший на устах женщины немой вопрос. — Она дома?

— Да. Спасибо, Антоша.

Взобравшись по лестнице на второй этаж и остановившись у двери в спальню сводной сестры, почему-то испытываю нерешительность. Как я выгляжу? На всякий случай приглаживаю волосы и закидываю в рот парочку мятных леденцов для свежести дыхания.