Изменить будущее (СИ) - Шелест Михаил Васильевич - Страница 33

Я стоял под козырьком гостиницы. Крыльцо санатория находилось напротив, через небольшую площадь с отключенным на зиму фонтаном.

Динмухамед Ахмедович вышел в спортивной форме и с четырьмя сопровождающими.

Я подошёл к чаше фонтана. Пятёрка спортсменов спустилась по ступенькам и размеренно побежала по дорожке. Я побежал следом и метров через триста нагнал первого секретаря. Двое охранников пропустили меня, проводив обыскивающим взглядом.

Кунаев остановился. К моему удивлению он не успел запыхаться и дышал ровно.

– Что у вас ко мне, молодой человек? – Спросил он.

– У меня к вам разговор, товарищ первый секретарь цэ-ка. Удобно ли здесь? – Спросил я.

– А больше ни где и ни как.

– Не замёрзните?

– Это надолго?

– Есть три вопроса. Начну с наиболее важного.

Мы медленно шли по дорожке и по ней не шло и не бежало никого, что было невероятно. Хотя, скорее всего, очевидно.

– Первое. В ЦК КПСС имеется группа лиц, стремящаяся посеять рознь с советских республиках СССР и довести до гражданско-этнических войн. С этой целью, приходится признать, было инициировано уголовное дело против руководителей Узбекистана. Такие же дела готовятся и против других республик.

– Что это за группа? – Спросил Кунаев.

– Громыко, Горбачёв, Лигачёв, Лукьянов, Яковлев.

– Понятно. Не понятна цель…

– Про цель потом… Второе. Для проведения указанных и не только мероприятий на пост генерального секретаря КПСС изберут Михаила Горбачёва.

– Имелась договорённость, что после Константина Устиновича изберут Григория Васильевича Романова.

– Принято решение не сообщать о смерти генерального секретаря ни вам, ни Романову, ни Владимиру Васильевичу Щербицкому для принятия положительного решения на пленуме в пользу Горбачёва.

– Почему… кроме того, что вы сказали… Почему не желателен Горбачёв?

– Имеется информация, что премьер министр Англии Маргарет Тэтчер после смотрин Михаила Горбачёва в декабре 1984 года в Лондоне…

– Смотрин? – Удивился Кунаев.

– Смотрин! – Утвердительно сказал я. – Она сказала, что с Горбачёвым можно иметь дело.

– Понятно… Третье?

– Третье. Смерть генсека запланирована на начало марта этого года.

Кунаев остановился и уставился на меня.

– Кем запланирована? – Выдавил он.

– Врагами партии и государства, конечно. И мы опасаемся, что ничем не сможем помочь товарищу Черненко. Романова отослали в отпуск.

– У нас запланированы торжества. Традиционно на восьмое марта я здесь. С 21 по 23 – Наурыз мейрамы. Праздник Равноденствия. Алиева тоже не будет… Точно на март?

– Точно, – подтвердил я уверенно.

Кунаев помолчал, медленно продолжил движение и остановился.

– Вы сказали, "про цель потом"…

– Цель – вернуться к капитализму.

Кунаев рассмеялся.

– Это, молодой человек, не возможно!

Я ждал, пока он отсмеётся и, ожидая, смотрел на него спокойно и грустно. У меня на глаза стали наворачиваться слёзы. Он поперхнулся и закашлялся.

– Никто не верит… Да… Никто, кроме врагов… А враги делают всё, чтобы это случилось и продолжают дела своих ушедших соратников.

– Кхэ! Кхэ! – Откашлял Кунаев. – Есть конкретные фамилии?

– Куусенен. Про других говорить не буду. Не уполномочен.

– Да… Кстати… Кем вы уполномочены? Вы сообщили такие… предположения… Что я вынужден сообщить об этом…

– Дорогой товарищ первый секретарь, – начал я, – вы можете сообщить куда следует, но тогда, всё, что я сказал, случится с бОльшей степенью вероятности. А я, поверьте мне на слово, прошёл такую школу, что готов умереть прямо сейчас, при малейшей опасности задержания. И даже без каких-либо инъекций и оружия. По щелчку пальцев…

– Ну да, ну да… Что-то такое мне Клавдий Михайлович про вас и говорил… Он знает?

– Я не уполномочен…

– Ну да, ну да… Романов знает?

Я развёл руки.

– Вам требуется только прибыть в Москву десятого марта…

– Даже так? Именно десятого?

– Если случиться раньше, вас уведомят.

Кунаев потоптался и пошёл обратно.

– Я буду, – грустно сказал он, еле передвигая ноги. – Я буду в Москве девятого марта.

– Вы устали? – Спросил я.

– Я очень устал. Тяжёлый был месяц. А вы? Тяжело, наверное, знать будущее?

– С чего вы так решили? Что я знаю будущее?

– У вас были очень грустные глаза и вы плакали. Нельзя плакать от предположения. Плакать можно только тогда, когда точно знаешь, что будет и видел, что было. Вы видели… Не знаю, как, но… Видели! И не говорите ничего.

Мы уже дошли до фонтана.

– Вот и пробежались… – Сказал первый секретарь ЦК компартии Казахстана. – Полагаю, у вас повестка командировки исчерпана?

Я кивнул. Он подал ладонь для пожатия.

– Спасибо вам, Игорь Львович, – сказал он.

– Спасибо вам, Динмухамед Ахмедович.

– А мне за что?

– За понимание. За радушный приём.

Кунаев посмотрел на меня, не отпуская моей руки.

– Если бы не Клавдий Михайлович… Благодарите его… Счастливого пути. Полагаю, билет на самолёт вам покупать не надо?

– Не отказался бы и от билета, и от машины до аэропорта.

– Хорошо. Зайдёте завтра в комитет. К Амине Айдаровне. Машину пришлют. До свидания.

Глава восемнадцатая

Постепенно моя миссия подходила к финалу. Всё, что я наметил, я выполнил. Я сообщил, и главное, что мне поверили, о том, что намечается тихий государственной переворот. Поверили лица не последние в государственной машине и не побоявшиеся попытаться перехватить инициативу и помочь мне уведомить о готовящемся перевороте противную политическую силу. Что я и сделал с их помощью. Романова я предупредил, как и предлагал ранее куратор, прямо на его даче перед отъездом в отпуск. Щербицкого как-то предупредил Ивашутин.

Теперь осталось дождаться дня "Х" и, если всё пройдёт по нашему сценарию, тихонько смыться. Поэтому я улетел из Алма-Аты в тот же день, когда поговорил с первым секретарём. Билеты с открытой датой вылета обратно я брал ещё из Москвы на другой паспорт, взятый мной "бог знает когда" из Австралийского тайника.

Тайник я закладывал сам, но матрицей память о нём, вроде как, от меня закрыли на время. Только в критической ситуации, или по сигналу извне, например знаку в условленном месте, память ко мне должна была вернуться. Но я сразу убрал блокировку, реперную точку и сейчас воспользовался нужными документами.

Куратор, естественно, знал, какие паспорта я закладывал в тайник, и проследить моё передвижение смог бы, но в Москве я сел в поезд и за десять дней доехал до Хабаровска, а там, на попутках, до Владивостока.

К сожалению, другого выхода за кордон у меня не было. Только здесь у меня хранились фальшивые дубликаты морских документов и мой настоящий советский паспорт. Но они мне были не нужны.

– Привет!

Дядя Гена пожал мне руку.

– Привет, – ответил я. – Как дела?

– Нормально. Паспорт моряка можно получить у капитана порта.

– Хорошо.

– Ты уверен, что делаешь всё правильно?

– Я не уверен, что по-другому будет лучше. Я тебе не буду всё рассказывать, но за мной нет криминала.

– Я тебе верю, – сказал дядя Гена. – Ты обещал рассказать мне, как ты нашёл себе двойника?

– Это давняя история, – сказал я.

– Пива у нас ещё много, – сказал дядя Гена.

Мы сидели с ним в номере гостиницы в городе Находка. Он, как секретарь парткома крупнейшего в крае танкерного пароходства имел везде связи и не стесняясь пользовался ими.

Вот и сейчас он, приняв от меня условный звонок, заказал номер в гостинице на своё имя, купил чемодан пива и мы отмечали нашу встречу. У меня был чудесный дядька.

– История старая и правдивая, – начал я.

– Существенная ремарка, – усмехнулся Геннадий Николаевич.

– Приехали мы как-то на соревнования по самбо в Спасск Дальний. А мне ребята и говорят, дескать, здесь есть мальчишка очень похожий на тебя. Нам было тогда лет по четырнадцать. Смотрю, точно, почти один в один. Чуть полнее и пониже, а на лицо – вылитый.