За тобой - Резник Юлия - Страница 6

– Это очень хладнокровный подход.

– Вы тоже не производите впечатления человека, склонного к сантиментам.

– Правда? – Давид сложил руки на груди, вздернул бровь и прошелся по ее лицу изучающим взглядом.

– Вы же здесь не из‑за Кати…

Бэлла искренне верила в то, что существуют вещи, не терпящие хождения вокруг да около. Взять хотя бы эту ситуацию. Она была абсолютно не заинтересована в отношениях. А он явно на что-то надеялся. И даже если это «что-то» – всего лишь секс, было бы намного лучше, если бы Давид понял, что тот ей даром не сдался.

– Я так предсказуем? – гость улыбнулся краешком губ.

– Как и все мужчины.

– Ладно. И что, у меня есть какой-нибудь шанс?

Понимая, что вряд ли как-то унизит его достоинство правдой (уж слишком он был самодостаточным), Бэлла сказала как есть:

– Ни единого.

– Хм… Вы дали обет безбрачия или что-то вроде того?

Он её даже развеселил своим предположением. Это же надо. Значит, то, что он мог ей вообще не понравиться, Давиду в голову не приходило? Чудно!

– Почему сразу – обет? Мысль о том, что у меня кто-то есть, вы не рассматриваете?

Гройсман окинул её ещё одним долгим взглядом. Качнул седой головой:

– Нет. Вы свободны.

Свободны… Не одиноки, как было бы точнее. Бэлла взяла на заметку формулировку соседа. Уж больно та ей понравилась.

– Откуда такая уверенность?

– Я неплохо разбираюсь в людях.

– М-м-м… Интересно. И что ещё вы обо мне расскажете?

– А что вы хотите, чтобы я рассказал?

Это могло быть даже занятно. Бэлла оживилась.

– Ну, например, кто я?

– По профессии?

– А хоть бы и так.

– Вы – топ-менеджер в большой корпорации. Возможно, кризисный управляющий или что-то вроде того.

– Интересно, почему вы так решили?

– Потому что сошка помельче ни за что не смогла бы купить такую квартиру.

– Может, у меня есть богатый любовник. Топ-менеджер в большой корпорации, – вернула подачу Бэлла, проказливо улыбаясь.

– Нет. Вы не из тех, кто будет зависеть от кого-либо. Да и кто станет делать ребёнка любовнице?

А вот здесь они ступили на тонкий лёд. Хорошее настроение Бэллы чуть подпортилось.

– А вдруг нашелся желающий?

– Нет. Скорее я поверю, что вы родили для себя. Понимая, что ещё чуть-чуть – и будет поздно. Кстати, это тоже говорит в пользу моей версии о карьере топ-менеджера. Обычно в погоне за карьерным ростом женщины сознательно откладывают материнство на потом.

Бэлла чуть наклонила голову, чтобы спрятаться за упавшими на лицо волосами. Ей нужно было сделать паузу, пересобраться, чтобы доиграть этот спектакль до конца. Она провела кончиком пальца по ободку своего стакана. Шутить уже вообще не хотелось, но как иначе свести на нет их разговор, Бэлла не понимала.

– А мысли о том, что у меня были проблемы с зачатием, вы не допускаете?

Это был тонкий лёд, да. Бэлла буквально чувствовала, как тот трещит у неё под ногами. Она ругала себя за то, что сказала правду. Сказала, конечно, чтобы ему подыграть. Запутать… Правду зачастую принимают за ложь… А он какого-то хрена (нет чтобы набросить сверху очередное «против»!) взял длинную-предлинную паузу и после негромко заметил:

– Если это так, мне жаль. Мои слова непростительны.

– Да всё нормально! – наигранно рассмеялась Бэлла. – Мне действительно было совершенно не до ребенка.

Хотя бы потому, что она чётко знала – ей ни за что самой не родить. Бесплодие – не самая большая проблема, с которой Бэлле пришлось столкнуться после восьми лет сексуального рабства. Далеко не…

– Бэлла…

– Вы закончили? Родион вот-вот проснётся, и… – она не договорила, потому что как-то так вышло, что они, синхронно поднявшись из‑за стола, столкнулись. Впечатались друг в друга, совпали, повторяя контуры тел. Бэлла замерла перепуганной мышью, зажатая между стеной и высокой фигурой Гройсмана.

– Дыши!

– Я дышу.

– Нет. Пока ты боишься. Давай… Вдох, выдох.

Послать бы его к чёрту, да как? Если от вдруг нахлынувшей паники и впрямь ни вдохнуть, ни… Ну дальше вы, наверное, в курсе.

Бэлла судорожно втянула воздух, хрип прошил тишину.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Молодец. Хорошая девочка. Ты на всех мужиков так реагируешь, или только мне повезло?

– Что? Бред какой. Придумали тоже!

Это правда. Чего-чего, а страха в ней не осталось. По крайней мере, не за себя. И в этой ситуации её гораздо больше пугало не то, что Давид оказался от неё в непосредственной близости, а то, как эта самая близость в ней отозвалась.

– Проверим?

– Ничего я не собираюсь проверять! Нашелся мне испыта…

Бэлла хотела сказать «испытатель», но он её на полуслове прервал. Обхватил ладонью затылок, зафиксировал и поцеловал. Это всё бред, конечно, что шлюхи не целуются. Нет такого закона. Но сама Бэлла не целовалась… господи, даже подумать страшно… сколько? двадцать лет? Выходит, так. С тех пор, как она попала в плен.

Гройсман шевельнул языком, раздвигая её плотно сжатые губы. Бэллу охватило удушье. Картинка перед глазами поплыла, а реальность схлопнулась. И вот она уже опять в грузовике, набитом тремя десятками перепуганных вчерашних школьниц. И ей снова нечем дышать, и пить нечего, и некуда испражниться. Тогда она думала, что большего ада нет. Следующие восемь лет доказали Бэлле, что она ни черта не знала об аде.

Она хотела просто подзаработать в турецком клубе, а её силой переправили в пакистанский бордель, откуда нереально было выбраться. Так бы она и сдохла в нём, как собака, если бы тот канал торговли людьми не вскрыли. Её нашел совсем ещё зелёный мальчик. В темной комнате, единственным источником света в которой было небольшое зарешечённое окошко под потолком. Она лежала на загаженном матрасе, сжавшись в комок. И ни на что не реагировала. Грязная, измождённая, с синяками по всему телу. И выбитым зубом.

– Хэй! Хэй, леди! Ду ю спик инглиш? – спросил вояка на забытом инглише, а Бэлла подумала, что ей он опять чудится. И оттого, разозлившись, она, не стесняясь, выругалась. – Так ты из наших? Ну что ж. Меньше проблем. И это… ты не бойся. Все уже позади. Сейчас здесь закончим и домой тебя отправим, к маме.

В ответ на эти слова Бэлла рассмеялась. Зло так рассмеялась. Потому что исключительно злость ещё хоть как-то подпитывала её силы.

– Может, ты бы представился для начала, мальчик?

– Младший лейтенант Мурадов. Спецназ.

– А имя-то у тебя есть, младший лейтенант?

– Родион Мурадов[1].

– Так вот, Родик, не осталось такого, что могло бы меня напугать. Я ясно выразилась?

Тогда она именно так и думала. Не врала. И лишь очутившись на родине, среди людей, говорящих на знакомом ей языке, она осознала, как жестоко ошибалась, думая, будто самое страшное осталось в прошлом. Если бы не помощь того парнишки, что её спас, сгинула бы она – и к бабке ходить не надо. Оставшись в родной стране без квартиры, без работы и документов… Поломанная и травмированная настолько, что лучшим выходом из её ситуации был выход в окно, она выжила благодаря Мурадову. А потом, по классике, в него влюбилась. Зная, как это глупо. Понимая, что ничего между ними не будет. Безнадёжно и обречённо. Но даже с ним… особенно с ним она никогда не целовалась.

– Твою мать, Бэлла! Ты меня слышишь? Бэлла…

– Да. Всё в порядке. Зачем же меня так трясти? – она ответила вполне внятно, сама удивляясь, как это у неё вышло, если ноги – что вата, и на горле петля. Шагнула прочь, заставляя незваного гостя сдвинуться.

– Бэлла…

– Проверка окончена? Я могу вас проводить?

– Да. Но постой, у тебя точно всё нормально? Выглядишь ты не очень.

– Правда? – Бэлла растерянно провела руками по лицу, прислушиваясь к ощущениям в теле, и опять же заметила вслух, то, что говорить не планировала: – Наверное, потому что меня мутит… Сильно. Извините, мне надо… – договорить не смогла, закрыла рот ладонью и помчалась к туалету, успев едва ли не в последний момент. Содрогнулась, выплёскивая подкатившую желчь. А когда отпустило, встала, пошатываясь. Набрала в пригоршню холодной воды, прополоскала рот, плеснула в лицо, смывая плёнку покрывшей его испарины. А когда привела себя в относительный порядок, обернулась. Смерила стоящего в дверях Гройсмана удивлённым взглядом.