Роман о Виолетте - Дюма Александр - Страница 10

— Я так страдаю, а она насмехается надо мной! — воскликнула графиня, ломая руки от отчаяния.

— О нет, уверяю вас… клянусь тебе! Графиня покачала головой в знак несогласия.

— Ах, все кончено! Я в силах простить, но не забыть. Довольно малодушия! Вы меня больше не увидите! Прощайте!

Обезумевшая от отчаяния, графиня напоминала любовника, уличившего свою возлюбленную в неверности. Открыв дверь, она бросилась к выходу.

Виолетта подождала с минуту, прислушалась к шагам на лестнице: раздосадованная графиня не возвращалась.

Затворив дверь, Виолетта обернулась и на пороге туалетной комнаты столкнулась со мной. От неожиданности она вскрикнула; я расхохотался, и она бросилась в мои объятия.

— Ах, как я рада, что вела себя скромно! — воскликнула она.

— Тебе это тяжело далось?

— Не очень. Правда, когда она поцеловала мои сосочки, я так распалилась!

— Настолько, что мне, наверное, не придется брать тебя силой!

— О нет!

Я обнял ее и поместил на кушетку в той же позе, в какой ее усаживала графиня.

— Ты говорила, что я люблю твой запах. Не позволишь ли мне им насладиться?

— Пожалуйста, дыши, — промолвила она и вскинула ноги на мою шею.

После минуты безмолвия, из тех, что красноречивей всех слов на свете, она произнесла:

— Ах, и она посмела сказать, что ты не доставляешь мне наслаждения!

— А знаешь, — начал я, чуть передохнув, — наша милая графиня прекрасно вооружена: и любовный псевдоним, и боевой наряд. А с какой проворностью она сбросила корсет и платье — тебе есть чему у нее поучиться, еще самая малость — и она предстала бы перед нами совершенно голой.

— Тебе, распутнику, на радость!

— Не скрою, два ваших нагих тела рядом составили бы очаровательный контраст.

— Который вам, сударь, уже не оценить!

— Как знать!

— Она ушла.

— Ну и что? Она вернется!

— Прямо сейчас?

— Нет.

— Ты же видел, как она была разъярена.

— Бьюсь об заклад, что еще до наступления завтрашнего утра она тебе напишет.

— Принять ее послание?

— Непременно, только я должен с ним ознакомиться.

— Ни шагу не ступлю без тебя!

— Обещаешь?

— Честное слово!

— Что ж, полагаюсь на тебя. Раздался осторожный стук в дверь.

— Леони, — тотчас определила Виолетта.

Моя одежда была в беспорядке, и я поспешил в туалетную комнату.

— Открывай, — велел я Виолетте. Виолетта открыла дверь.

Появилась горничная с запиской в руке:

— Вот письмо для вас, мадемуазель. Его передал слуга-негр той дамы, что недавно от вас вышла.

— Следует послать ответ?

— Но только не с этим слугой, поскольку он советовал передать вам эту бумагу, когда вы будете одна.

— Да будет вам известно, госпожа Леони, что подобные советы излишни, мне нечего скрывать от господина Кристиана.

— Дело ваше, мадемуазель, — сказала горничная, протянув Виолетте письмо.

Леони вышла, и я появился на пороге спальни:

— Ну как? Говорил я тебе, что она не дотерпит до завтра и даст о себе знать.

— Ты прорицатель, — объявила Виолетта, размахивая письмом.

Она села мне на колени, и мы распечатали письмо графини.

V

«Неблагодарное дитя! Покидая Вас, я зареклась писать Вам и искать с Вами встреч, однако вынуждена признаться, что не в силах более противиться своей безумной страсти. Я богата и независима; пережив несчастливое замужество и став вдовой, я дала обет до конца своих дней ненавидеть мужчин и ни разу не нарушила этой клятвы. Одарите меня Вашей благосклонностью, будьте мне верны, и я забуду, что Вы осквернили себя связью с мужчиной. Вы говорили, что не догадывались о моей любви, и я, изнемогая от страсти, ухватилась за эти слова. Вы просто не догадывались! Это стало для меня лучом надежды. Ах, будь Вы незапятнанны!.. Во увы, в нашем мире не существует совершенного счастья, и мне остается только принять Вас такой, какой мне вручает Вас моя злая судьба.

Итак, если Вы соблаговолите полюбить меня, откажетесь от него и пообещаете не видеться с ним впредь, не ждите, что я осыплю Вас подарками, просто знайте: то, чем я владею, станет Вашим, располагайте моим домом, экипажем, прислугой. Будем жить вместе и никогда не расстанемся, Вы станете моей подругой, сестрой, милой дочерью, вы станете для меня всем — вы станете моей обожаемой возлюбленной! Не соглашусь делить Вас ни с кем: при одной этой мысли я умираю от ревности!

Пришли ответ на имя, которым подписано это письмо.

Жду известия от тебя, как находящийся в смертельной опасности ждет спасения.

Одетта».

Переглянувшись, мы с Виолеттой расхохотались.

— Вот видишь, — сказал я, — сколь решительно она добивается своего.

— Да она просто тронулась!

— Ясно, как Божий день, что от любви к тебе. Как ты поступишь?

— Ну уж отвечать не буду.

— Напротив, напиши ей.

— С какой стати?

— Хотя бы ради того, чтобы не ставить себе в упрек ее смерть.

— Эх, господин Кристиан! Вам просто не терпится увидеть графиню раздетой.

— Ты же знаешь, что она терпеть не может мужчин.

— Да, но уж вы-то постараетесь переубедить ее.

— Виолетта, малышка, если ты против…

— Нет, я не возражаю, но при одном условии.

— Каком?

— Обещай, что никогда не станешь заниматься с ней любовью до конца!

— Что ты под этим подразумеваешь?

— Предоставляю ей твои глаза, руки и даже губы, но остальное приберегаю для себя.

— Так и будет, клянусь!

— Чем клянешься?

— Нашей любовью! А теперь вернемся к письму графини, тут есть над чем подумать: положение, которое она предлагает тебе занять, сулит немало выгод.

— Оставить тебя — никогда! Может, когда-нибудь ты прогонишь меня и вправе будешь так поступить, раз я сама к тебе пришла, но мне легче умереть, чем бросить тебя!

— Тогда откажемся от этого предложения.

— Я так и полагаю.

— Следует сообщить ей об этом.

— Как именно?

— Бери перо.

— Не страшно, если я наделаю орфографических ошибок?

— Напрасно тревожишься. За каждую твою ошибку графиня с радостью заплатит по луидору.

— Выходит, если я напишу двадцать пять строчек, наберется не меньше двадцати пяти луидоров.

— Не беспокойся об этом. Пиши.

— Я готова.

Виолетта взялась за перо, и я начал диктовать:

«Госпожа графиня,

я прекрасно понимаю, что жизнь, которую Вы мне предлагаете, была бы счастьем, но я слишком поторопилась и пусть даже не счастье, но тень его обрела в объятиях любимого мужчины. И теперь ни за что на свете его не брошу. Быть может, он бы вскоре утешился: говорят, мужчины такие непостоянные, но я никогда бы не утешилась.

Крайне огорчительно, поверьте, отвечать Вам отказом; Вы были так добры, и сердце мое преисполнено благодарности; если бы не различие в положении, я с радостью подружилась бы с Вами, хотя и сознаю, насколько мало привлекает дружба с той, которую жаждешь видеть в роли возлюбленной.

В любом случае, увидимся мы снова или нет, я сохраню в памяти среди наиболее сладостных ощущений, испытанных когда-либо мною в жизни, поцелуй, который Вы оставили на моей груди, и тепло Вашего дыхания, когда Ваши губы приблизились к моим бедрам. Вспоминая этот поцелуй, я закрываю глаза и вздыхаю; вызывая в памяти тепло Вашего дыхания, я млею… Наверное, не следовало говорить Вам такое, поскольку все это столь напоминает признание. Но ведь я говорю это не прекрасной графине, а милой моей Одетте».

В конце я продиктовал:

«Ваша маленькая Виолетта, которая, даже отдав свое сердце другому, душу приберегает для Вас».

— Не стану так подписываться, — заявила Виолетта, отбрасывая перо.

— Почему?

— Потому что и сердцем моим, и душой владеешь ты; пусть даже они тебе больше не нужны, все равно я не возьму их обратно.

— Ах, любимая!

Я сжал ее в объятиях и покрыл поцелуями.