Бремя идолов - Абдуллаев Чингиз Акифович - Страница 49

Кошкинские ребята заняли места по обеим сторонам салона, как их учил шеф. Дети в испуге замерли. Во втором ряду заплакала девочка.

– Что вы делаете?! – закричала Эльмира Мамедовна. – Здесь же дети!..

– Молчи! – взглянул на нее Кошкин. – А у нас детей, думаешь, нет? Вы наших детей в Воронеже взрываете, вот и мы вам устроим…

– Как вам не стыдно. – Она все еще не понимала, с кем имеет дело.

Роман, стоявший рядом с женщиной, схватил ее за волосы и швырнул на сиденье.

– Сядь и не вякай! – приказал он.

– Уйди, – толкнул его мальчик с шахматной доской.

Роман хотел ударить его, но, заметив взгляд Коли, опустил руку.

– Ладно, – сказал, не глядя на товарища. – Чего на меня пялишься? Я бы его все равно не ударил.

– Въезжаем на территорию аэропорта, – приказал Кошкин, обращаясь к водителю. – Если нас остановят, будем стрелять. Передай им, что автобус захвачен. В нем заложники-дети. Автобус заминирован. Так что без глупостей, иначе все взлетим на воздух.

Ехавшая впереди машина ГАИ вильнула в сторону – автобус, увеличив скорость, пошел на обгон. Офицер милиции, сидевший за рулем, вопросительно взглянул на своего напарника. Тот потянулся к переговорному устройству – и тут раздалась автоматная очередь. Высунув ствол в открытое окно, Кошкин дал предупредительную очередь – прямо над крышей машины.

Автомобиль ГАИ остановился на обочине дороги. Автобус же мчался к аэропорту. Минуту спустя о случившемся узнал начальник ГАИ. Еще через пять минут о захвате автобуса знали в аэропорту. Когда автобус наконец остановился у летного поля, о случившемся знали все.

Кошкин, то и дело затягиваясь сигаретой, сидел на ступеньках, рядом с водителем. Чемоданчик лежал рядом.

– Почему вы курите? Здесь дети! – подала голос Эльмира Мамедовна.

Кошкин продолжал курить, не обращая внимания на это дерзкое замечание. Докурив, повернулся к водителю:

– Позвони и скажи, чтобы принесли воду и еду для детей. Только чтобы к автобусу не подходили. Дети сами выйдут и заберут все, что доставят к автобусу.

Водитель подчинился. Через полчаса вода и еда были на месте. Кошкин приказал Роману и Славику – они выглядели помоложе других – убрать оружие и грузить ящики и коробки в автобус. Со стороны казалось, что обреченные дети-заложники работают на террористов.

Мальчик-»шахматист» засунул в сумку свою доску и, вытащив из кармана какое-то радиоустройство, принялся его разбирать.

Ровно в двенадцать Кошкин снова потребовал воды. На все предложения о переговорах он отвечал, что совещается со своими людьми. В штабе по освобождению заложников ничего не могли понять. Такого еще не бывало никогда. Но воду к автобусу регулярно подвозили. И так же регулярно из салона выходили двое ребят и забирали ящики с водой. Наконец в половине первого Кошкин объявил условия переговоров: десять миллионов долларов наличными и самолет с экипажем, который доставит их в ту страну, в какую они пожелают.

В штабе снова недоумевали. Куда они могли улететь? Европейские страны отпадали. Ни одно уважающее себя государство не приняло бы у себя террористов. В лучшем случае они угодили бы за решетку. Но и «лучшего случая» никто не мог гарантировать. В Европе давно поняли: бороться с угонщиками самолетов и террористами можно лишь одним способом: немедленно выдавать всех преступников.

Некоторые предполагали, что террористы задумали лететь в страны Прибалтики. Но это – еще более рискованное предприятие. Ни одна прибалтийская республика не посмела бы приютить у себя террористов. И не только потому, что это был бы дерзкий вызов России, который невозможно потом оправдать. Это одновременно был бы и вызов мировому сообществу, в том числе европейскому, – а ведь прибалтийские республики так стремились в Европу.

Следовательно, оставался юг. Но Ирак и Иран выдали бы террористов немедленно, чтобы не портить отношения с Москвой. Турция отправила бы всех в Москву в этом же самолете. Возможно, в Пакистане террористы могли рассчитывать на более «радушный прием». Там им с гарантией давали пятнадцать лет тюрьмы в ужасающих условиях пакистанских мест лишения свободы.

В Китае тюрьмы были получше, но пятнадцать-двадцать лет могли рассматриваться лишь как альтернатива немедленной выдаче. Аналитики МВД и ФСБ терялись в догадках: они не понимали, чего же хотят террористы. По логике вещей террористы могли скрыться в Чечне, где им предоставили бы убежище. Но в данном случае такая логика не «работала». Захватив автобус азербайджанского посольства, террористы лишили себя возможности укрыться в Чечне. Потому что в Баку никогда бы не простили чеченским властям столь недружественную акцию. А какой смысл Грозному ссориться с соседями-единоверцами?

В час дня пришло сообщение из Чечни, разрешившее все сомнения. Выступивший на пресс-конференции в Грозном Президент Чечни назвал акцию «бесчеловечной и вызывающей» и заявил, что в их республике «подобных террористов не примет ни один населенный пункт, ни одна семья». Стало ясно: либо захватившие автобус террористы – безумные авантюристы, либо расчетливые игроки, просчитавшие каждый ход гораздо лучше аналитиков правоохранительных служб.

Коля и Павел сидели в конце автобуса, даже не прислушиваясь к переговорам, которые вел по доставленному для них переговорному устройству Кошкин. Он сидел рядом с водителем и говорил, все время поглядывая по сторонам. Рядом находился Тарас. Остальные двое стояли в середине салона.

– Долго будем тут торчать? – прошептал Коля; у него вдруг разболелась голова.

– Он говорил, до вечера, – ответил Павел, кивая на Кошкина.

– А потом… как выйдем отсюда?

– Все продумано, – улыбнулся Павел. – Не бойся. Сделаем, как нужно. Он же вчера все объяснял.

– Я не слушал, – признался Коля. – Про Артема думал.

– Жалко его, – согласился Павел. – Очень жалко. Ну ничего, мы им еще покажем, как поезда взрывать. Правда, мы не такие звери, как они, живых людей взрывать не будем, только автобус спалим.

– Как это? – не понял Коля; голова болела сильнее. Или он просто нервничал, вспоминая Артема и обезумевшую мать, бессильно опустившую на колени свои натруженные руки.

– Все сделаем, как нужно, – повторил Павел. – А сами улетим. Сядем на запасном аэродроме, где нас ждут. Возьмем деньги – и тип-топ. Пусть нас потом ищут. Установим бомбу в автобусе, и через полчаса она рванет. Мы, конечно, предупредим, чтобы всех детей вытащили. Мы же не звери… А деньги останутся у нас. Я со своей долей в Европу двину. Давно мечтал там пожить, на людей посмотреть. А ты куда уедешь?

– К матери вернусь, – ответил Коля.

– Ну и дурак! – разозлился Павел. – Я тебя серьезно спрашиваю…

У Павла было рябое лицо, а правый глаз – чуть меньше левого, поэтому казалось, что он постоянно подмигивает.

– А как мы улетим? – не обиделся на «дурака» Коля.

– На самолете. Мы здесь фейерверк устроим и улетим. Ты, наверное, вчера вообще не слушал, что нам говорили.

– Не слушал, – кивнул Коля.

Он не понимал, какой «фейерверк» и куда «улетим». Не понимал, что происходит, почему он сидит здесь. Жутко болела голова, а в автобусе было жарко и душно – кондиционеры не работали.

– Кошкин все придумал! – восхищался шефом Павел. – Замечательно все придумал.

Излагавший свои условия Кошкин потребовал, чтобы деньги и самолет были готовы к пяти часам. Он не соглашался на отсрочку. И в конце концов, «уступив» один час, получил согласие. То есть деньги и самолет обещали доставить к шести вечера. Закончив, он подмигнул Тарасу.

И тут случилось непредвиденное… Тарас, разомлевший от жары и безделья, положил автомат на сиденье и уже не обращал на него внимания. Когда он на секунду отвернулся, пришедший в себя дипломат вдруг потянулся к оружию. Еще мгновение – и повернувшийся Кошкин увидел, что на него смотрит дуло автомата. Дипломат прохрипел:

– Выходи из салона, сдавайся.

Кошкинские ребята растерялись. Они не знали, что предпринять. Во-первых, дипломат держал под прицелом Кошкина, и палец его лежал на спусковом крючке. Во-вторых, они просто не решались стрелять в автобусе. Ведь никто не ожидал подобного развития событий. Дипломат сидел в первом ряду, прижавшись к стеклу; чтобы его обезвредить, следовало либо стрелять в ту сторону, рискуя попасть в детей, либо подойти ближе, – но в этом случае он мог выстрелить в Кошкина. Парни замерли, оцепенели…