Сталь от крови пьяна (СИ) - Александрова Виктория Владимировна - Страница 41

Но другая часть разума понимала: всё услышанное — правда. Хельмут застал друга, жениха своей сестры, союзника на месте преступления. Услышал, как тот договаривался с врагом. Как потребовал от него взамен на двухтысячный отряд часть захваченных земель. Хельмут не знал, что думать: злиться, негодовать, недоумевать, рыдать? В глазах и правда стало как-то больно, но ещё больнее — в груди, в душе, и руки затряслись от переизбытка чувств, и ноги сделались почти ватными…

Как он мог?

Хельмут не хотел в это верить, но он услышал достаточно, чтобы поверить.

Его осенило, и он снова замер.

Вильхельм говорил о схемах, которые Хельмут ждал сегодня с гонцом. Хельга должна была их найти и отправить, а они бы потом на совете обсудили и составили план штурма, исходя из местоположения этого тайного хода… Но схемы попали в руки Вильхельма. Наверное, пока Хельмута не было, Остхен встретил гонца и забрал письмо. Или Хельга отправила их не брату, а жениху… Вильхельм просил не сватать его с фарелльской девушкой, чтобы сохранить свою помолвку с Хельгой… Уж не в заговоре ли она с ним?

Хельмут покачал головой. Нет, сестра бы так ни за что не поступила. Она, конечно, любила Вильхельма, но всё же хотелось верить, что на предательство из-за этой любви она бы не пошла. Разве что… её могли обмануть. Хельга всегда была доверчивой, возможно, Вильхельм запутал её, убедил, чтобы она послала схемы ему, а не Хельмуту… Или не Вильхельм, а, например, Эрика. Наверняка её прекрасных белых рук дело. Хельмуту стало даже как-то неловко от того, что он с ней спал.

Он заскрипел зубами, сжал руки в кулаки, впиваясь ногтями в кожу, и ускорил шаг. Эрика так ему нравилась, она была такая хороша и изысканна… Конечно, он не был в неё влюблён, но всё же они провели вместе ночь, и эта женщина очаровала его напрочь. А в итоге… в итоге она оказалась такой же предательницей, как и её братец. Что ж, следовало ожидать.

Хельмут не заметил, как вернулся в лагерь. Сердце бешено колотилось, в мыслях царила полная неразбериха, пальцы мелко дрожали. Пройдя мимо палаток солдат, он оказался возле шатров командующих. Сразу же взгляд упал на чёрно-серый шатёр Генриха, и Хельмут понял, что наилучшим выходом было бы пойти к нему и рассказать всё, что он услышал. Тогда Вильхельма, скорее всего, схватят и допросят, возможно, с пристрастием. Есть вероятность, что «случайно» убьют под пытками. План штурма поменяют или вообще отменят его, придумают что-то новое. Война затянется ещё на несколько лун, Хельга будет убита горем, а Хельмут, несмотря ни на что, почувствует себя последней мразью.

Но Вильхельм-то явно себя последней мразью не чувствует?

Нет, это точно была какая-то магия. Остхен не в первый раз творил глупости, чего стоит та попытка разделить авангард, из-за которой битва за Клауд оказалась проиграна. Но Хельмут каждый раз не мог никому об этом сказать. Ни Генриху, ни лорду Джеймсу… и теперь тоже что-то мешало ему, что-то будто бы затыкало рот и путало мысли: Хельмут вроде бы шёл к Генриху в шатёр не очень уверенными шагами, но внезапно обнаружил себя у собственного шатра, хотя, чёрт возьми, вообще не помнил, как до него добрался.

Видимо, Вильхельма и вправду заколдовали либо сами фарелльцы, либо кто-то ещё — может, Эрика, кто её теперь разберёт, вдруг она, помимо всего прочего, была ещё и ведьмой? И теперь о предательстве Остхена никто не узнает, потому что Хельмута — единственного, кто знал обо всём этом, — заморочили и заставили ощущать себя таким же предателем, каким был сам Вильхельм, если не хуже.

Но если это магия, значит, её можно разрушить — тоже магией? Хельмут особо не разбирался в ворожбе и колдовстве, но всё же кое-что понимал, вычитав из книг, сказок и легенд. Если Вильхельма заколдовали, позволив ему творить что угодно и защитив его от опасности выдать себя, то, значит, расколдовать его тоже можно… Хельмут поначалу совсем отчаялся, а потом вспомнил… Бобровая жилетка, высокие ботфорты, кулон с руной на шее и рассыпанные по носу веснушки… Убеждённая язычница, целительница-магичка, сражающаяся бок о бок со своим братом…

Кассия Кархаусен, шингстенская ведьма, прибывшая сюда не столь давно с Серебряного залива.

Хельмут вскочил и бросился искать её шатёр.

***

Кассия сидела на скромном деревянном стуле возле шатра и безучастно смотрела в небо, наблюдая за редкими маленькими облаками. Несмотря на ранний час, встала она, судя по всему, давно и уже успела привести себя в порядок после сна: густые каштановые волосы заплетены в косу, поверх серой рубашки накинута всё та же бобровая жилетка, на шее висит шнурок с тремя рунами… Хельмут замер в паре метров от неё и даже чуть попятился — несмотря на безобидный вид, эта девушка внушала какой-то неестественный страх. В Бьёльне шингстенцам и так не доверяли, а Хельмут, живущий недалеко от границы с их землёй, не понаслышке знал о хитрости и коварстве этого народа. Однако Кассия пугала вовсе не возможным коварством — дело было вообще не в её происхождении, а, наверное, в её способностях, о которых по лагерю ходило множество слухов.

И Хельмут не сразу заметил, что её устремлённые в небо глаза светились магическим золотом.

— Доброе утро, барон, — проронила Кассия, не глядя на него, губы её едва заметно дрогнули в ухмылке. — Простите, я сейчас немного занята…

— Ваша светлость, я не хочу вас отвлекать, — откашлявшись, сказал Хельмут, — но у меня правда дело срочное. От этого зависит исход грядущего штурма и, пожалуй, всей войны в целом.

Кассия закатила глаза, на мгновение смежила веки, а когда открыла их, то радужки её вновь приобрели голубой оттенок. Она вздохнула, встала и приподняла входное полотнище своего коричневого шатра, приглашая Хельмута внутрь.

— А ваш брат?.. — уточнил он, подходя ближе.

— Он ещё спит у себя, — хмыкнула Кассия. — Я уговорила его поставить себе отдельный шатёр — мне нужно личное пространство. А россказням о том, как он блюдёт мою честь, вы не верьте. На самом деле он ничего не видит.

Хельмут лишь пожал плечами.

Даже в паре услышанных от неё фраз был слышен ярко выраженный шингстенский акцент. Она сильно выделяла звуки «ж» и «ш», будто растягивая их, а «ч» у неё звучал очень твёрдо.

В шатре Кассии густо пахло ладаном, как в церкви, а ещё травами, отчего дышать стало немного труднее. Мебели тут оказалось немного: кровать, накрытая огромным меховым одеялом, пара стульев и стол, на котором виднелось множество каких-то баночек, склянок, бутылочек и прочих ёмкостей для жидкостей или порошков. Помимо них, можно было рассмотреть и перья, и потухшие маленькие свечи, и камешки, и дощечки с рунами… Кажется, понятно, почему Кассия попросила своего брата поселиться отдельно — ему бы здесь попросту не нашлось места.

Она, на ходу сбрасывая жилетку и кидая её на кровать, подошла к этому столику, в то время как Хельмут застыл у входа, и принялась переставлять баночки и скляночки, словно что-то искала.

— Баронесса, могу я поинтересоваться, что вы делали сейчас, до того, как я вас отвлёк? — решился наконец подать голос Хельмут, потому что Кассия, кажется, слишком уж увлеклась своими сосудами. Ему и правда было интересно узнать, над чем она колдовала, смотря в небо.

— Молилась, — бросила она через плечо. — Молилась за нашу победу, ваша светлость.

— Разве для молитвы требуется магия?

— Какой вы наблюдательный. — Кассия оглянулась и осмотрела Хельмута с ног до головы оценивающим взглядом. Он лишь усмехнулся и гордо вскинул голову. — А что это у вас на лице? — вдруг нахмурилась она. — На левом виске?

Хельмут вздрогнул. После вчерашнего он так и не умылся, и, видимо, на лице остались следы его с Генрихом маленького преступления… Кажется, девушка не догадалась о природе этих следов, и он быстро потёр пальцами висок и щёку, пытаясь их убрать.

— Таким, как я, — да, требуется, — продолжила Кассия. — У таких, как я, с богами особые отношения. — Вдруг она вытянула руку и разжала кулак, и Хельмут обнаружил на её ладони небольшую круглую деревянную пластиночку с чёрной руной. — И боги говорят, что скоро вы, барон, переживёте очень болезненное предательство.