Сан-Феличе. Книга первая - Дюма Александр - Страница 31

— Нет, слушаю тебя, Сан Феличе, слушаю и восхищаюсь тобою. Ты существо совершенное. Ты избранник Божий. Да, возьми мою дочь! Да, возьми моего ребенка! Да, моя дочь будет любить тебя! Но постоянно говори ей обо мне и постарайся, чтобы после тебя она больше всех на свете любила своего отца.

— О, как ты добр! — воскликнул кавалер, утирая слезы. — Ты говоришь, она в Портичи? Как мне найти ее дом? Как ее зовут? Надеюсь, ты дал ей красивое имя?

— Друг мой, — отвечал князь, — вот ее имя и адрес женщины, которая заботится о ней; тут распоряжение этой женщине, чтобы она в мое отсутствие относилась к тебе как к настоящему отцу девочки… Прощай, Сан Феличе, — сказал князь, вставая. — Гордись, мой друг, — сейчас ты даровал мне единственное счастье, единственную радость, единственное утешение, на которые я еще могу надеяться.

Друзья обнялись, как дети, и заливаясь слезами, как женщины.

На другой день князь Караманико уехал в Лондон, а маленькая Луиза Молина вместе со своей няней поселилась в Доме-под-пальмой.

XIV. ЛУИЗА МОЛИНА

В то утро, когда маленькой Луизе предстояло уехать из Портичи, можно было видеть, как кавалер Сан Феличе, не желая доверить кому бы то ни было это важное дело, сам бегает по лавкам игрушек на улице Толедо, спеша накупить множество белых барашков, заводных кукол, кувыркающихся пульчинелл; люди, знающие, что все это отнюдь не надобно самому ученому, могли подумать, будто он исполняет просьбу какого-нибудь знатного иностранца, пожелавшего собрать для своих детей полный набор неаполитанских игрушек. Но люди эти ошиблись бы: все его странные приобретения предназначались для крошки Луизы Молины.

Затем подготовились к ее переезду. Лучшая комната, одно из окон которой выходило в сторону залива, а другое — в сад, была приготовлена для новых обитательниц; прелестную медную кроватку, какие так изящно делают в Неаполе, поставили рядом с кроватью для няни; по указанию ученого кавалера и под его присмотром над детским ложем была протянута кисейная сетка, все размеры которой, геометрически выверенные, должны были расстроить самые ловкие маневры осаждающих — этот прозрачный полог должен был уберечь ребенка от укусов комаров.

Одному из пастухов, которые гонят по улицам Неаполя стада коз и заставляют их подниматься иной раз до шестого этажа домов, было приказано ежедневно останавливаться у их подъезда. В стаде выбрали самую красивую белую козу, чтобы она одарила малютку своим молоком, и тут же нарекли избранницу мифологическим именем Амалфеи.

Когда было приготовлено все необходимое для удобства, забавы и питания ребенка, кавалер нанял уютный, вместительный экипаж и отправился в Портичи.

Переезд совершился без малейшей помехи, и спустя три часа после отбытия Сан Феличе в Портичи Луиза, радовавшаяся, как все дети, перемене обстановки, уже одевала и раздевала куклу, которая не уступала ей в величине и обладала столь же богатым и разнообразным гардеробом, как Мадонна дель Весковато.

Долгие недели и даже месяцы кавалер забывал о всех чудесах природы, занимаясь только чудом, что находилось у него перед глазами; и действительно, чего стоит набухающая почка, распускающийся цветок или созревающий плод в сравнении с юным сознанием, которое, развиваясь, день ото дня рождает новую мысль и придает большую ясность мысли, возникшей накануне. Формирование ума ребенка, связанное с совершенствованием его органов чувств, иной раз порождало у кавалера сомнение в существовании бессмертной души, коль скоро она зависит от развития этих органов так же, как цветок или плод зависят от питательных соков, и, стало быть, душа, которую мы наблюдали, так сказать, во время ее рождения, роста, приобретения ею сил, затем в зрелом возрасте наслаждается своим расцветом и наконец неощутимо, но, тем не менее, неуклонно теряет силы, по мере того как органы ее грубеют и, старея, отмирают, подобно тому, как цветы утрачивают аромат, а плоды — вкус, когда иссякают питающие их соки. Но кавалер Сан Феличе, как все великие умы, был отчасти пантеистом, и даже пантеистом психологическим; он считал Бога всеобъемлющей душою мироздания, а потому индивидуальная душа казалась ему чем-то избыточным, однако он сожалел об этом, как сожалел, что, в отличие от птиц, у него нет крыльев; однако эта бережливость Неба, осуществляемая за счет человека, совсем не возмущала его.

Вынужденный отказаться от обычного течения жизни, он искал утешения в ее видоизменениях. Египтяне клали скарабеев в гробницы своих любимых покойников. Почему они так поступали? Потому, что скарабей, как гусеница, трижды умирает и трижды возрождается.

Неужели Бог в своем бесконечном милосердии делает для человека меньше, чем для насекомого? Так рассуждал народ, чьи бесчисленные гробницы сохранили до нашего времени реликвии, завернутые в священные пелены.

Теперь кавалер Сан Феличе задавался вопросом, который я тоже задаю себе и над которым, несомненно, задумывались и вы: помнит ли гусеница о яйце, помнит ли куколка бабочки о гусенице, помнит ли бабочка о куколке и, наконец, в довершение круга превращений, — помнит ли яйцо о бабочке?

Увы, это мало вероятно: Богу не угодно было, чтобы человек, обладая такою памятью, возгордился, принимая во внимание, что животным такой памяти не дано. Если бы человек помнил, чем он был до того, как стал человеком, он обрел бы бессмертие.

Пока кавалер размышлял над всем этим, Луиза росла, незаметно для самой себя научилась читать и писать и обращалась к нему за разъяснением всех занимавших ее вопросов либо по-французски, либо по-английски, потому что кавалер раз навсегда объявил, что будет отвечать только на вопросы, заданные на одном из этих языков. А так как Луиза была крайне любопытна и, следовательно, задавала множество вопросов, она вскоре научилась не только спрашивать по-французски или по-английски, но и отвечать на этих языках.

Постепенно, сама того не замечая, она научилась и многому другому. Астрономию она постигла настолько, насколько это подобает женщине; например, она знала, что Луна особенно любит Неаполитанский залив и объясняется это, вероятно, тем, что, одаренная богаче гусеницы, скарабея и человека, Луна помнит, как некогда она была дочерью Юпитера и Латоны, родилась на плавучем острове, звалась Фебой, была влюблена в Эндимиона, а будучи, как все женщины, кокеткой, она имеет слабость часто смотреться в зеркало и не находит на всей земле лучшего, чем Неаполитанский залив.

Луна очень занимала маленькую Луизу; девочка называла ее небесной лампадой; в полнолуние она всегда говорила, что видит на Луне лицо, а когда Луна убывала, она спрашивала: неужели на небе водятся крысы, и неужели там, наверху, они грызут Луну, как здесь, внизу, грызут сыр?

И вот кавалер Сан Феличе, довольный тем, что может показать ребенку научный опыт и желая сделать его доступным для детского понимания, с радостью принялся за изготовление большой модели нашей звездной системы. Он показал Луизе Луну, наш спутник, по размеру в сорок девять раз уступающий Земле; он вращал его вокруг нашей планеты, заставляя в течение минуты совершать путь, который тот проходит за двадцать семь дней, семь часов и сорок три минуты, вращаясь при этом также и вокруг собственной оси; он показал, как за это время Луна то приближается к нам, то удаляется; объяснил, что наиболее удаленная от нас точка ее орбиты называется апогеем ив это время расстояние от Земли до Луны достигает девяноста одной тысячи четырехсот восемнадцати льё, а ближайшая точка ее орбиты, когда расстояние между нею и Землей сокращается до восьмидесяти тысяч семидесяти семи льё, называется перигеем. Он объяснил, что Луна, как и Земля, сияет лишь светом, отраженным от Солнца, и поэтому нам видна только та ее сторона, куда падают солнечные лучи, и не видна та, на которую Земля отбрасывает свою тень; следовательно, мы видим ее различные фазы; он разъяснял девочке, что лицо, которое мерещится ей на Луне в полнолуние, не что иное, как выпуклости на поверхности планеты, впадины, где сгущаются тени, и горы, отражающие свет; он даже на большой карте Луны, недавно составленной в Неаполитанской обсерватории, показал девочке то, что представляется ей подбородком, и объяснил: это всего лишь вулкан, тысячи лет тому назад извергавший пламя, подобно Везувию, а затем он потух, как со временем потухнет и Везувий. Сначала она многого не понимала и просила повторить все это, но после второго или третьего объяснения стала кое-что улавливать.