Железная Империя (СИ) - Фрес Константин - Страница 27

Вероятно, на какую-то важную встречу?

За полуприкрытой дверью, в полумраке небольшой спальни, в темно тревожной тишине, витал страх. Неясно белеющая во тьме разобранная постель, похожая на пышно взбитое облако, была пуста.

Дарту Вейдеру этот страх показался похожим на липкие паучьи сети, опутавшие пространство так густо, так плотно, что походили на тонкий ковер. И в эпицентре этого живого, дышащего, ранящего болью страха, была Ева.

Безусловно, она слышала холодно слетевшее с уст Инквизитора: "Вам предлагают новую Императрицу", — и эти слова поразили ее словно молния, словно самый смертоносный прием, разрывающий грудь и превращающий живое сердце в кровавый бесформенный ком.

Даже если бы он этого не сказал, Ева поняла это сама; это было слишком очевидно, слишком грубо и просто. Но произнесенные вслух, эти слова стали реальностью, обрели кровь и плоть, и разящую смертоносную силу.

Инквизитор был прав — приманка была слишком хороша, слишком соблазнительна, слишком прекрасна. Одного вида яркого, невероятно красивого лица Падме хватило, чтобы поселить в сердце Императрицы жгучую, непереносимую ревность и страх. Страх, что прошлое снова протянет свои липкие холодные щупальца и уничтожит то хрупкое теплое настоящее, в котором впервые за очень долгое время Ева почувствовала себя в безопасности. Почти в безопасности.

И теперь она боялась, что Император, посмотрев в эти глубокие, как самая темная ночь, глаза, вспомнит давно покинутое на Корусканте счастье и шагнет навстречу той, которая долгие годы была для него лишь отчаянной горячечной мечтой, желанным и недосягаемым призраком.

Ведь именно ради этой женщины он шагнул во всепожирающий огонь страсти ситха, изменившей его самого и всю его жизнь.

Такие женщины не забываются, нет!

Не бывает, чтобы они вдруг переставали что-либо значить и превращались в серый образ, в одну из прочитанных и скучных страниц жизни.

Не бывает… Нет.

Ева боялась… боялась до дрожи в белых пальцах, нервно стискивающих складки синего бархата.

Темно-синее бархатное ночное платье, обнимающее женщину мягкими складками, практически сливалось с темнотой, длинные пряди льняных волос, рассыпавшиеся по плечам, неясно светлели и походили на светлые призрачные ленты. Императрица стояла тихо, обхватив плечи руками, словно ее знобило, и ее голова то гордо вздергивалась, словно Ева осмелилась принять какое-то решение, то вновь сникала, и тонкие светлые пряди закрывали склоняющее лицо.

— Зачем вы встали? Вам не спится? — произнес Вейдер, и Ева вздрогнула как от удара, когда его металлические пальцы легли поверх ее нервных рук, зябко обхватывающих плечи, и чуть сжались. Он подкрался так тихо, что его касание было внезапно и оттого почти болезненно.

— Нет, нет, — ответила Ева, вновь гордо вздернув голову, но ее голос, которому она пыталась придать уверенность, предательски дрогнул. — Все хорошо, я сейчас лягу… Вы можете идти.

— Идти? — вкрадчиво спросил Вейдер, склонившись над Евой, вдыхая аромат ее волос; его руки скользнули по ее плечам, опускаясь на талию, и чуть сжав ее, продолжили свое коварное путешествие, скользнув под грудь женщины, отыскивая застежку ее синего бархатного платья. — Куда идти?

По телу Евы прокатилась предательская дрожь. Сейчас больше всего на свете она бы хотела бы выскользнуть из цепких стальных объятий ситха, не чувствовать его обжигающие холодные… или наоборот, горячие, наполненные дразнящим касанием Силы пальцы. Остаться снова одной в тяжелом, гнетущем полумраке ночи, исподлобья глядя в глаза своим страхам, а не бороться с еще одним, но самым опасным, несмело заглядывающим сквозь неплотно задвинутые тяжелые портьеры — страхом того, что эти же пальцы, настойчиво продолжающие путешествие по телу Евы, будут касаться дорогих одежд клона Падме, нетерпеливо разрывая многочисленные застежки, срывая роскошные украшения с волос и шеи, швыряя их на пол, где они с гулким эхом рассыплются на части, не выдерживая страсти ситха.

Она боялась, что Вейдер не сможет или, скорее, не захочет бороться с искушением запустить руки в темный шелк волос Падме и вдохнуть знакомый аромат. И что одного этого будет достаточно, чтобы бесплотный полупрозрачный, затертый испытаниями новой жизни дух его почившей жены снова засиял яркими красками и возбудил в его израненном теле то желание, которое словно наваждение преследовало еще два десятка лет.

Даже если клон — фальшивка, в сердце Вейдера она живет.

Настоящая Падме.

Дерзкая, сильная, роскошная, нежная, милая, царственная, наивная, смелая…

Цветок, который подарил ему смысл жизни…

Ядовитый цветок, чьи слова стали последней каплей, толкнувшей Энакина Скайуокера в объятия Тьмы.

Словно в туманном сне, в нескончаемом кошмаре, Ева видела, как ее Вейдер смотрит в глаза Аларии, и воспоминания, словно вихрь, будят его уснувшую, выгоревшую за годы страсть к Падме.

И плевать, что это лишь игра…

Что она не настоящая…

Ничто не может помешать насладиться ею… в последний раз.

А затем… не важно — убить. Отпустить. Взять ее снова. И снова.

Нет… кто бы ни задумал эту мерзкую интригу — их расчет был чересчур однобок. Новой Императрицей, которая удерживала бы Дарта Вейдера в своих руках и влияла на него и его решения, ей было не стать, ведь не для того за троном маячил темный зловещий силуэт проницательного Инквизитора и маленькая тень яростной Ситх Леди. Они не позволят, не допустят, чтобы появился кто-то, чей разум им был закрыт и чужд, они не разделят свою власть с чужой, с пришелицей.

Но…

Игрушкой на одну ночь, сладким нектаром прошлого, который заставит глаза Вейдера на миг загореться ярче — на эту роль Алария подходила идеально.

Слишком.

Снова. Одно и то же.

Как будто одной Леди Софии с ее безжалостными, бессовестными страстными глазами ей было мало…

Ревность ядовитыми режущими нитями обнимала Еву, заставляя сжиматься в комок, вызывая одно непреодолимое, сильное, яростное желание — бежать. Как можно быстрее. Чтобы не видеть, не слышать, не смотреть в глаза этим томным призракам прошлого, не видеть чувственно приоткрытые губы Аларии и ее ослепительную улыбку, которая расцветала на ее устах, стоило ей встретиться взглядом с глазами Вейдера.

Невыносимо.

Невозможно.

Пальцы ситха, тем временем, расправились с застежкой на платье Евы, и синий бархат разошелся, открывая светлую полосу нижнего тонкого одеяния, такого невесомого, что, казалось, руки Вейдера гладят обнаженную полыхающую кожу.

— Мне показалось, что вы собирались куда-то, — произнесла Ева дрогнувшим голосом, надеясь, что это — случайная ласка, которая не продлится долго, но ситх, наоборот, привлек ее к себе, прижал к своей груди, к холодным бронированным пластинам и, властно заставив ее нагнуть голову чуть вбок, припал губами к тонкой шее женщины, прихватив зубами кожу, что вызвало у Евы шумный вздох, и теплая волна сладкой дрожи раскатилась по всему телу.

— Вы правы, — произнес Вейдер, проводя пальцами вдоль спины женщины, наполняя свое касание Силой, которая тяжелым возбуждением пронзила тело Евы, на миг прогоняя зловещие призраки, стирая страхи; чуть касаясь губами мочки ее уха, поддразнивая языком нежный комочек плоти, Вейдер шепнул ей, обжигая горячим дыханием: — Вам показалось.

Раздался острый, звонкий щелчок — Ева хорошо знала этот звук. Это расстегивалась застежка зловещего костюма ситха, перед тем как выпустить тело Вейдера наружу.

На пол упал отстегнутый пояс, привычным движением плеч ситх избавился от длинной накидки. Его движения были спокойны, размеренны и неторопливы, и Ева, отступившая от Императора, избавляющегося от одежды, тайком прижала ледяные ладони к пылающим щекам.

— Иди ко мне, — голос Вейдера раздался из стороны, в которой располагалась кровать, и Ева услышала, как большое тело ситха опустилось на нее, как зашуршала ткань.

Ева, мучительно кусая губы, чуть подступила к нему. Если бы она могла сбежать. Сейчас. Если бы она смела воспротивиться его сладкой власти, заполняющей ее до кончиков пальцев. Если бы она могла сказать "нет". Она бы непременно попробовала, но льдистый взгляд синих глаз словно пронзал Императрицу насквозь, крепко удерживая за самое сердце.