Сальватор. Том 1 - Дюма Александр - Страница 117

– Напротив, сир. «Господин маршал! – сказал я. – Не скрою, я удивлен, видя, что вы принимаете решение, которое определяет судьбу империи в пользу второй реставрации; поостерегитесь взваливать на себя такую ответственность. Возможно, существуют другие средства отбросить неприятеля, а мнение Палаты не кажется мне, после ее голосования в пользу Наполеона Второго, благоприятным для возвращения Бурбонов».

– И что он ответил? – поторопился спросить император.

– Ничего, сир. Он вернулся в свой кабинет и передал мне новый приказ об отъезде.

И генерал передал бумагу, в которой говорилось о том, что, если Наполеон не уедет в двадцать четыре часа, никто не отвечает за его личную безопасность.

Но император словно и не слышал приказа.

Казалось, его ничто не должно было удивлять, он же не мог понять одного: вопрос о возвращении Бурбонов обсуждался с г-ном де Витролем через принца Экмюхльского, который вел переговоры о возвращении его, Наполеона, через того же человека, который прислал ему на остров Эльба г-на Флери де Шабулона, чтобы привлечь его внимание к положению дел и передать, что Франция для него открыта и ждет его!

Когда стало известно о высадке, бывший начальник штаба Наполеона оказался настолько скомпрометирован, что попросил прибежища у г-на Паскье, главного хирурга Инвалидов; он знавал его еще в армии и мог на него положиться.

Наполеон заблуждался: еще существовало нечто, способное его удивить.

Он отдал приказание о своем отъезде на следующий день.

Но пока шла подготовка к отъезду императора, произошло событие, последствия которого могли привести к серьезным изменениям.

Одним из тех, кто с болью следил за тем, как Наполеон нерешительно борется с Божьей десницей сначала в Елисейском дворце, а потом в Мальмезоне, оказался наш старый знакомый, г-н Сарранти, в настоящее время искупающий свои грехи за решеткой; а вскоре он и вовсе, может быть, заплатит головой за непреклонную верность императору.

Со времени возвращения Наполеона он неустанно и почтительно напоминал своему бывшему генералу, что в такой стране, как Франция, ничто никогда не потеряно. Маршалы были забывчивы, министры неблагодарны, сенат отвратителен. Но армия и народ сохранили ему верность.

Необходимо все отринуть от себя подальше, повторял г-н Сарранти, и призвать на этот великий бой народ и армию.

Итак, 29 июня утром произошло событие, подтвердившее правоту сурового и несгибаемого советчика.

К шести часам утра все изгнанники Мальмезона – жившие в этом замке уже являлись изгнанниками! – были разбужены громкими криками: «Да здравствует император! Долой Бурбонов! Долой предателей!»

Все спрашивали друг друга, что означают эти крики, почти забытые с тех пор, как под окнами Елисейского дворца два полка гвардейских стрелков, добровольцы из числа ремесленников Сент-Антуанского предместья, прошли через сад, громко требуя, чтобы император возглавил их и повел на врага.

Господин Сарранти, казалось, один был в курсе происходящего. Он был одет и стоял в передней, прилегавшей к спальне императора.

Он вошел раньше, чем император успел его позвать и справиться о причине шума.

Сарранти прежде всего взглянул на кровать: она была пуста.

Император находился в смежной со спальней библиотеке. Он сидел у окна, положив ноги на подоконник, и читал Монтеня.

Заслышав шаги, он спросил, не оборачиваясь:

– В чем дело?

– Сир, вы слышите? – раздался знакомый голос.

– Что именно?

– Крики: «Да здравствует император! Долой Бурбонов! Долой предателей!»

Император печально улыбнулся.

– Ну и что же, дорогой Сарранти? – спросил он.

– Сир! Это дивизия Брайера возвращается из Вандеи, она стоит у ворот замка.

– Что же дальше? – продолжал император в том же тоне, с прежней невозмутимостью или, точнее, с прежним равнодушием.

– Что дальше, сир?.. Эти храбрецы не хотят идти дальше.

Они заявили, что будут ждать, пока им вернут их императора, а если их вожаки не согласятся быть посредниками между ими и вашими, они сами придут за вашим величеством и поставят вас во главе.

– И дальше? – снова спросил Наполеон.

Сарранти подавил вздох. Он знал императора: это уже было не просто равнодушие, а отчаяние.

– Государь! – молвил г-н Сарранти. – Генерал Брайер здесь, он просит позволения войти и положить к стопам вашего величества волю своих солдат.

– Пусть войдет! – приказал император, поднимаясь и откладывая открытой книгу на окно, словно собираясь скоро вернуться к прерванному интересному чтению.

Вошел генерал Брайер.

– Государь! – заговорил он, почтительно склоняясь перед Наполеоном. – Я и моя дивизия пришли за приказаниями вашего величества.

– Вы опоздали, генерал.

– В том не наша вина, сир. Надеясь прибыть вовремя для защиты Парижа, мы проходили по десять, двенадцать и даже пятнадцать лье в день.

– Генерал! – проговорил Наполеон. – Я отрекся от власти.

– Как император, сир, но не как генерал.

– Я предложил им свою шпагу, но они от нее отказались, – заметил Наполеон, сверкнув глазами.

– Они от нее отказались!.. Кто, государь?.. Простите, что я задаю вопросы вашему величеству.

– Люсьен, мой брат.

– Государь! Ваш брат принц Люсьен не забыл, что первого брюмера он был председателем Совета пятисот.

– Сир! – вмешался Сарранти. – Обратите внимание, что голос этих десяти тысяч человек, стоящих под вашими окнами и кричащих: «Да здравствует император!» – это голос народа, последняя попытка Франции. Более того, это последняя милость фортуны… Ваше величество! Во имя Франции, во имя вашей славы…

– Франция неблагодарна, – прошептал Наполеон.

– Не надо богохульствовать, сир! Мать не может быть неблагодарной.

– Мой сын в Вене.

– Ваше величество дорогу туда знает.

– Моя слава умерла на равнинах Ватерлоо.

– Сир! Вспомните ваши собственные слова, сказанные в Италии в тысяча семьсот девяносто шестом году: «Республика – как солнце. Только слепец или безумец станет отрицать его свет!»

– Государь! Только подумайте: у меня здесь десять тысяч солдат, готовых в огонь и в воду, они еще не были в бою, – прибавил генерал Брайер.

Император на минуту задумался.

– Вызовите моего брата Жерома, – попросил он.

И вот самый младший брат императора, единственный из всех, кто сохранил ему верность, тот, кто, будучи вычеркнут из списка монархов, сражался как солдат, вошел, еще бледный и не совсем оправившийся после двух ранений, полученных в КатрБра и на ферме Гумон, а также после тягот отступления, когда он прикрывал отход войска.

Император протянул ему руку, потом вдруг и без предисловий сказал:

– Жером! Что ты передал в руки маршала Суля?

– Первый, второй и шестой корпуса, ваше величество.

– Реорганизованными?..

– Полностью.

– Сколько человек?

– Тридцать восемь или сорок тысяч.

– А вы говорите, у вас, генерал?.. – обратился Наполеон к Брайеру.

– Десять тысяч.

– А в руках у маршала Груши – сорок две тысячи свежих солдат, – прибавил Жером.

– Искуситель! – пробормотал Наполеон.

– Сир! Сир! – вскричал Сарранти, умоляюще сложив руки на груди. – Вы стоите на пути своего спасения… Вперед! Вперед!

– Хорошо, спасибо, Жером. Держись поблизости, ты, возможно, мне понадобишься… Генерал, ждите моих приказаний в Рюэе. Ты, Сарранти, садись за этот стол и пиши.

Бывший король и генерал вышли с поклоном, унося в душе надежду.

Господин Сарранти остался с императором наедине.

Он уже сидел с пером в руке.

– Пишите, – приказал Наполеон.

Потом в задумчивости продолжал:

– «В правительственную комиссию».

– Ваше величество! – воскликнул Сарранти и бросил перо. – Я не стану писать к этим людям.

– Не будешь писать к этим людям?

– Нет, сир.

– Почему?

– Все эти люди – смертельные враги вашего величества.

– Они всем обязаны мне.

– Это лишний довод, государь. Есть такие великие благодеяния, что за них можно заплатить только неблагодарностью.