Сальватор. Том 1 - Дюма Александр - Страница 25

Разительный контраст между г-жой де Маранд и Кармелитой бросался в глаза.

Неужто это была все та же Кармелита?

Да, она, но не та, чей портрет мы описали когда-то из «Монографии о Розе»: румяная, сиявшая, поражавшая выражением простодушия и невинности; теперь она не улыбалась, ноздри ее не раздувались, как когда-то, вдыхая аромат роз, благоухавших под ее окном и украшавших могилу мадемуазель де Лавальер… Нет, сейчас в гостиную входила высокая молодая женщина с ниспадавшими на плечи по-прежнему роскошными волосами, но ее плечи были словно высечены из мрамора. У нее было все то же открытое и умное лицо, но оно было будто выточено из слоновой кости! Те же щеки, когда-то радовавшие здоровым румянцем, ныне побледнели и стали матовыми.

Ее глаза, и раньше удивлявшие своей красотой, теперь, казалось, стали наполовину больше. Они и раньше горели огнем, но теперь искры обратились молниями. И благодаря залегшим вокруг глаз теням можно было подумать, что эти молнии сыплются из грозовой тучи.

Губы Кармелиты, когда-то пурпурные, с трудом ожили после той страшной ночи и так и не смогли вернуть себе первоначальный цвет. Они едва достигли бледно-розового кораллового оттенка, однако прекрасно дополняли тот необыкновенный ансамбль, что всегда делал Кармелиту настоящей красавицей, но в то же время придавал ее красоте нечто фантастическое.

Одета Кармелита была просто, но очень изящно.

Три ее сестры долго уговаривали Кармелиту пойти на вечер к Лидии. Кроме того, она решила во что бы то ни стало обеспечить себе независимое существование. И вопрос о том, в чем Кармелита предстанет перед публикой, долго и горячо обсуждался всеми подругами. Само собой разумеется, что Кармелита в обсуждении не участвовала. Она с самого начала заявила, что считает себя вдовой Коломбана и всю жизнь будет носить по нему траур, а потому пойдет на вечер в черном платье. Остальное же она предоставила решать Фраголе, Лидии и Регине.

Регина сказала, что платье будет из черного кружева, а корсаж и юбка – из черного атласа. Украсить наряд она предложила гирляндой темно-фиолетовых цветов, являвшихся символом печали и известных под именем аквилегий, а в гирлянду Регина хотела вплести ветки кипариса.

Венок сплела Фрагола, лучше других разбиравшаяся в сочетании цветов, в подборе оттенков; как гирлянда на платье, как букетик на корсаже, венок состоял из веток кипариса и аквилегий.

Ожерелье черного жемчуга, дорогой подарок, преподнесенный Региной, украшал шею Кармелиты.

Когда девушка, бледная, но нарядная, появилась на пороге спальни, ожидавшие ее выхода вскрикнули от восхищения и в то же время вздрогнули от страха. Она была похожа на античную Норму или Медею. По рядам собравшихся пробежал ропот.

Старый генерал, обычно настроенный весьма скептически, на сей раз понял, что перед ним святая мученица. Он поднялся – и стоя стал ожидать приближения Кармелиты.

Едва Кармелита появилась в гостиной, Регина поспешила ей навстречу.

Кармелита двигалась словно призрак в окружении двух дышавших жизнью и счастьем молодых женщин.

Гости провожали взглядами молчаливую троицу со всевозраставшим любопытством.

– До чего ты бледна, бедная сестричка! – заметила Регина.

– Как ты хороша, о, Кармелита! – воскликнула г-жа де Маранд.

V – Я уступила вашим настойчивым просьбам, мои любимые, – проговорила в ответ молодая женщина. – Но, может быть, пока не поздно, мне следует остановиться?

– Отчего же?

– Вы знаете, что я не открывала фортепьяно с тех пор, как мы пели вместе с Коломбаном, прощаясь с жизнью. А вдруг мне изменит голос? Или окажется, что я ничего не помню?

– Нельзя забыть то, чему не учился, Кармелита, – возразила Регина. – Ты пела, как поют птицы, а разве они могут разучиться петь?

– Регина права, – поддержала подругу г-жа де Маранд. – И я уверена в тебе, как уверена в себе ты сама. Пой же без смущения, дорогая моя! Могу поручиться, что ни у кого из артистов никогда не было более благожелательно настроенной публики.

– Спойте, спойте, мадам! – стали просить все, за исключением Сюзанны и Лоредана: брат разглядывал красавицу Кармелиту с изумлением, сестра – с завистью.

Кармелита поблагодарила собравшихся кивком и пошла к инструменту.

Генерал Эрбель сделал два шага ей навстречу и поклонился.

– Дорогой граф! – произнесла г-жа де Маранд. – Имею честь представить вам самую близкую свою подругу, ведь из трех моих подруг эта – самая несчастливая.

Генерал снова поклонился и с галантностью, достойной рыцарских времен, промолвил:

– Мадемуазель! Сожалею, что госпожа де Маранд поручила мне столь легкое дело, как опубликовать в газетах похвалу вашему таланту. Поверьте, я приложу к этому все силы и все равно буду считать себя вашим должником.

– О! Спойте! Спойте, мадам! – снова попросили несколько голосов.

– Вот видишь, дорогая сестра, – заметила г-жа де Маранд, – все ждут с нетерпением… Так ты начнешь?

– Сию минуту, если вам угодно, – просто ответила Кармелита.

– Что ты будешь петь? – спросила Регина.

– Выберите сами!

– У тебя нет любимого произведения?

– Нет.

– У меня здесь весь «Отелло».

– Пусть будет «Отелло».

– Ты будешь аккомпанировать себе сама? – спросила Лидия.

– Если некому это сделать… – начала Кармелита.

– Я с удовольствием сяду за фортепьяно, – торопливо предложила Регина.

– А я буду переворачивать страницы! – подхватила г-жа де Маранд. – Тебе нечего бояться, когда мы с тобой рядом, не правда ли?

– Мне нечего бояться, – отозвалась Кармелита, грустно качая головой.

Девушка в самом деле была совершенно спокойна. Холодной рукой она коснулась руки г-жи де Маранд. Ее лицо выражало полную невозмутимость.

Госпожа де Маранд направилась к фортепьяно и выбрала из стопки партитуру «Отелло».

Кармелита осталась стоять, опираясь на Регину; будуар был на две трети полон.

Гости расселись и стали ждать затаив дыхание.

Госпожа де Маранд поставила ноты на фортепьяно, а Регина вышла, села за инструмент и блестяще исполнила бурную прелюдию.

– Споешь «Романс об иве»? – спросила г-жа де Маранд.

– С удовольствием, – молвила Кармелита.

Госпожа де Маранд раскрыла партитуру на предпоследней сцене финального акта.

Регина повернулась к Кармелите, готовая начать по ее знаку.

В эту минуту лакей доложил:

– Господин и госпожа Камилл де Розан.

XVI.

«Романс об иве»

Глухой, протяжный вздох, похожий на стон, вырвался при этих словах из груди у трех или четырех человек из тех, что собрались в гостиной. Засим последовала глубокая тишина. Казалось, все присутствовавшие знали историю Кармелиты и потому не смогли сдержать восклицания при неожиданном появлении молодого человека с горящим взором, улыбкой на устах и беззаботным выражением на лице, хотя именно Камилла де Розана можно было в определенном смысле считать убийцей Коломбана.

Стон вырвался из груди у Жана Робера, Петруса, Регины и г-жи де Маранд.

А Кармелита не вскрикнула, не вздохнула: у нее перехватило дыхание и она застыла, подобно статуе.

Когда г-н де Маранд услышал имя Камилла, тут только он вспомнил, что именно этого человека ему рекомендовал его американский компаньон. Хозяин дома пошел гостю навстречу со словами:

– Вы прибыли как нельзя более кстати, господин де Розан!

Не угодно ли вам будет присесть и послушать! Вы услышите, как уверяет госпожа де Маранд, прекраснейший голос из всех, какие вы когда-либо слышали.

Он предложил руку г-же де Розан и проводил ее к креслу, в то время как Камилл пытался в стоявшем перед ним призраке узнать Кармелиту, а когда узнал, едва слышно вскрикнул от изумления.

Лидия и Регина метнулись к подруге, полагая, что надобно будет ее поддержать. Однако, к немалому их удивлению, Кармелита, как мы уже сказали, продолжала стоять, глядя в одну точку; только смертельная бледность выдавала ее смятение.