Паскаль Бруно - Дюма Александр - Страница 4

Паскаль молчал.

— А потому, — продолжала Джемма, — что ваш отец покушался на жизнь графа, моего отца.

— Знаю, сударыня. Знаю также и другое: когда ребенком вас выводили гулять, ваши горничные и лакеи показывали вам эту клетку и говорили, что в ней голова преступника, который хотел убить вашего батюшку. Одного только вам не рассказали, сударыня: ваш отец обесчестил моего отца.

— Вы лжете!

— Да покарает меня Господь Бог, если я солгал, сударыня. Моя мать была красива и добродетельна, граф полюбил ее. Она устояла перед его обещаниями, домогательствами, не испугалась даже угроз. И вот однажды, когда мой отец уехал в Таормину, граф приказал четверым верным людям похитить ее и, отвезти в небольшой дом между Лимеро и Фурнани — в нем теперь постоялый двор… И там… там, сударыня, он надругался над нею!

— Граф был властелином Баузо, крестьяне принадлежали ему душой и телом. Он оказал большую честь вашей матушке, обратив внимание на нее.

— Мой отец принял это иначе, — сказал Паскаль, нахмурившись, — быть может, потому что родился в Стрилле, на земле князя Монкада-Патерно, он ударил кинжалом графа. Рана не была смертельна, и слава Богу, хотя я долгое время жалел об этом. Но сегодня, к моему стыду, это меня радует.

— Если память мне не изменяет, не только ваш отец был казнен как убийца, но и все ваши дяди отбывают наказание на каторге.

— Да, они спрятали виновного и встали на его защиту, когда за ним явилась полиция. Их посчитали сообщниками отца и отправили на каторгу. Дядя Плачидо попал на остров Фавиньяна, дядя Пиетро — на Липари, а дядя Пепе — в Вулкано. Я был тогда ребенком, но и меня арестовали вместе с ними, пришлось, однако, вернуть меня матери.

— А что стало с этой женщиной?

— Она умерла.

— Где же?

— В горах между Пиццо ди Гото и Низи.

— Почему она уехала из Баузо?

— Почему? Чтобы не видеть, когда мы шли мимо замка, ей головы своего мужа, мне головы моего отца. Да, она умерла без врача, без священника. Я похоронил ее на неосвященной земле и был ее единственным могильщиком… Надеюсь, вы простите меня, сударыня, но на свежей могиле матери я дал обет отомстить за гибель всей моей семьи, из которой уцелел я один, — к тому времени дядей моих, конечно, уже не было в живых, — да, отомстить вам, последней из семьи графа. Но что поделаешь? Я влюбился в Терезу, спустился с гор, чтобы не видеть могилы матери, так как чувствовал, что готов нарушить свою клятву, и поселился в долине, неподалеку от Баузо. Более того, когда Тереза надумала уехать из деревни и поступить к вам в услужение, мне пришла в голову мысль наняться к князю. Долгое время эта мысль страшила меня, потом я с ней свыкся. Я решил повидать вас, и вот я пришел, пришел безоружный, чтобы умолять вас о милости, хотя намеревался, сударыня, предстать перед вами как мститель.

— Вы понимаете, конечно, — ответила Джемма, — что князь не может взять к себе человека, отец которого был повешен, а родственники осуждены на каторжные работы.

— Но почему же, сударыня, если этот человек готов забыть об этих несправедливых приговорах?

— Вы с ума сошли!

— Вы знаете, госпожа графиня, что значит клятва для горца? Так вот, я обещаю нарушить свою клятву. Вы знаете, что значит месть для сицилийца? Я обещаю отказаться от мести… Я все предам забвению, не заставляйте же меня вспоминать…

— А в противном случае?

— Не хочу думать об этом.

— Хорошо, мы примем надлежащие меры.

— Смилуйтесь, сударыня, умоляю! Видите, я делаю все, что в моих силах, хочу остаться честным. Ручаюсь, я стану другим человеком, коль скоро поступлю к князю и женюсь на Терезе… К тому же я никогда не вернусь в Баузо.

— Я ничего не могу для вас!

— Госпожа графиня, ведь вы любили!

Джемма презрительно улыбнулась.

— Вы должны знать, что такое ревность. Вы должны знать, какая это мука, чувствуешь, что сходишь с ума. Я люблю Терезу, я ревную ее, чувствую, что не совладаю с собой, если она выйдет замуж за другого, и тогда…

— Что тогда?

— Тогда берегитесь, как бы я не вспомнил о клетке с головой отца, о каторге, куда сосланы мои дяди, и о могиле, в которой покоится моя мать.

В эту минуту странный крик, похожий на сигнал, раздался под окном спальни, и почти тотчас же прозвенел звонок.

— Князь! — воскликнула Джемма.

— Да, да знаю! — пробормотал Паскаль. — Но прежде, нежели он войдет сюда, вы можете обещать мне… Умоляю, сударыня, снизойдите к моей просьбе: разрешите мне жениться на Терезе, попросите князя взять меня в услужение…

— Пропустите меня! — повелительно сказала Джемма, направляясь к выходу.

Но вместо того, чтобы повиноваться, Бруно подбежал к двери и запер ее.

— И вы посмели задержать меня? — спросила Джемма, берясь за шнурок звонка. — Ко мне, на помощь! На помощь!

— Не зовите, сударыня, — проговорил Бруно, все еще владея собой. — Ведь я сказал, что не причиню вам зла.

Вторично раздался под окном тот же странный крик.

— Молодец, Али, ты на посту, мой мальчик! — крикнул Бруно. — Понимаю, пришел князь, слышу его шаги в коридоре. Сударыня, сударыня, еще есть несколько минут, несколько секунд, еще можно избежать многих несчастий…

— На помощь, Родольфо, на помощь! — крикнула Джемма.

— Так, значит, у вас нет сердца, нет души, нет жалости, ни к себе, ни к другим! — воскликнул Бруно, схватившись за голову и смотря на дверь, которую сотрясала чья-то сильная рука.

— Меня заперли, — продолжала графиня, ободренная подоспевшей помощью, — я здесь, и с мужчиной, он угрожает мне. На помощь, Родольфо, ко мне!..

— Я не угрожаю, я молю… я все еще молю… но раз вы сами этого пожелали!..

Бруно испустил крик, подобный крику дикого зверя, и бросился к Джемме, видимо, чтобы задушить ее, так как он и в самом деле был безоружен. В ту же минуту дверь, скрытая в глубине алькова, отворилась, раздался выстрел, спальня наполнилась дымом, и Джемма потеряла сознание. Она очнулась в объятиях любовника, с ужасом оглядела комнату и спросила, как только смогла говорить:

— А этот человек, где он?

— Не знаю. Должно быть, я промахнулся, — ответил князь. — Не успел я перескочить через кровать, как он прыгнул в окно. Вы лежали без сознания, я позабыл о нем и поспешил к вам. Должно быть, я промахнулся, — повторил он, осматривая стены. — Странно, я нигде не вижу следа от пули.

— Скорее пошлите за ним погоню! — воскликнула Джемма. — Ни жалости, ни милосердия к этому человеку, ваша светлость! Он бандит и хотел задушить меня.

Поиски продолжались всю ночь, осмотрели виллу, прилегающие к ней сады, побережье — все было тщетно: Паскаль Бруно бесследно исчез.

Наутро были обнаружены пятна крови, они вели от окна спальни и терялись на берегу моря.

III

Рано утром рыбачьи лодки вышли, как обычно, из порта и рассеялись по морю; одна из них с мужчиной и мальчиком лет двенадцати — четырнадцати на борту легла, однако, в дрейф неподалеку от Палермо, и, так как этот маневр в месте, не особенно подходящем для рыбной ловли, мог показаться подозрительным, мальчик занялся починкой сети. Что касается мужчины, то он лежал в лодке, опершись головой о борт, и, по-видимому, был погружен в глубокое раздумье; время от времени он машинально опускал правую руку в море и, зачерпнув горсть воды, поливал ею свое левое плечо, стянутое окровавленной повязкой. После чего его губы сводила такая странная гримаса, что трудно было понять, смеется он или скрежещет зубами. Человек этот был Паскаль Бруно, а мальчик — тот самый страж, который дважды крикнул под окном спальни, чтобы предупредить его об опасности. Достаточно было беглого взгляда, чтобы признать в мальчике сына более жаркой страны, нежели та, где развертываются описываемые нами события. В самом деле, он родился на берегах Африки и чисто случайно оказался на пути Паскаля Бруно. Вот как это произошло.

Узнав около года назад, что князь де Монкада-Патерно, богатейший сицилийский вельможа, возвращается на небольшом судне из Пантеллерии в Катану со свитой из двенадцати человек, алжирские корсары устроили засаду за островом Порри, в каких-нибудь двух милях от Сицилии. Корабль князя, как и предполагали пираты, свернул в пролив, отделяющий остров от побережья; заметив его, они вышли на трех лодках из бухточки, в которой прятались, и налегли на весла, чтобы перерезать путь князю. Тот сразу дал команду направить судно к берегу и посадить его на мель возле Фугалло. Так как в этом месте глубина едва достигала трех футов, князь и его свита прыгнули в воду, держа оружие над головой, — они надеялись добраться до деревни, видневшейся в полумиле от берега, так и не пустив его в ход. Но как только они покинули корабль, другие корсары, которые в ожидании этого маневра успели зайти в устье Буфайдоне, выскочили из камышовых зарослей, среди которых течет эта река, и отрезали князю путь к отступлению. Завязалась схватка; но пока телохранители князя отражали натиск первого отряда корсаров, подоспел второй их отряд; видя, что сопротивляться бесполезно, князь сдался, попросив, чтобы ему и его людям была сохранена жизнь, и дав обещание заплатить за себя и за них богатый выкуп. Как только пленники сложили оружие, показалась толпа крестьян, вооруженных ружьями и косами. Корсары, победившие князя и, следовательно, достигшие своей цели, не стали ждать новоприбывших — они уплыли столь поспешно, что оставили на поле боя трех своих людей, посчитав их убитыми или смертельно раненными.