Паж герцога Савойского - Дюма Александр - Страница 65

Ссылаясь на страшную усталость — что было вполне понятно после такого дня, — Гудула попросила разрешения тут же удалиться к себе в комнату и получила его без всяких возражений.

Когда Гудула очутилась одна в своем новом жилище, она подумала, что влюбленных опекает особое божество, поскольку дядя отвел ей и ее отцу небольшой павильон в углу сада, выходивший на дозорный путь крепостной стены. Поэтому прежде всего она потушила свет, сделав вид, что легла спать, и открыла окно с целью осмотреться вокруг и понять, насколько возможно в него залезть.

Возможность такая существовала: эта часть крепостной стены между воротами Старого рынка и башней Дамёз была, несомненно, самой пустынной в городе. Лестница в восемь-десять футов, прислоненная к окну, служила бы в павильоне на улице Арбалетчиков тем же, что и тумба у дома в предместье Иль.

Правда, перегородка, отделявшая комнату Гудулы от отцовской, была очень тонкой, и малейший шум мог разбудить подозрительность Гийома, но, если бы лестница была установлена, что помешало бы не Ивонне подняться в дом, а Гудуле спуститься на крепостную стену?

Так что или влюбленным должно было уж очень не повезти, или пустая комната должна была бы хранить молчание.

Гудула была целиком погружена в эти стратегические размышления, делавшие ее в эту минуту тактиком не менее опытным, чем адмирал, но тут она увидела, как вдоль стены сада крадется какая-то тень.

Это был Ивонне, в свою очередь вышедший на рекогносцировку новой местности, где ему предстояло действовать.

Осада дома метра Поке не была трудной, особенно для того, кто, как наш герой, имел союзников в самой крепости.

Относительно следующей ночи было оговорено в двух словах.

Но тут на лестнице раздались тяжелые шаги Гийома Поке, несколько утомленного за прошедший день, и Гудула закрыла окно, а Ивонне удалился по улице Сен-Жан.

X. ГОСПОДИН ДЕ ТЕЛИНЬИ

Рассвет застал адмирала на крепостной стене.

Не растерявшись от провала вылазки накануне, Гаспар де Колиньи решил предпринять новую попытку.

По его мнению, враг знал о том, что город получил подкрепление, но не имел представления о размерах этой помощи; нужно было заставить его поверить, что она гораздо значительнее, чем была на самом деле.

Таким образом, не надеясь взять город штурмом, герцог Эммануил Филиберт должен будет прибегнуть к правильной осаде, а это займет десять-пятнадцать дней, может быть, месяц; за этот срок коннетабль, вероятно, попытается помочь осажденным или у короля будет время принять какие-нибудь меры.

И адмирач призвал к себе г-на де Телиньи, молодого лейтенанта роты дофина.

Телиньи примчался. Накануне вечером в предместье Иль он проявил в сражении чудеса мужества, но, тем не менее, остался цел и невредим, так что солдаты, видя его без единой царапины среди пуль и в гуще шпаг и пик, окрестили его «Неуязвимый».

Он подошел к адмиралу, веселый, улыбающийся, как человек, выполнивший свой долг и готовый выполнять его впредь. Адмирал подвел его к парапету одной из башен.

— Господин де Телиньи, — сказал он, — вы хорошо видите отсюда этот испанский пост?

Телиньи знаком ответил, что видит превосходно.

— Так вот, мне кажется, что его легко захватить с тридцатью — сорока всадниками… Наберите тридцать — сорок человек из вашей роты, поставьте во главе них надежного человека и дерзко овладейте этим постом!

— Господин адмирал, — смеясь, спросил Телиньи, — а я не могу быть этим надежным человеком, командующим вылазкой? Я признаюсь вам, что в своих офицерах уверен, но еще более уверен в себе.

Адмирал положил руку ему на плечо:

— Дорогой Телиньи, люди вашей закалки редки, а потому не стоит рисковать ими в вылазках и подвергать опасности в стычках. Дайте мне честное слово, что вы вылазкой командовать не будете, иначе, хоть я и умираю от усталости, я останусь на крепостной стене.

— Если дело обстоит так, господин адмирал, — ответил Телиньи, поклонившись ему, — идите отдыхать и оставьте это дело на меня. Клянусь, что я не выйду за ворота города.

— Рассчитываю на ваше слово, сударь, — строго сказал адмирал.

Потом, как бы желая показать, что строгость этого лица и голоса относится только к указанию ни в коем случае не выходить из города, он добавил:

— А я, дорогой Телиньи, даже не буду возвращаться во дворец коменданта, он слишком далеко: я пойду к господину де Жарнаку, лягу в постель и постараюсь поспать часок-другой… Там вы меня и найдете.

— Спите спокойно, господин адмирал, — ответил Телиньи, — я буду бодрствовать.

Адмирал спустился с крепостной стены напротив башни Гиз и вошел во второй дом на улице Ремикур, где жил г-н де Жарнак.

Телиньи проводил его взглядом, потом, повернувшись к знамёнщику, произнес:

— Тридцать — сорок добровольцев из роты дофина!

— Сейчас будут, лейтенант, — откликнулся знамёнщик.

— Как? Ведь я не отдавал никаких приказов!

— Это правда; но тут был один солдат, он на лету подхватил слова адмирала, сделал знак, что понял, и побежал в сторону казарм, крича: «Рота дофина! К бою!»

— И кто же это так хорошо выполняет приказы, прежде чем их успевают отдать?

— Ах, черт возьми, господин лейтенант, — смеясь, ответил знамёнщик, — он больше похож на дьявола, чем на человека: лицо наполовину скрыто окровавленной повязкой, волосы обгорели до корней, панцирь весь продавлен и спереди и сзади, а одежда в лохмотьях!

— А-а! Хорошо, — сказал Телиньи, — я знаю, с кем мы имеем дело… Вы правы: это не человек, а дьявол!

— А вот и он, господин лейтенант, — сказал знамёнщик.

И он показал Телиньи на всадника, галопом приближавшегося к ним от Ильских ворот.

Это был Мальмор: накануне в вылазке он обгорел, чуть не утонул, едва не был убит, но, по-видимому, чувствовал себя превосходно и рвался участвовать в новой вылазке.

В это время с другой стороны, то есть от улицы Билон, в конце которой располагалась казарма, к ним приближался небольшой отряд из сорока всадников.

С невероятной скоростью, вообще характерной для Мальмора, когда речь шла о том, чтобы ввязаться в побоище, он успел сбегать в казарму, сообщить пожелание адмирала, оттуда добежать до Ильских ворот, оседлать лошадь и вернуться к воротам Ремикур одновременно с кавалеристами роты дофина.

В качестве единственной награды за свое рвение Мальмор попросил разрешения участвовать в вылазке, и оно было ему дано.

Впрочем, он заявил, что, если ему не разрешат участвовать в общей вылазке, он сделает свою, личную, а если ему не откроют ворота, прыгнет с крепостной стены.

Телиньи, уже знавший Мальмора, потому что видел его в деле накануне, все же посоветовал ему не отделяться от отряда и действовать вместе со всеми.

Мальмор обещал все исполнить.

Ворота открылись, и отряд выехал.

Но, едва выйдя за ворота, Мальмор, увлекаемый своей обычной яростью, не мог заставить себя придерживаться дороги, которая под прикрытием деревьев и неровностей земли должна была привести всадников к испанскому посту; он пустился напрямик галопом, крича: «К бою, к бою!»

В это время адмирал, как он и сказал, пошел к г-ну де Жарнаку и лег в постель, но, терзаемый какими-то предчувствиями, несмотря на усталость, не смог заснуть; поэтому через полчаса он встал и, так как со стороны крепостной стены ему слышались какие-то крики, взял в руки шпагу в ножнах и быстро вышел.

Не успел он пройти и двадцати шагов по улице Ремикур, как увидел, что ему навстречу бегут господа де Люзарш и де Жарнак. По их встревоженному виду было видно, что произошло что-то серьезное.

— Ах, — сказал г-н де Жарнак, подбегая к адмиралу, — значит, вы уже знаете?..

— Что? — спросил Колиньи. Офицеры переглянулись.

— Если вы не знаете, то почему вы вышли?

— Потому что не мог спать, меня мучило какое-то предчувствие… Услышав крики, я встал и пришел.

— Тогда идемте!

И оба офицера вместе с адмиралом поднялись на крепостную стену.