Сан-Феличе. Книга вторая - Дюма Александр - Страница 4

Но ведь недостаточно простой вербовки людей — тотчас встал вопрос об их вооружении. И здесь-то возникло упорное сопротивление со стороны главного наместника.

В итоге борьбы добились на первых порах получения пятисот ружей, потом еще двухсот.

Затем были созваны патриоты (это слово уже произносилось открыто), им раздали оружие, патрули немедленно приступили к своим обязанностям, и в городе установилась видимость спокойствия.

Неожиданно, к великому всеобщему удивлению, в Неаполе стало известно о заключении двухмесячного мирного соглашения, первым условием которого была сдача Капуа; накануне, то есть 9 января 1799 года, по требованию генерала Макка было подписано перемирие между князем Мильяно и герцогом Джессо со стороны неаполитанского правительства, представленного главным наместником, и комиссаром-распорядителем Аркамбалем со стороны республиканской армии.

Перемирие оказалось как нельзя более кстати для Шампионне, так как вывело его из затруднительного положения— Оставленные королем приказы уничтожать французов неукоснительно выполнялись. Кроме трех больших банд Пронио, Маммоне и Фра Дьяволо, которых мы видели в деле, каждый охотился за французами. Тысячи крестьян заполняли дороги, отправлялись в леса и горы и, устраивая засады за деревьями, прячась в складках местности, за уступами скал, безжалостно убивали тех, кто имел неосторожность отстать от своей колонны или отойти от лагеря. Кроме того, войска генерала Назелли, соединившись по возвращении из Ливорно с остатками колонны Дама, должны были спуститься на судах к устью Гарильяно и напасть на французов с тыла, между тем как Макку предстояло встретиться с ними лицом к лицу.

Положение Шампионне, затерянного со своими двумя тысячами солдат среди тридцати тысяч восставших крестьян и имевшего дело одновременно с Макком, который удерживал Капуа пятнадцатью тысячами человек, с Назелли, который имел восемь тысяч, с Дама, у которого осталось пять тысяч, и с Роккаромана и Молитерно, каждый из которых располагал полком волонтёров, было, без сомнения, крайне серьезным.

Корпус Макдональда собирался захватить Капуа врасплох; передвигаясь по ночам, он уже окружил передовой форт Сан Джузеппе, когда один артиллерист, услышав шум и увидя скользящих в темноте людей, открыл огонь; он стрелял наугад, но поднял тревогу.

Французы попытались также перейти Вольтурно вброд у Кайяццо, но были отброшены Роккаромана и его волонтёрами. Роккаромана в этом деле выказал чудеса храбрости.

Шампионне тотчас же отдал приказ сосредоточить все силы у Капуа, которую он хотел взять перед тем, как идти на Неаполь. Армия выполнила этот маневр. Только здесь Шампионне в полной мере осознал свою изолированность и понял всю опасность положения. В поисках выхода он пошел было на решительные действия, какие внушает отчаяние, и принялся устрашать врага громовыми раскатами орудий; и вот тогда-то в минуту, когда он меньше всего этого ожидал, он вдруг увидел, что ворота Капуа распахнулись и небольшая группа военных в высоких чинах вышла из города с парламентёрским знаменем в руках, чтобы предложить перемирие.

Эти военачальники, не знавшие Шампионне, были, как мы уже сказали, князь Мильяно и герцог Джессо.

Перемирие, о котором шла речь в переговорах, имело целью в конечном счете установить прочный и длительный мир.

Условия, предложенные этими двумя полномочными неаполитанскими представителями, были таковы: сдача Капуа и проведение разграничительной линии, по обе стороны которой две армии — неаполитанская и французская — ждали бы решения своих правительств.

Учитывая положение, в каком находился Шампионне, подобные условия были не только приемлемы, но чрезвычайно выгодны. Тем не менее, Шампионне их отверг, заявив, что единственные условия, которые он может выслушать, — это полное подчинение провинций и сдача Неаполя. Парламентёры не были уполномочены заходить в переговорах так далеко, поэтому они удалились.

На другой день они вернулись с теми же предложениями, но те были отвергнуты, как и накануне.

Наконец, спустя два дня, в течение которых положение французской армии, окруженной со всех сторон, еще ухудшилось, князь Мильяно и герцог Джессо вернулись в третий раз и объявили, что им позволено согласиться на все условия, кроме сдачи Неаполя.

Эта новая уступка неаполитанских уполномоченных была столь странной, если учесть положение, в котором находилась французская армия, что Шампионне подумал, уж не кроется ли здесь какая-то ловушка, — так выгодны были предлагаемые условия. Он собрал своих генералов, чтобы выслушать их мнение. Мнение было единодушным: соглашаться на перемирие.

Итак, перемирие было заключено на три месяца на следующих условиях:

сдача крепости Капуа со всем, что в ней находится;

выплата контрибуции в два с половиной миллиона дукатов, чтобы покрыть издержки войны, к которой вынудили Францию враждебные действия неаполитанского короля;

сумма эта будет внесена за два раза: первая ее половина — 15 января, вторая — 25-го того же месяца;

должна быть проведена разграничительная линия, по сторонам которой будут находиться обе армии — неаполитанская и французская.

Такое перемирие удивило всех, даже самих французов, которым были неизвестны мотивы, заставившие противника заключить его. Перемирие получило название Спара-низского, по имени селения Спаранизе, где оно было подписано 9 января.

Нам известны причины его заключения, которые обнаружились позднее, и мы расскажем о них читателю.

LXXX. ТРИ ПАРТИИ В НЕАПОЛЕ В НАЧАЛЕ 1799 ГОДА

Наша книга, как давно уже следовало увидеть, не что иное, как историческое повествование, к которому словно бы случайно примешивается драматический элемент; но романический сюжет, вместо того чтобы руководить событиями и подчинить их себе, сам всецело покорился общему течению истории и лишь проглядывает кое-где, чтобы связать факты воедино.

Эти факты столь любопытны, и люди, к ним причастные, столь необычны, что, впервые с тех пор, как мы взялись за перо, нам приходится сетовать на богатство исторического материала, превосходящее наше воображение. Итак, мы не боимся, если того требует необходимость, оставить на несколько минут наше повествование (не скажем вымышленное, — все правдиво в этой книге! — а живописное) и соединить Тацита с Вальтером Скоттом. Единственное, о чем сожалеет автор этих строк и что станет ясно со временем: он не обладает одновременно пером римского историка и шотландского романиста, ибо в противном случае с тем материалом, который был нам предоставлен, мы создали бы шедевр.

Нам предстоит познакомить Францию с революцией, которая ей пока еще мало известна, поскольку, во-первых, совершалась в такое время, когда собственная революция полностью поглотила внимание французов, во-вторых же, потому что часть рассказываемых нами событий, заботами правительства укрытая от глаз света, была неизвестна самим неаполитанцам.

Уведомив об этом, мы возвращаемся к нашему повествованию, чтобы посвятить несколько строк разъяснению перемирия в Спаранизе, которое вызвало 10 января, в день, когда оно стало известным, удивление всего Неаполя.

Ранее мы уже рассказали о том, как город избрал своих представителей, как решил обратиться к главному наместнику и послал к нему депутатов.

В результате трехкратных попыток договориться стало ясно, что князь Пиньятелли достойно представляет абсолютную королевскую власть, пусть состарившуюся, но все еще могущественную, а город — власть народную, нарождающуюся, но уже сознающую свои права, которым предстояло получить признание только шестьдесят лет спустя. Две эти власти, естественно недоброжелательные друг к другу и враждующие между собой, понимали, что не могут действовать сообща. Между тем народная власть одержала первую победу над королевской: это было создание национальной гвардии.

Но в стороне от этих двух партий, представляющих одна королевский абсолютизм, другая — верховную власть народа, существовала третья, если так можно выразиться, — партия разума.