Бракованные (СИ) - Манило Лина - Страница 20

– Пф, чему я сопротивляюсь? – встряхиваю волосами, но Мир снова убирает мне их за уши. – Оставь! Ай, ладно.

– Мне не нравится, когда ты прячешься. А сопротивляешься ты притяжению между нами.

– Я? По-моему, я только и делаю, что ведусь на твои провокации.

Это правда. Я ведь не сопротивляюсь!

– Ты слишком много думаешь, – констатирует факт, а я губу закусываю. – Только и делаешь, что размышляешь, смущаешься. Шаг вперед делаешь, расслабляешься, а потом снова заднюю включаешь. Все время анализируешь что-то, хмуришься.

– Это так заметно?

– Мне – очень.

– Еще скажи вот это киношное: я читаю тебя, как открытую книгу.

– Я не разговариваю фразами из тупых мелодрам, – напряженными плечами поводит, а в глазах ирония. – Арина, надо вылезать из скорлупы.

– Кому надо, Мир?

– Тебе самой.

– Меня все устраивает, – пожимаю плечами, подбородок выше поднимаю. – Когда-то…

– Когда-то? Когда оно наступит? Когда молодость пройдет?

– Чего ты завелся? – мой голос звучит возмущенно, но мне действительно не хочется обо всем этом разговаривать с Мирославом. – Не нужно устраивать психологический сеанс, я не просила о нем. Когда мне нужно будет, я запишусь на прием.

– Не просила, ты права, – он наклоняется ниже, касается носом моей щеки, вдыхает аромат кожи, щекочет ухо. – Прости, что я… это не мое дело, да?

– Не твое, – киваю, и внутри все сжимается. – Просто… мне иногда кажется, что ты будто бы вызов принял, миссию выполняешь.

– Миссию? – удивляется, и мне приходится развернуть мысль:

– Да. Помощь сирым и убогим. Ну, знаешь, как раньше тимуровцы звезды на воротах рисовали?

Прикусываю язык, когда понимаю, что именно сорвалось с моего языка. Взгляд Мирослава темнеет, становится глубоким, а глаза снова меняют цвет, становясь почти черными. Лишь небольшие вкрапления золотистого у зрачка разбавляют мрак.

– Сирых и убогих? – повторяет медленно и зловеще, а я отворачиваюсь. – Ты себя такой считаешь? А меня тогда кем? Пионером на субботнике?

– Я считаю, что не может такой красивый парень, как ты, на самом деле заинтересоваться такой, как я.

Все, я сказала это. Озвучила. Пусть считает, что я закомплексованная идиотка, но молчать об этом больше не могу. Меня на части так разорвет от самых разных эмоций.

– А какая ты?

– Некрасивая! – выпаливаю на грани истерики и кусаю губы до крови. Я провожу по ним тыльной стороной ладони, и кожа окрашивается красным. Я смотрю на тонкую алую полоску, а изнутри трясти начинает.

– Ты очень красивая, просто не видишь этого.

Взмахиваю рукой, Мирослав замолкает, только смотрит на меня, склонив голову к плечу.

– Знаешь, я однажды видела ролик. Там у женщины была кошка, жертва пожара. У кошки не было ушей, а еще всю мордочку покрывали шрамы от ожогов. Веришь или нет, но большинство комментаторов советовало женщине избавиться от уродливого животного. Мало кто считал, что кошка достойна любви. Им было наплевать, что она добрая, ласковая, благодарная и ничем, кроме внешних недостатков, от других не отличается. Они советовали ее усыпить, слышишь?

– Не глухой, – его голос хрипнет, а под кожей гуляют желваки.

– Мир, люди жестоки, они не видят своих недостатков, но чужие заклеймить – о, это с удовольствием!

– Ко мне это какое отношение имеет? К нам с тобой?

– Мир, ты ведь не сможешь всем и каждому бить лицо. Не заткнешь им рты. Ты не должен меня защищать, мою честь отстаивать. Это… это может плохо для тебя конч…

Договорить я не успеваю: Мир заглушает поток болезненных слов поцелуем. Глушит все мысли, терзает губы. Его рука на моем затылке. Сгребает распущенные волосы, назад тянет, голову запрокинуть заставляет. Оглушает своим напором, сбивает им с ног, пытается подчинить, но я толкаюсь вперед и перехватываю инициативу. Будто бы даже так пытаемся что-то друг другу доказать. Разговор не окончен, просто перетек в другую плоскость.

– Ты разве не видишь, что я дурею от тебя? – спрашивает между поцелуями, но ответить не дает.

Я чувствую, чувствую, но я боюсь, что это все закончится, а я останусь разбитая и изуродованная уже внутренне. И с этим никакие пластические операции не справятся. Его руки на моих бедрах. Я теряю голову, прислоняюсь крепче, глажу Мира по плечам. Все дурные мысли, тягостные переживания уходят на второй план, стоит этому парню коснуться меня, поцеловать. Это сильнее меня. Так повелось с первого раза, стоило услышать его голос.

– Ты разве не понимаешь, что мне плевать на мнение всех вокруг? Неужели не поняла до сих пор, что живу только так, как хочется мне? Без оглядки на других?

Мир лбом в мое плечо упирается, трется о рукав футболки, а я запускаю пальцы в его буйную растрепанную шевелюру. Его волосы волнистые у корней, прямые на кончиках, а еще очень шелковистые, их приятно касаться.

– А чего тебе хочется, Мирослав Овчинников?

– Быть с тобой.

– Но это трудно… у меня бывают срывы, истерики. Оно тебе надо? Ты же любую поманишь, и она запрыгнет на тебя, весело смеясь?

– Но я не хочу любую, – вздыхает и целует меня в выемку под горлом. Да и с чего ты решила, что со мной просто?

– С тобой непросто…

– Ну вот, – кивает задумчиво и машинально гладит мои бедра. – Кстати, если мы продолжим, то скоро увидим пожарных.

– В смысле?

– Арина, шарлотка, – напоминает, а я вскрикиваю, отталкиваю его и, спрыгнув со столешницы, под смех Мирослава несусь к духовке.

Фух, не сгорела, и я достаю ароматный румяный пирог. Он такой пышный, что я не удерживаюсь от улыбки – горжусь собой.

– Пахнет – очуметь, – Мирослав забирает у меня блюдо, ставит на островок, опирается на локти и с восхищением смотрит на обычную шарлотку. Да, довольно удачную, но это же просто пирог, а лицо у Мирослава такое, словно ничего чудеснее в жизни не видел.

– Блин, есть хочу, – сокрушается и находит нож. Отрезает два идеальных кусочка, перекладывает на тарелки и посыпает сахарной пудрой. – Вот теперь точно идеально. Все-таки хорошо, что я яблоки прислал.

Улыбка на губах хитрая, а я боюсь представить, до чего дойдет его фантазия в следующий раз.

– Кстати, если ты до сих пор не догадалась, мы с тобой встречаемся, – заявляет, вонзаясь вилкой в край своего кусочка.

10 глава

Арина

Я пришла домой только под утро, но так и не смогла заснуть. Меня переполняют эмоции, а эйфория искрит в каждой клетке. Электричеством на кончиках пальцев. Мир… он… Черт, я действительно влюбилась. Впервые в жизни. В замке проворачивается ключ, дверь раскрывается и почти сразу захлопывается. Воздух пахнет цветами – Катя пришла. Судя по топоту в прихожей, она торопится, чем-то взволнованная. Сестра врывается в нашу небольшую кухню, так и не скинув при входе пальто. На щеках румянец, а глаза лихорадочно блестят. Это… настораживает.

– Катюша, с тобой все хорошо? Что-то с Аней?

Аня – приболевшая подруга, у которой сестра провела всю ночь.

– Арина, детка, – Катя садится напротив, пока я размешиваю кофе с молоком. Ни капли сахара, лишь сливочная мягкость.

Пытаюсь делать вид, что вся такая серьезная и спокойная, только волнение сестры передается и мне. Кажется, она бежала домой, ломая ноги, и только завидев меня, успокоилась.

– Ты взволнована, – осторожно замечаю и делаю большой глоток кофе, глядя на сестру. – У тебя точно все хорошо? Что-то непохоже.

Катя снимает с плеч пальто, кидает его на стул и, опершись ладонями на кухонный стол, окидывает меня мрачным взглядом.

– Почему ты вчера так поздно поставила бар на сигнализацию?

Естественно, Катя в курсе, что творится в «Ирландии» даже когда она отпаивает парацетамолом больную подругу.

– Эм… просто товар долго принимала.

– Арина, не делай из меня дуру, – просит, почти умоляет. – Ты была там внутри с Мирославом. Вы там долго были. Вдвоем.

Последнее слово звучит как вердикт, а мне вроде как стыдно должно стать, только вот ни черта. Я никакого преступления не совершила. Мы даже кухню убрали! Вычистили любые следы «преступления», не оставили ни единой крошки. Товар приняли, а отчет я посмотрела еще позавчера. Тогда какие могут быть ко мне претензии? Откуда этот встревоженный, слегка осуждающий взгляд? Я же не левого парня в бар притащила. Мирослав работает у нас охранником, а еще грузчиком. С чего Катя так завелась?