Прусский террор - Дюма Александр - Страница 61

Без разрешения баронессы Ганс не осмелился сказать Бенедикту, где была Елена.

С трех часов пополудни Елена молилась.

На звук приближавшихся шагов Бенедикта она обернулась. В первый миг, сбитая с толку его одеждой, она совсем не узнала молодого художника, за которого Фридрих хотел ее выдать замуж, и, приняв его за рыбака из Саксенхаузена, спросила:

— Вы ищете меня, друг мой?

— Да, — ответил Бенедикт.

— Так вы хотите сообщить мне о Карле?

— Я был его соратником в битве.

— Он мертв! — вскричала Елена, заламывая руки с рыданием и с упреком бросая взгляд, исполненный отчаяния, на изваяние Мадонны. — Он мертв! Он мертв!

— Я не могу поручиться, что он жив и не ранен. Но не думаю, чтобы он был мертв!

— Вы этого не думаете?

— Нет, клянусь честью, я не думаю этого.

— Он поручил вам передать мне что-то, расставаясь с вами?

— Да, и вот его собственные слова…

— О! Говорите же, говорите!

И Елена сложила руки и встала на колени на стул перед Бенедиктом, как она бы это сделала перед святым посланцем.

Оно всегда свято, послание, сообщающее нам что-то о тех, кого мы любим.

— «Послушайте, — сказал он мне, — сражение проиграно. Рок преследует Австрийский дом. Я дам убить себя, ибо выполняю свой долг…»

Елена застонала.

— А я, а я! — прошептала она. — Подумал ли он обо мне?

— Конечно. Послушайте. Он продолжал: «Но вы ведь

ничем не связаны с нашей участью, вы воюете как охотник, вы, наконец, француз, и было бы безумием с вашей стороны дать себя убить за дело, которое даже не отвечает вашим взглядам. Сражайтесь до последней минуты, а потом, когда вам станет ясно, что любое сопротивление бесполезно, возвращайтесь во Франкфурт, бегите к Елене, скажите ей, что я мертв, если вы увидите меня мертвым, либо, если смерть отринет меня, отступаю с остатками армии на Дармштадт или Вюрцбург. Буду жив — напишу ей. А умру — так с мыслью о ней. Вот завещание моего сердца, доверяю его вам».

— Дорогой Карл! Ну, и?..

— Так вот, еще два раза мы встретились с ним во время битвы. Первый раз на ашаффенбургском мосту, где он был только легко ранен в лоб, а потом, через четверть часа, я увидел его между леском под названием Красивая поросль и деревней Лидер.

— А там?

— Там его окружали враги, но он еще дрался.

— Боже мой!

— Тогда я подумал о вас… Война кончена. Мы были последней живой силой Австрии, единственной ее надеждой. Мертвый или живой, Карл с этого часа — ваш. Хотите, я вернусь на поле битвы? Я стану искать его до тех пор, пока хоть что-нибудь не узнаю о нем. Если он мертв, я доставлю его сюда.

Елена не удержала рыданий.

— Если он ранен, я непременно привезу его вам, уверяю вас.

Елена ухватила Бенедикта за руку и, глядя на него в упор, сказала:

— Вы отправляетесь на поле битвы?

— Да.

— И будете искать его среди мертвых?

— Да, — сказал он, — пока не найду.

— Я еду туда с вами, — сказала Елена.

— Вы? — вскричал Бенедикт.

— Это мой долг. Теперь я вас узнала. Вы Бенедикт Тюрпен, французский художник, вы дрались с Фридрихом и могли его убить, но оставили ему жизнь.

— Да.

— Тогда вы друг, человек чести, и я могу вам довериться, едем.

— Решено?

— Решено.

— Вы искренне этого хотите?

— Я хочу этого!..

— Ну, что же, тогда но будем терять ни минуты.

— Как мы поедем?

— Поездов больше нет.

— Нас повезет Ганс.

— У меня есть лучший способ. Сейчас нам нужны такие лошади, которыми можно не дорожить. Нам нужна карета, которую можно разбить, кучер, которому можно приказать. И у меня есть такой человек: ради меня он разобьет любую свою карету и загонит всех своих лошадей.

Бенедикт позвал Ганса. Тот появился.

— Беги к своему брату Ленгарту, пусть через пять минут будет здесь со своей лучшей каретой, лучшими лошадьми, с вином и хлебом. Когда поедет мимо аптекаря, пусть купит бинты, корпию и пластырь.

— О сударь, все это мне нужно записать.

— Хорошо! Карету, пару лошадей, хлеба, вина — этого ты не забудешь. Об остальном я позабочусь сам. Поезжай!

Затем, обернувшись к Елене, он спросил:

— Вы возьмете с собой родственников?

— О нет! — воскликнула она. — У них будет лишь одно желание — удержать меня. А я под защитой Девы Марии. Она стоит их всех.

— Тогда еще помолитесь, я приду за вами.

Елена встала на колени; Бенедикт бросился из церкви.

Через десять минут он вернулся со всем, что необходимо для срочной перевязки, и с четырьмя факелами.

Едва он вернулся, как у двери остановился Ленгарт с каретой, запряженной парой лошадей.

— Мы возьмем с собою Ганса? — спросила Елена.

— Нет, нужно, чтобы дома знали, где вы. Если мы найдем Карла раненым, нужно, чтобы его ждала готовая комната, чтобы предупредили хирурга; наконец, нужно, чтобы его приезд не причинил никаких тревог вашей сестре, едва оправившейся от родов, и вашей бабушке, старость которой нужно оберегать.

— В котором часу мы можем вернуться?

— Об этом ничего не знаю, но пусть ждут нас начиная с четырех часов утра. Вы слышите, Ганс? Если там станут беспокоиться за вашу молодую хозяйку…

— … ты ответишь, — вмешался Ленгарт (он успел войти в церковь вслед за Гансом), — пусть будут спокойны, раз господин Бенедикт Тюрпен находится рядом с нею.

— Вы слышите, дорогая Елена? Так вот, поедем когда захотите.

— Поедем сейчас, — сказала Елена, — не будем терять ни минуты. Боже мой! Когда я думаю, что, может быть, он лежит там на земле или прислонился к какому-нибудь дереву, к какому-нибудь кусту, что у него две-три раны, он теряет кровь и призывает меня на помощь умирающим голосом…

И в крайнем возбуждении она добавила:

— Вот и я, Карл! Вот и я!

Ленгарт со всего размаха прошелся ударом кнута по своим двум лошадям, и карета отъехала со скоростью ветра и с грохотаньем грома.

XXIX. РЕЗВУН

Менее чем через полтора часа они оказались уже в виду Деттингена; разглядеть его было тем легче, что издали он казался центром обширного пожара.

Подъехав ближе, Бенедикт понял, что это были огни биваков. После победы пруссаки продвинули свои передовые посты вплоть до этого городка.

Елена боялась, что ей не позволят ехать дальше, но Бенедикт подбодрил ее, заверив, что милосердие к раненым и уважение к павшим, после окончания битвы проявляемые во всех цивилизованных странах, не оставляют ни тени сомнения не только в возможности получить разрешение для Елены разыскивать ее погибшего жениха, но и в поддержке, которую ей, безусловно, окажут в этих розысках.

Однако у передовых постов карету и в самом деле остановили. Начальники сторожевого поста не захотели взять на себя ответственность и пропустить карету. Они заявили, что об этом нужно сообщить генералу Штурму, командовавшему авангардом.

А главная ставка генерала Штурма находилась в деревушке Хёрштейн, расположенной слева от большой дороги, в пункте, продвинутом чуть дальше Деттингена. Оставалось узнать, на какой улице и в каком доме разместился генерал, и потом галопом ехать дальше, чтобы возместить потерянное время.

Когда они приехали к указанному дому, часовой, к которому они обратились, ответил, что генерал Штурм на ночном обходе.

Бенедикт осведомился, не оставил ли генерал какого-нибудь офицера или адъютанта, который мог бы сто заменить на случай, если потребуется поскорее выдать какое-нибудь разрешение.

Ему ответили, что он может войти и поговорить с начальником штаба.

Он вошел.

Начальник штаба был занят: он подписывал приказы; услышав, что дверь его открыли, он сказал нетерпеливым тоном:

— Одну минуту!

Звук этого голоса заставил Бенедикта вздрогнуть: он где-то слышал его раньше. Где? Ему ничего не вспоминалось, но он явно уже слышал этот голос.

Вдруг его осенило.

— Фридрих! — воскликнул он.

Тот, кого он назвал этим именем, живо обернулся.