Сальватор. Том 1 - Дюма Александр - Страница 68

– Слышите? Это же убийца!

Сальватор все слышал; не стоит и говорить, что он относился к угрозам Жана Бычье Сердце так, как они того заслуживали.

– Почему всякий раз, как я к вам захожу, вы деретесь или ругаетесь? – удивился Сальватор. – Вы плохо кончите, мадемуазель Фифина, уж вы мне поверьте. Получите вы когда-нибудь так, что и охнуть не успеете!

– Ну, уж во всяком случае, не от этого ничтожества! – взвыла мадемуазель Фифина, скрипнув зубами от злости и поднеся к носу Бартелеми кулак.

– Почему не от него? – удивился Сальватор.

– Я решила его бросить, – заявила мадемуазель Фифина.

Жан Бычье Сердце подпрыгнул, словно его ударило током.

– Ты меня бросишь? – вскричал он. – И это после того, что я от тебя терпел, тысяча чертей?! Никуда ты от меня не денешься, будь уверена, или я тебя найду хоть на краю света и задушу собственными руками!

– Слышите, слышите, господин Сальватор? Если я подам на его в суд, надеюсь, вы выступите свидетелем.

– Замолчите, Бартелеми, – ласково проговорил Сальватор. – Хоть Фифина так и говорит, в глубине души она вас любит.

Строго взглянув на молодую женщину, словно змеелов на гадюку, он прибавил:

– Должна вас любить, во всяком случае. Что бы она ни говорила, вы все-таки отец ее ребенка.

Женщина съежилась под угрожающим взглядом Сальватора и ласково, как ни в чем не бывало молвила:

– Конечно, я его люблю, хотя он бьет меня смертным боем… Как я, по-вашему, могу быть ласковой с мужчиной, который грозит да ругается?

Жана Бычье Сердце тронули слова возлюбленной.

– Права ты, Фифина, – со слезами на глазах признал он, – я скотина, дикарь, турок! Но это выше моих сил, Фифина, ничего не могу с собой поделать!.. Когда ты говоришь мне об этом бандите Фафиу, когда грозишь отнять мою девочку и бросить меня, я теряю голову и помню только одно: что могу свалить кулаком быка. Тогда я поднимаю руку и говорю: «Кто хочет отведать? Подходите!»… Прости, Фифиночка! Ты же знаешь, что я так себя веду, потому что обожаю тебя!.. И потом, что такое два-три удара в жизни женщины?

Мы не знаем, сочла ли мадемуазель Фифина этот довод убедительным, но повела себя именно так: она величаво протянула Бартелеми Лелонгу ручку, и тот стремительно поднес ее к губам, словно собирался съесть.

– Ну и хорошо! – молвил Сальватор. – А теперь, когда мир восстановлен, поговорим о другом.

– Да, – кивнула мадемуазель Фифина, ее наигранный гнев окончательно улегся, тогда как Жан Бычье Сердце, взволновавшись не на шутку, еще кипел в душе. – Вы поговорите, а я пока схожу за молоком.

Мадемуазель Фифина в самом деле сняла с гвоздя бидон и продолжала елейным голоском, обращаясь к Сальватору:

– Вы выпьете с нами кофе, господин Сальватор?

– Спасибо, мадемуазель, – отвечал Сальватор. – Я уже пил кофе.

Мадемуазель Фифина всплеснула руками, словно хотела сказать: «Какое несчастье!» – после чего пошла вниз по лестнице, напевая арию из водевиля.

– У нее превосходное сердце, господин Сальватор, – вздохнул Бартелеми, – и я очень сержусь на себя за то, что не могу сделать ее счастливой! Но в жизни так бывает: или вы ревнивы, или нет. Я ревнив как тигр, но в том не моя вина.

Силач тяжело вздохнул, мысленно он упрекал себя и боготворил мадемуазель Фифину.

Сальватор наблюдал за ним с восхищением, смешанным с горечью.

– Теперь, – сказал он, – поговорим с глазу на глаз, Бартелеми Лелонг.

– Я весь к вашим услугам, господин Сальватор, телом и душой, – отвечал плотник.

– Знаю, знаю, дружище. Если вы перенесете на своих товарищей немного дружеских чувств и в особенности снисходительности, которую питаете ко мне, то мне от этого хуже не станет, а вот другим будет гораздо лучше.

– Ах, господин Сальватор, вы не можете сказать мне больше, чем я сам.

– Хорошо, вы все это себе скажете, когда я уйду. А мне нужны вы на сегодняшний вечер.

– Сегодня, завтра, послезавтра! Приказывайте, господин Сальватор.

– Услуга, о которой я вас прошу, Жан Бычье Сердце, может задержать вас вне Парижа., возможно, на двадцать четыре часа… может, на сорок восемь часов… а то и больше.

– На всю неделю! Идет, господин Сальватор?

– Спасибо… На стройке сейчас много работы?

– На сегодня и завтра – порядочно.

– В таком случае, Бартелеми, я забираю свои слова назад.

Я не хочу, чтобы вы потеряли дневной заработок и подвели хозяина.

– А я не потеряю заработок, господин Сальватор.

– Как это?

– Я сделаю всю работу сегодня.

– Наверное, это непросто.

– Непросто? Да что вы, ерунда!

– Как можно за один день сделать то, что намечено на два?

– Хозяин предложил мне заплатить вчетверо больше, если я выполню работу за двоих, потому что, скажу без ложной скромности, работать я умею… Ну и вот… Сегодня я буду работать за двоих, а заплатят мне как обычно, зато я буду полезен человеку, ради которого готов броситься в огонь. Вот!

– Спасибо, Бартелеми, я согласен.

– Что нужно делать?

– Вы поедете нынче вечером в Шатийон.

– А там?..

– Харчевня «Божья милость».

– Знаю. В котором часу?

– В девять.

– Я непременно буду, господин Сальватор.

– Подождите меня… только не пейте!

– Ни глотка, господин Сальватор.

– Обещаете?

– Клянусь!

Плотник поднял руку, словно клялся в суде, даже, может быть, еще торжественнее.

Сальватор продолжал:

– Возьмите с собой Туссена Бунтовщика, если он сегодня свободен.

– Хорошо, господин Сальватор.

– Тогда прощайте! До вечера!

– До вечера, господин Сальватор.

– Вы точно не хотите выпить с нами кофе? – спросила Фифина, появляясь в дверях с горшочком сливок в руках.

– Спасибо, мадемуазель, – отказался Сальватор.

Молодой человек направился к выходу, а мадемуазель Фифина тем временем подошла к плотнику и, поглаживая ему подбородок, который совсем недавно она едва не лишила растительности, проворковала:

– Выпейте кофейку, дорогой! Поцелуйте свою Фифиночку и не сердитесь!

Жан Бычье Сердце заблеял от счастья и, едва не задушив Фифину в объятиях, выбежал за Сальватором на лестницу.

– Ах, господин Сальватор! – вскричал он. – Вы совершенно правы: я – грубиян и не стою такой женщины!

Не говоря ни слова, Сальватор пожал мозолистую руку славного плотника, кивнул ему и пошел вниз.

Четверть часа спустя он уже стучал в дверь Жюстена.

Отворила ему сестрица Целеста: она подметала классную комнату, а Жюстен стоял у окна и очинял ученикам перья.

– Здравствуйте, сестрица, – весело приветствовал тщедушную девушку Сальватор и протянул ей руку.

– Здравствуйте, добрый вестник! – улыбнулась в ответ Целеста; она однажды слышала, как мать назвала этим именем молодого человека в память о его появлении в их Ковчеге, куда он всегда с тех пор приносил оливковую ветвь, и продолжала его так называть.

– Тсс! – шепнул Сальватор, приложив палец к губам. – Мне кажется, я принес брату Жюстену добрую весть.

– Как всегда, – кивнула Целеста.

– Что? – очнувшись от задумчивости, спросил Жюстен, узнав голос Сальватора.

Он выбежал на порог классной.

Сестрица Целеста поднялась к себе.

– В чем дело? – спросил Жюстен.

– Есть новости, – отозвался Сальватор.

– Новости?

– Да, и немало.

– О Господи! – так и задрожал молодой человек.

– Если вы с самого начала дрожите, что с вами будет в конце? – усмехнулся Сальватор.

– Говорите, друг мой, говорите!

Сальватор положил руку на плечо друга.

– Жюстен, – продолжал он, – если бы кто-нибудь вам сказал: «С сегодняшнего дня Мина свободна и может быть вашей, но чтобы ее не потерять, вы должны все бросить: семью, друзей, отечество!» – что бы вы ответили?

– Друг мой! Я ничего не ответил бы: я бы умер от счастья!

– Вот уж для этого время неподходящее… Итак, продолжим. Если вам скажут: «Мина свободна, но при условии, что вы с ней уедете без промедления, без сожалений, без оглядки»?