Бремя идолов - Абдуллаев Чингиз Акифович - Страница 59

– Да вот… Случилось. – Демидов опустил голову. Дронго отвернулся.

– Борис Ефимович, – подбежала к главному медсестра, – у мальчика падает давление. Для парня мы нашли плазму, а для мальчика у нас запасов нет. У него редкая группа крови.

– Какая? – одновременно спросили Дронго и Демидов.

– Четвертая, отрицательный резус, – сообщила медсестра.

– У меня вторая отрицательная, – выдохнул Демидов.

– Возьмите мою, – выпалил Дронго. – У меня третья отрицательная. Ну, может, подойдет, это же совсем рядом.

– Погодите, – нахмурился главный. – Разве крови нет совсем?

– Нет, Борис Ефимович, – ответил за медсестру стоявший рядом дежурный врач. – Вы же знаете, что четвертой отрицательной вообще не осталось. Сейчас позвонили в Третью больницу, они обещали через полчаса доставить.

– Полчаса? – покачал головой главврач. – Да, действительно, оттуда раньше не привезут. – Он задумался. Наконец сказал: – Тогда так… готовьте все к переливанию крови. Я сейчас приду.

– К какому переливанию? – не поняла сестра. – Они сказали, через полчаса.

– У меня четвертая отрицательная, – кивнул Борис Ефимович, приглаживая волосы. – Идите быстрее.

Медсестра смотрела то на него, то на двоих незнакомцев, словно не решалась сказать то, что хотела.

– Идите быстрее, – поторопил ее главврач и направился к своему кабинету. И тут медсестра сказала:

– Простите, Борис Ефимович, этот мальчик…

– Что? – повернулся врач. – Что с ним?

– Он азербайджанец, – сообщила она. – Из Баку. Вы понимаете…

Демидов в изумлении уставился на медсестру. Дронго взглянул на табличку, висевшую на двери кабинета. Фамилия врача Арутюнян.

– Ну и что? – спросил Борис Ефимович.

– Он из Баку, – повторила женщина. – Вы пойдете на переливание?

Дежурный врач, молодой человек лет тридцати, отвернулся – очевидно, стыдился за медсестру.

– Ах вот оно что?.. – нахмурился Арутюнян. – И знаете, что я тоже из Баку? А вы знаете, что я вас увольняю! – закричал он неожиданно. – Ладно, готовьте все для переливания.

Дежурный врач и медсестра побежали по коридору. Не пошли, а именно побежали. У Дронго на глаза навернулись слезы. Арутюнян же прошел в кабинет и вымыл руки. Затем посмотрел на мужчин, замерших в ожидании. Коротко кивнув, врач зашагал по коридору.

– Ты знаешь… – пробормотал Демидов, обращаясь к Дронго. – Я все время думаю: кому это нужно, чтобы мы так жили? Как кошки с собаками. Чтобы так ненавидели друг друга…

– Значит, кому-то нужно, – вздохнул Дронго.

Они ждали в коридоре. Минут через сорок появился бледный Борис Ефимович. Врач прошел к своему кабинету и открыл дверь.

– Вы родственники? – спросил он.

– Да, – ответил Дронго, взглянув на Демидова.

– Мальчик будет жить, – кивнул Арутюнян. – А вот второй… Пока не знаю. Слишком серьезные ранения.

– Он спасал мальчика, заслоняя его своим телом, – объяснил Дронго. – Все думали, что он террорист, а он спасал мальчика…

– Так, – сказал Арутюнян. Он подошел к сейфу и открыл его. Вытащил бутылку коньяка и три стакана. Разлил теплую янтарную жидкость.

– Пейте, – кивнул он.

Все трое молча выпили.

– Жаль, – сказал Борис Ефимович. – Жаль, если он погибнет. Там наши лучшие хирурги. Они сделали все возможное. Остается уповать на бога.

– Думаете, поможет? – невесело уcмехнулся Демидов.

– Обязательно поможет. Есть древняя иудейская пословица… «Человек, спасший другого человека, спасает целый мир». Разве может бог отвернуться от такого парня?

– Спасибо вам, – сказал Дронго. – И за этого парня, и за мальчика, которому вы отдали свою кровь.

– Да ладно вам, – отмахнулся врач. – Я ведь действительно из Баку. Жил там до семнадцати. Потом поступил в московский медицинский и остался здесь.

– Ясно, – кивнул Дронго.

– Ничего вам не ясно, – возразил Арутюнян. – Думаете, я не понял, что она имела в виду? Прекрасно понял. Моя тетя и ее дочь оставались в Баку в январе девяностого. Их потом на самолете эвакуировали. Знаете, как они остались в живых? Их соседи защищали. Всем домом. И еще одну армянскую семью. У себя прятали. А потом на своих машинах вывозили. Будь прокляты те, кто посеял вражду между нами.

Я ведь никогда Баку не забываю. Его бульвары, улицы, площади… И людей. Никогда не поверю, что бакинцы могли друг друга убивать. Для меня Баку – родной город. Я уехал в шестьдесят втором, но до сих пор помню, как пахнут весной бакинские улицы. Моя жена – еврейка, она тоже из Баку. Один мой зять грузин, другой русский. Разве я могу делить людей по пятой графе? Согласно армянским законам, мои дочери армянки, согласно иудейским – еврейки. Разве из-за этого они чувствуют себя хуже? И кто тогда мои внуки? Евреи, армяне, грузины или русские? А у нас с мальчиком одна группа крови.

– У нас у всех одна группа крови, – сказал Дронго. – Знаете, я бы выпил еще…

Врач улыбнулся. Разлил коньяк в стаканы.

– За ребят, – сказал он. – Может, они вырастут и положат конец этому безумию. И станут лучше нас. Как вы считаете?

– Не знаю, – пробормотал Демидов.

– А я знаю, – улыбнулся Борис Ефимович. – Самое главное, чтобы дети сейчас выжили…

Демидов по-прежнему молчал. Дронго вздохнул. Заканчивался один из самых долгих дней в его жизни.

ГЛАВА 38

Он постучал, прежде чем войти. Затем открыл дверь и оказался в небольшом кабинете. Увидев его, Тетеринцев вскочил со стула. Он не верил собственным глазам.

– Вы? – сказал он задыхаясь. – Это вы?

– Я же говорил, что мы еще встретимся, – заметил Дронго, усаживаясь на стул.

– Убирайтесь! – закричал депутат. – Я вас не приглашал. Вы ничего не сможете доказать. Против меня нет улик.

– Вы слишком самоуверенны.

– А вы слишком нахальны. Напрасно вы думаете, что я все забуду. Мы еще встретимся, – с явной угрозой произнес Тетеринцев.

– В ближайшие десять-пятнадцать лет – вряд ли, – возразил Дронго.

Тетеринцев нахмурился.

– Вы организовали убийство Звонарева, который расследовал ваши финансовые аферы, – продолжал Дронго. – И вы ответите за вчерашнюю трагедию в аэропорту.

– Вон, – сказал Тетеринцев, указывая на дверь. – Это провокация!

– А может, выслушаете меня?

– Убирайтесь! – закричал Тетеринцев.

– Хорошо, – поднялся Дронго. – Не буду назойливым. А перед уходом я оставлю вам скромный подарок. Кстати, такой же подарок я отправил спикеру Думы и его заместителям. Думаю, в свете последних событий они дадут согласие на лишение вас депутатского иммунитета.

– Что? – опешил Тетеринцев. – Как вы сказали?

– Кстати, сейчас в ФСБ дает показания ваш бывший помощник Василий Малявко. Я думаю, вам будет интересно узнать, что он считает вас главным организатором убийства Звонарева. Впрочем, это уже не так важно. Послушайте пленку. До свидания.

Выходя из кабинета, Дронго нажал кнопку магнитофона, который оставил на столе.

– Почему так мало? – услышал Тетеринцев собственный голос.

– Ненужных отбраковали, – докладывал Малявко. – Все молодые, злые, голодные. Кошкин отобрал пять человек.

Тетеринцев в ужасе схватился за голову. Опустился на стул.

– Ты лично отвечаешь за всех, – снова раздался его голос. – Учти: никто не должен знать, что мы их готовим. Ни один человек. И отзови своих инструкторов. Отошли своих людей куда-нибудь подальше, хоть в зарубежную командировку отправь, чтобы они месяца два здесь не появлялись и никому глаза не мозолили…

Тетеринцев вскочил со стула. Сбросив магнитофон на пол, он пинал его ногами, бил изо всех сил, словно лютого врага. Неожиданно дверь кабинета раcпахнулась.

– Простите. Вас вызывает спикер Думы. Срочно. К нему приехали из прокуратуры.

Тетеринцев снова схватился за голову. Теперь он понимал: Дронго не шутил. Если эту пленку сейчас слушают в Думе, то лишение его депутатского иммунитета – дело решенное.