Сальватор. Том 2 - Дюма Александр - Страница 23

Ну что ж, мэтр Баратто был человеком, обладавшим чувством собственного достоинства. Про себя он уже решил, что, если Сальватор будет держать себя прилично, он как нотариус семейства Вальженезов не даст сыну маркиза де Вальженеза умереть с голоду, даже если этот сын – незаконнорожденный, и ссудит его несколькими луидорами.

От таких мыслей мэтр Баратто повеселел. Он поудобнее устроился в кресле, закинул ногу на ногу, взял в руки одну из папок с бумагами, лежавшими перед ним на столе, и начал ее просматривать, в надежде с пользой провести те несколько минут, пока молодой человек изложит свою просьбу.

Сальватор следил за ним, не говоря ни слова, но если бы нотариус поднял в эту минуту глаза, то ужаснулся бы, прочтя на лице посетителя глубокое презрение.

Впрочем, нотариус глаз не поднимал. Он просматривал или делал вид, что просматривает лист гербовой бумаги, исписанный сверху донизу, и, не отводя взгляда от бумаги, спросил с оттенком христианского сострадания:

– Так вы стали комиссионером, бедный мальчик?

– Да, – не сдержав улыбки, ответил Сальватор.

– На жизнь-то вы хоть себе зарабатываете? – продолжал, не поворачивая головы, нотариус.

– Не жалуюсь, – отозвался Сальватор, восхищаясь самонадеянностью мэтра Баратто.

– И сколько вы зарабатываете в день?

– Пять-шесть франков. Как вы понимаете, всяко бывает.

– Ого! Так это, стало быть, неплохое ремесло! Имея пять франков в день, можно, пожалуй, будучи экономным, откладывать по четыреста-пятьсот франков в год!

– Вы так думаете? – продолжал игру Сальватор, наблюдая за нотариусом, как кот следит за мышкой, угодившей ему в лапы.

– Ну да, ну да, – покивал мэтр Баратто. – Вот, к примеру, я, когда был главным клерком в этой конторе, откладывал по две тысячи франков, а жалование мое составляло полторы тысячи франков в год. Так я положил начало своему состоянию… О, экономия, дорогой мой, экономия прежде всего! Без экономии нет счастья… Я тоже был молод, я, как и все, любил почудить.

Но никогда я не покушался на свои сбережения, не позволял себе ни малейшего долга. Только руководствуясь подобными принципами, можно обеспечить себе спокойную старость. Кто знает!

Может быть, вы тоже станете однажды миллионером!

– Кто знает! – эхом отозвался Сальватор.

– Да… А пока – мы в затруднительном положении, а? Мы напроказничали, а теперь на мели, вспомнили о славном мэтре Баратто и решили: «Это добрый малый, он выручит нас из беды»?

– Признаться, сударь, вы читаете мои мысли как по писаному.

– Увы! – наставительно промолвил нотариус. – К несчастью, мы привыкли иметь дело с человеческими горестями:

то, что случилось с вами, происходит каждый день с пятьюдесятью несчастными; все они заводят одну и ту же песню, а я выставляю их за дверь раньше, чем они успевают допеть до конца.

– Да, – кивнул Сальватор, – я, еще входя сюда, заметил, что вы привыкли поступать именно так.

– Чего же вы хотите! Если бы я помогал всем, кто меня об этом просит, будь я хоть Ротшильдом, мне и то не хватило бы средств. Но вы, мой мальчик, – поспешил прибавить мэтр Баратто, – вы не все: вы незаконный сын моего старого клиента, маркиза де Вальженеза. Если только вы будете разумны, я с удовольствием окажу вам услугу. Сколько вам нужно? Ну же! – продолжал нотариус, выдвигая, по мере того как он говорил, ящик своего стола, в котором хранил деньги.

– Мне нужно пятьсот тысяч франков, – сказал Сальватор.

Нотариус испуганно вскрикнул и едва не опрокинулся навзничь.

– Вы с ума сошли, юноша! – крикнул он, с шумом задвигая ящик на место и опуская ключ в карман.

– Я не сошел с ума, как и не умер, – возразил молодой человек. – Мне нужно пятьсот тысяч франков через двадцать четыре часа.

Мэтр Баратто затравленно посмотрел на Сальватора. Он ждал, что тот начнет угрожать с кинжалом или пистолетом в руках.

Сальватор продолжал спокойно сидеть на стуле, на его лице были написаны благожелательность и спокойствие.

– Ого! – произнес нотариус. – Вы точно лишились рассудка, молодой человек.

– Завтра к девяти часам утра мне нужны полмиллиона франков, вы слышали? – медленно выговаривая каждое слово, сообщил Сальватор.

Нотариус в отчаянии покачал головой, словно хотел сказать:

«Бедный мальчик совершенно безнадежен».

– Слышали? – повторил Сальватор.

– Мальчик мой! – сказал мэтр Баратто, еще не понимая ни цели Сальватора, ни средств для ее достижения, но смутно чуя огромную опасность, скрытую в полнейшей невозмутимости молодого человека. – Как вам могло прийти в голову, пусть даже в память о вашем отце, к которому я питал дружеские чувства и глубокое почтение, что такой бедный нотариус, как я, способен ссудить подобную сумму?

– Это верно, – согласился Сальватор. – Я употребил не то слово; мне следовало бы сказать не «ссудить», а «возместить».

Впрочем, это не беда, я повторяю свою просьбу: я пришел требовать от вас возмещения суммы в полмиллиона франков.

– Возмещение?.. – дрогнувшим голосом переспросил мэтр Баратто, начиная понимать, почему маркиз де Вальженез прикрыл за собой дверь.

– Да, сударь, в качестве возмещения, – в третий раз и довольно сурово повторил Сальватор.

– Что вы хотите этим сказать? – потухшим голосом промямлил нотариус, с трудом выдавливая каждое слово; по его лицу градом катил пот.

– Слушайте меня внимательно! – приказал Сальватор.

– Я вас слушаю.

– Мой отец маркиз де Вальженез вызвал вас к себе семь лет тому назад… – начал Сальватор.

– Семь лет! – эхом повторил нотариус.

– Это было одиннадцатого июня тысяча восемьсот двадцать первого года… Сочтите.

Нотариус промолчал. Было незаметно, что он считал. Он просто ждал.

– Маркиз вызвал вас, чтобы передать завещание, в котором он усыновлял меня и признавал своим единственным наследником.

– Ложь! – вскричал, позеленев, нотариус.

– Я читал это завещание, – продолжал Сальватор, пропустив мимо ушей опровержение мэтра Баратто. – Оно было написано в двух экземплярах, оба – собственноручно моим отцом.

Один экземпляр был передан вам, другой исчез. Я пришел спросить вас о судьбе этого завещания.

– Это ложь, совершеннейшая ложь! – взвыл нотариус, дрожа всем телом. – Я действительно слышал от вашего отца, что он собирался написать завещание. Но как вы знаете, ваш уважаемый отец скончался внезапно, и вполне вероятно, что завещание было написано, но ко мне оно так и не попало.

– Вы можете в этом поклясться? – спросил Сальватор.

– Честью клянусь! – вскричал нотариус и поднял руку, словно перед распятием в суде. – Клянусь перед Богом!

– Если вы клянетесь в этом перед Богом, господин Баратто, – не теряя хладнокровия, сказал Сальватор, – вы самый мерзкий негодяй, какого я когда-либо видел.

– Господин Конрад! – подскочив и будто собираясь наброситься на Сальватора, выкрикнул нотариус.

Но тот схватил его за руку и силой усадил на прежнее место.

Только теперь мэтр Баратто no-настоящему понял, зачем Сальватор запер за собой дверь.

– В последний раз требую представить мне завещание моего отца! – глухо проговорил Сальватор.

– Его нет, говорю же вам, что его нет! – заикаясь, с трудом выговорил нотариус.

– Ну хорошо, господин Баратто! – ответил Сальватор. – Допускаю, но только на одну минуту, что вы незнакомы с этим документом.

Нотариус облегченно вздохнул.

XIV.

Глава, в которой мэтр Пьер-Николя Баратто изучает под руководством Сальватора Гражданский и Уголовный кодекс

Но радость достойнейшего мэтра Баратто была недолгой, потому что почти тотчас Сальватор продолжал: – Скажите, сударь, какому наказанию подвергается нотариус, изъявший завещание?

– Не знаю, не помню, – пролепетал нотариус, глаза которого поневоле закрылись под горящим взором молодого человека.

– Ну что ж, – проговорил Сальватор и протянул руку к книге с пятицветным обрезом, – если не знаете, я вам сейчас скажу; если не помните, я освежу вашу память.