Большая игра (СИ) - "СкальдЪ" - Страница 4

Начался долгий и неспешный путь. Провиант у нас имелся в избытке, кони отдохнули, да и колодцев хватало. Вода в них часто была солоноватая и невкусная, но она давала главное — возможность выжить в этих песках.

Сначала двигались по барханам на северо-запад, до колодца Борча-Тюли и крошечного укрепленного пункта Кайгина. Охраняли его уральские казаки. В таких местах мы отдыхали, восстанавливали силы и шли дальше. Колодцы с колоритными названиями, такие как Джар-кудук, Джида-кудук, Кос-кулад, Танке, Черкошь, Учь-гез, Чукрик, Тальчик и Сагд-кудук если и оставили какие-то впечатления, то лишь как точки на карте. Все они походили один на другой так, что глазу было не за что зацепиться. Да и устал я под палящим солнцем порядочно, мне все казалось одинаково унылым и серым и когда, наконец, добрались до Каспия и форта Александровского, вздохнул с немалым облегчением.

Форт Александровский на полуострове Мангышлак оказался совсем небольшим и группировался вокруг пристани, заваленной многочисленными грузами. Бочки, тюки, сундуки, горшки, ковры, сети, повозки — чего здесь только не было. Но больше всего почему-то оказалось верблюжьих и лошадиных седел. Очевидно, недавно сюда с Оренбурга пришел большой караван с подобным грузом.

Неподалеку строили опреснитель. Как сказал воинский начальник форта майор Зеленин Егор Николаевич, отсутствие пресной воды являлось одним из главных недостатков города. Поселение окружали пологие холмы. Основная жизнь происходила у большого двухэтажного строения с балконами. Дом служил резиденцией начальника закаспийского отдела. Перед крыльцом стояли деревянные будки, в которых прятались от жары часовые. Рядом располагалась маленькая церквушка и домики местных чиновников. Кругом виднелись юрты. Собственно, даже главная улица города носила имя Кибиточной.

Нас временно разместили в кирпичных казармах, окруженной высокой стеной с бойницами. Говоря откровенно, город и гарнизон постоянно находились перед угрозой возможных неприятностей от местных туркмен, и зорко следили за всем происходящим.

Здесь мы прожили три дня, дожидаясь попутного парохода до Красноводска.

Майор Зеленин устроил мне небольшую экскурсию. Оказалось, что он не только толковый офицер, но и первоклассный топограф, принимающий участие в Среднеазиатских походах и состоящий в армейской разведке. В частности, именно для разведки, с риском для жизни он рисовал карты местных земель. А еще он начал писать записки о том, как русские покоряли Среднюю Азию.

Три дня прошли быстро. Наш проводник Бяшин остался в форте, дожидаясь, когда его услуги понадобятся кому-то другому. Кони восстановили силы. Вместе с ними мы поднялись на борт «Светлого», небольшого гражданского парохода, который с завидной периодичностью совершал рейсы от Астрахани до Ирана вдоль восточного побережья Каспия.

Начался последний, весьма короткий, переход до точки назначения.

Иван Федорович Крузенштерн* — адмирал и мореплаватель, совершивший в 1803–1806 г. первое русское кругосветное плаванье.

Глава 2

Штабс-ротмистр Михаил Скобелев, среднего роста, хорошо сложенный, стремительный в движениях и безрассудно храбрый как в бою, так и в обычной жизни, искренне сокрушался лишь о том, что Создатель вложил в него такое качество, как суеверие.

Он перепробовал много способов, пытаясь избавиться от анахронизма, но не преуспел. Тем более, сама жизнь раз за разом подтверждала, что в мире есть что-то еще, помимо всем известного и понятного. Есть какая-то мистическая неопределенность. Тайна. Что-то, что нельзя потрогать руками и взвесить на весах, но что незримо присутствует в судьбе каждого человека.

Как-то раз цыганка предсказала ему, что пока он будет сидеть на белом коне, его не убьют. Ранят, может, контузят, но не убьют. Он, тогда молодой поручик, лишь посмеялся и дал цыганке рубль.

Но затем, выполняя задание по уточнению карт в районе финско-шведской границы*, потерял дорогу. А места там гиблые, болотистые. Ему представлялось, что надо ехать в одну сторону, а лошадь, к слову, белая, упорно тянула в противоположную. Наконец он смирился, положился на волю Божию и на коня, которому позволил выбирать дорогу и спустя три часа вернулся в расположение полка.

Два года назад, участвуя с казаками в одном из разведывательных рейдов, он велел оседлать гнедого скакуна. И чуть тогда не погиб, заблудившись в песках. Конь от жары и жажды пал. Нашли его, когда он уже и не думал о спасении. С тех пор Михаил Скобелев дал себе зарок — пользоваться только конями белой масти.

Вот и сейчас, находясь на маленьком плаце Красноводской крепости, Скобелев с немалым удовольствием осматривал Пегаса — прекрасного белого скакуна, купленного на присланные отцом деньги.

— Конь и в самом деле хорош, — негромко заметил полковник Николай Григорьевич Столетов, командир Красноводского отряда. Гладко выбритый, с роскошными усами, он каждое утро устраивал в своем маленьком доме завтрак для офицеров форта. А после завтрака, пользуясь спокойным временем и отсутствием зноя, обычно совершал обход крепости. Сейчас он с неподдельным искренним удовольствием любовался Пегасом, посасывая трубочку с душистым табаком. Рядом находился адъютант Голубев и еще несколько офицеров.

— Но вот вопрос, господа, как такой конь покажет себя в местных песках? — поинтересовался худой, с желтоватым лицом майор Рокош.

— Прекрасно себя покажет, — невольно повысив голос, ответил Скобелев. Вопрос товарища ему не понравился, тот явно ставил под сомнения достоинства скакуна. — Я хоть сейчас готов проверить его в деле.

— Вот дождетесь штабс-ротмистра Соколова, тогда и проверите, — миролюбиво заверил полковник Столетов.

— Только он что-то задерживается, — едко улыбнулся Голубев. — Да-с, не торопится, видать.

Красноводск основали два года назад. Он был расположен в полукруглой долине, со всех сторон окруженной красновато-желтыми горами. Они казались безжизненными и суровыми, практически лишенные хоть какой-либо растительности. Жгучие лучи южного солнца и каменистый грунт при полном отсутствии воды не давали возможности развести здесь хоть какую-то зелень.

На западе и юге, в бухте, нестерпимо искрилось Каспийское море. В те дни, когда ветер утихал, а солнце закрывали тучи, оно становилось неподвижным, будто мертвым.

Красноводск не нравился Скобелеву. Да и что могло ему нравиться в такой дыре? На будущее имелись планы построить здесь опреснитель для воды, заложить полноценный порт, возвести церковь, здание городской управы, привезти землю для сквера и посадить деревья. Возможно тогда, если и люди сюда приедут, Красноводск обретет внешний вид, позволяющий назвать его городом. Хотя торговцы, по большей части персы и армяне, уже активно здесь развернулись, открывая лавки и магазины, налаживая ловлю рыбы и прокладывая караванные тропы к Оренбургу, Бухаре, Ташкенту, и на юг, в Иран.

А пока же он был маленькой крепостью с небольшим гарнизоном. Скобелев командовал здесь кавалерией. Слишком громкое название для того, у кого в подчинении находилось всего четыре десятка лохматых уральских казаков.

Полуденный зной тяжким грузом придавил Красноводск. Все попрятались в тени, пережидая зной. И как раз в это время к причалу подошел пароход «Светлый». Он-то и доставил запоздавшего штабс-ротмистра.

Так как им предстояло совместное дело, Скобелева пригласили в кабинет Столетова, где уже собрались офицеры, и он стал невольным свидетелем рапорта Соколова.

Соколов оказался подтянутым и синеглазым, с открытым загоревшим лицом и твердой складкой губ. Держался он со всем известной гусарской лихостью, вел себя вежливо, но с немалым достоинством. Скобелев, который и сам начинал службу гусаром в Гродненском полку, испытывал к гостю двоякие чувства. С одной стороны — офицерское и боевое братство. Еще находясь в Ташкенте, Скобелев много общался с Бессмертными гусарами. Тогда познакомиться им не удалось, но в полку часто вспоминали Соколова, который отправился учиться в Академию. Эта деталь так же их роднила — сам Скобелев окончил ее в 1868 г. Но одновременно с этим, он испытывал и нешуточное раздражение. Слишком уж долго Соколов добирался, слишком много времени оказалось потрачено впустую. В разведку следовало отправиться еще десять суток назад. Сдерживая недовольство, Скобелев молча слушал рапорт прибывшего офицера