Сан-Феличе. Книга первая - Дюма Александр - Страница 41

Такова была королева. Она хранила небольшую тетрадь, исписанную тончайшим почерком; то были собранные ею изречения философов, начиная с Пифагора и кончая Жан Жаком Руссо; когда ей предстояло принять какое-нибудь лицо, на которое требовалось произвести впечатление, она просматривала свою рукопись и, сообразно с обстоятельствами, вставляла в разговор заимствованные оттуда мысли.

Особенно удивительно было то, что, кокетничая свободомыслием, королева, тем не менее, разделяла все суеверия, свойственные неаполитанскому простонародью.

Приведем два примера. В нашей книге мы собираемся изобразить не только королей, принцев, придворных, людей, жертвующих жизнью ради какого-нибудь идеала, и тех, кто жертвует всеми идеалами ради золота и милостей, но также народ — изменчивый, суеверный, невежественный, жестокий; покажем поэтому, какими средствами можно этот народ поднять на бунт или умиротворить.

Океан вскипает под напором урагана; неаполитанский народ бушует под влиянием суеверий.

В Неаполе жила женщина по прозвищу Святая камней.

Эта особа уверяла, что, хотя она ничем не больна, из нее каждый день выделяются камешки; их она дарила своим почитателям, веровавшим в их святость. Камешки эти, невзирая на путь, по которому они выбирались на свет Божий, обладали способностью творить чудеса и со временем стали соперничать с реликвиями самых чтимых в Неаполе святых.

Мнимую святую по просьбе ее духовника и доктора поместили в больницу Пеллегрини в Неаполе, где ей предоставили лучшую палату и кормили с особого стола. Обосновавшись здесь, она, в результате потворства духовника и хирургов, кому это было выгодно, открыла широкую торговлю чудодейственными камешками.

Напрасно мы сказали «торговлю»; нет, камни эти не продавались, а раздавались. Но святая, давшая обет не брать денег, во имя Господне смиренно принимала одежду, драгоценности — словом, всевозможные дары.

Такой промысел во всяком другом городе привел бы подобную святую либо в уголовную полицию, либо в Птит-Мезон; в Неаполе это сочли очередным чудом — только и всего.

Так вот, королева оказалась одной из самых ревностных почитательниц Святой камней; она посылала ей подарки, собственноручно писала — на письма она была щедра — и просила, чтобы та молилась за нее, веруя, что молитвы святой будут услышаны.

Само собою разумеется, когда стало известно, что даже королева, притом королева свободомыслящая, прибегает к заступничеству самозванной чудотворицы, последние сомнения, если они еще оставались, исчезли или притаились.

Одна только наука не поверила чудесам.

А в то время наука — мы имеем в виду медицину — была представлена тем самым Доменико Чирилло, с которым мы уже познакомились (он был во дворце королевы Джованны в ту грозовую ночь, когда посланец генерала Шампионне с таким трудом добрался до скалы, где высится этот дворец). Доменико Чирилло, человеку передовых взглядов, было больно видеть, что его родина так отстала от всего просвещенного света: он считал для Неаполя позорным, что здесь все еще возможна комедия под стать тем, какие разыгрывались во мраке XII — XIII веков, и это в то время, когда над миром сверкают молнии энциклопедистов.

Прежде всего он переговорил с хирургом, что был со «святою» заодно, и попытался добиться от него признания в мошенничестве.

Хирург упорствовал, утверждая, что перед ними чудо.

Доменико Чирилло пообещал ему возместить убыток, который он понесет, если согласится сказать правду.

Хирург стоял на своем.

Чирилло понял, что придется разоблачить не одного, а двух плутов.

Он добыл несколько камней, извергнутых «святою», обследовал их, убедился, что некоторые из них — простые голыши, подобранные на взморье, другие — затвердевший известняк, третьи — обыкновенная пемза. Ни один из них не относился к числу тех, что могут образоваться в человеческом организме вследствие болезней печени или почек.

Ученый с камнями в руках явился к хирургу. Но тот продолжал защищать «святую».

Чирилло убедился, что не остается ничего другого, как предать дело широкой огласке.

Талант и научный авторитет давали Чирилло особые права по отношению ко всем лечебницам, а потому он в один прекрасный день решил нагрянуть в больницу Пеллегрини в сопровождении нескольких врачей и хирургов, приглашенных им для этой цели; он вошел в палату «святой» и обследовал ее ночные выделения.

Она уже заготовила четырнадцать камней для раздачи своим почитателям.

Чирилло распорядился запереть ее и наблюдать за нею два-три дня, но она по-прежнему исправно выделяла камешки, только количество их бывало разное; однако все они были такого же рода, как мы сказали.

Тогда Чирилло велел ученику, которого он приставил к мнимой святой, следить за нею как можно тщательнее, и тот заметил, что «святая» постоянно держит руки в карманах, а время от времени подносит их ко рту как бы с тем, чтобы положить в рот леденец.

Ученик велел ей убрать руки из карманов и запретил подносить их ко рту. Чтобы не препираться со стражем и тем самым не выдать себя, она попросила понюшку табака, а поднеся пальцы к носу, сунула в рот три-четыре камешка и ухитрилась проглотить их.

Правда, то были последние: молодой человек заметил уловку, схватил мошенницу за руки и вызвал женщин: по его распоряжению или, точнее, по распоряжению Чирилло, они раздели ее.

На внутренней стороне ее сорочки обнаружили мешочек; в нем было пятьсот шестнадцать мелких камешков.

Кроме того, на шее у нее висел другой мешочек, который прежде принимали за ладанку, и там оказалось еще около шестисот камешков.

Обо всем этом был составлен протокол, и Чирилло передал дело в ведение уголовной полиции, обвиняя мнимую святую в мошенничестве. Суд приговорил ее к трем месяцам тюремного заключения

В комнате «святой» обнаружили сундук, наполненный серебряной посудой, кружевами, драгоценными предметами; некоторые из этих вещей, притом наиболее дорогих, были получены ею от королевы, чьи письма она предъявила суду.

Королева пришла от всей этой истории в страшную ярость, но судебный процесс получил такую огласку, что она не решилась вызволить эту женщину из рук правосудия. Зато Чирилло стал жертвою мести королевы, и именно этим объясняются преследования, которым он подвергся и которые из ученого превратили его в революционера.

Что же касается «святой», то, несмотря на протокол, составленный Чирилло, несмотря на приговор суда, признавшего ее виновной, в Неаполе осталось немало легковерных, продолжавших посылать ей подарки и поручавших себя ее молитвам.

А вот второй пример суеверия королевы, о котором мы обещали рассказать. Около 1777 года, то есть ко времени рождения принца Франческо, того самого, кого мы видели на флагманской галере уже взрослым и о котором говорили позже как о покровителе кавалера Сан Феличе, в Неаполе жил монах-францисканец, лет восьмидесяти; ему удалось создать себе репутацию святого, поощряемую монастырем, где он жил, ибо это было монастырю выгодно. Монахи, его собратья, распустили слух, будто шапочка, что он обычно носил, наделена особой силой, помогающей беременным женщинам; поэтому все рвали друг у друга из рук чудодейственную шапочку, а монахи, как нетрудно догадаться, выпускали ее из монастыря не иначе как за большие деньги. Женщины, роды которых благодаря шапочке проходили легко, кричали об этом на всех перекрестках и тем самым подкрепляли репутацию этого благословенного предмета. Тех же, что рожали трудно или даже умирали, обвиняли в недостатке веры, и, таким образом, репутация шапочки оставалась незыблемой.

В последние дни беременности Каролина доказала, что она прежде всего женщина, а потом уж королева и философ: она послала за шапочкой, сказав, что станет платить за нее монастырю по сто дукатов в день.

Она продержала шапочку пять дней, к великой радости монахов и к великому отчаянию других рожениц, которым пришлось обойтись без помощи чудесной реликвии.

Мы не можем сказать, принесла ли шапочка счастье королеве, зато положительно утверждаем, что Неаполю она счастья не принесла: Франческо был трусливым и двуличным принцем и стал двуличным и жестоким королем.