Сильная и независимая для котика (СИ) - Вада Маричка - Страница 6

А вот Морик неотрывно смотрел только на неё, любовался, получая неимоверное эстетическое удовольствие. И самое удивительное, Морган никак не мог вспомнить, почему же именно они расстались! Не мог же он, в самом деле, бросить такую девушку, которая еще оказалась и крайне преданной? Катарина водила пальчиком по краешку бокала, слегка вытянув коготь, и это действовало на Морика возбуждающе. Красивая узкая рука, ухоженный длинный палец, коготь, как продолжение. Божественно, пьяняще, умопомрачительно.

Ближе к полуночи молодежь начала расходиться. Легорию позвонила мать, прося возвращаться. Морган к тому времени совсем выдохся и, откланявшись, отправился вместе с братом и его подругой домой, клятвенно пообещав Катарине встречу завтра на пиру. Дед уже наказал всем женщинам прайда готовить.

Морик не вмешивался в тихий разговор своих провожатых, целиком и полностью погруженный в воспоминания о Катарине. В голове один за другим всплывали её образы — и какая она в гневе, какая в ласке. Это было упоительно. Он даже вспомнил её запах. Прикосновения, шерстку под пальцами, как она особенно любила, когда Морган гладил ей плоский живот возле идеального пупка капелькой.

И эти воспоминания будили в нем потаенное глубинное желание быть нежным и неторопливым. Как их ласка когда-то. Ощущение полноты жизни, связи на долгие годы, степенности и упорядоченности течения будней, возрождались былые мечты о тихой семейной жизни, полной счастья совместного преодоления бытовых трудностей и родительства. Наверное, это и есть любовь, проверенная временем, которую в детстве ему проповедовал дед. Когда от мыслей о персоне тебя клонит в покой и мягкость, словно ты окунаешься в ворох лепестков цветущего Бонко.

— Морик, что ты скажешь? — уже возле дверей дома поинтересовался Легорий.

— Думаю, она станет прекрасной матерью моим котятам, — пробормотал Морган. — Только я никак не вспомню, почему же позволил себе так чудить с ней.

— А, ты про Катарину, — улыбнулся Легорий. — Да, она конечно красавица.

— Прости, я, правда, как будто бы выпал из жизни, — сконцентрировался Морган. — Если Софа нашла путь к твоему сердцу, то не слушай ни чьих советов. Тебе потом с ней жить. А если сомневаешься, то не торопи события. Чему быть, того не миновать.

— Да, Морик, — кивнул брат и смущенно признался: — На самом деле я пытался произвести на неё впечатление тобой, а не наоборот. Прости, наверное, глупо.

— Конечно, глупо, — тихо рассмеялся Морган. — Производи впечатление своими заслугами, а не факторами от тебя независящими.

— Я понимаю. Просто мне не хватает порой уверенности, как у тебя. Но ты потому и герой. Бесстрашный, бескомпромиссный, четко видящий цель.

— Чушь! — уже громче рассмеялся Морган. — Думаешь, я не боюсь? Смелость не равна отсутствию страха. Это как раз-таки когда ты можешь взглянуть в глаза своему собственному малодушию. Я иногда тела не чувствую в момент опасности и всё равно действую, потому что понимаю — так надо. Кто, если не я? Но знаешь, к сожалению, и сам иногда путаюсь, какие цели правильные, а какие ложны. Ты ведь в курсе, что меня почти год назад разжаловали?

— Но ведь ты спас людей! В газетах писали, что разжалование было неправомерным.

— Но ведь я действительно нарушил приказ! Вот, к примеру, скажет тебе старейшина, не женись на Софи. А ты всем сердцем чувствуешь, что она твоя нянни, единственная на всю жизнь. Как ты поступишь?

— Я… Я не знаю, — тихо прошептал Легорий. — При чем тут это?

— При том, что в армии приказы раздают такие же влиятельные персоны как старейшина для прайда. Персоны, в чьих руках жизни не просто пятнадцати рабов, а тысячи штатов. Катарсис сам по себе, в нашей солнечной системе только одна обитаемая планета. А есть такие, куда входит две и три. А есть объединённые системы. И канцлер от каждого штата заседает в Верховном Совете и спускает директивы ниже в Военный. А те уже непосредственно Адмиралам и Коммодорам регулярных войск. Теперь понимаешь, скольких персон я подвел, ослушавшись приказа?

— Это так объемно, — не нашелся что ответить брат. — Я и не подозревал насколько всё взаимосвязано в жизни.

— Синергия. От неё никуда не уйдешь, так устроен мир. Без этого, всё разлетелось бы к вакуйевой бабушке.

— Какой бабушке? — переспросил Легорий.

— Вакуйевой. Давай домой, мать ждет.

Несмотря на то, что брат перебил чувство эйфории и теплого сиропного уюта в душе, уже лежа в постели, Морган вновь погрузился в сладостные воспоминания минут, проведенных в нежении с Катариной. Сказывался и выпитый алкоголь, и годы разлуки, и новизна некогда привычных посиделок в Листоле.

Удивительно, такая красавица позволяла себя наглаживать, тереться о её щеки, оставлять свой запах на шелковой шерстке. И какая же колоссальная разница между этими ласками и прикосновениями йонгейки! С Катариной они занимались самым настоящим катарским сексом, как взрослые, и это ассоциировалась у Морика с тихой и приятной музыкой, в то время, когда лишь мимолетное воспоминание о капитане моментально нагрело его ладони, участило дыхание и вызвало какофонию в голове. Сонное видение о человеческом взрывном поцелуе, после которого еще долго болела челюсть, породило огонь по всему телу.

Морган потянулся и дотронулся до кольца на груди. Будто обжегся. Он лихорадочно постарался вновь возродить в голове образ голой Катарины, это теплое чувство сентиментальности, но мозг подсунул момент, когда Мурси потянулась к веревочкам своего легкого платья, и оно соскользнуло вниз, оголяя ямочки на лысой пояснице, выгнутую спину и шикарные округлые бедра. Вены на висках катара моментально вздулись, отдаваясь в голове с каждым ударом пульса, лоб горел, Моргану даже почудилось, что вновь начинается триггер. Неутолимая жажда обладать Мурси, сомкнуть зубы на её шее, смять в объятиях, терзать грубыми ласками. Быть рядом, дышать ею, дойти до высшей точки кипения, чтобы сгореть и возродиться заново. Животная похоть, сковывающая тело, словно припадок горячки.

Морган практически захлебнулся от нахлынувшей ломоты и боли. Будто маленький котенок, он желал сейчас то, чего не мог себе позволить. Хотелось закатиться в истерики как Шпуня, орать, топать ногами и махать руками, лишь бы выпустить этот жар изнутри. Вот оно настоящее действие ауры йонгея, навсегда оставляющее отпечаток на личности.

«Я есть Сила, но Разум направляет меня» — как сумасшедший зашептал Морган. — «Я есть Сила, но Разум направляет меня». Наконец, это подействовало. Сосредоточившись на дыхании, Морик сумел отогнать тлеющую страсть и всецело «заземлиться». Удивительная и такая очевидная разница. Катарина — холод каменного изваяния, пусть и очень красивого, и Мурси — сотканная из огня, яростная, с горячим сердцем и взрывным темпераментом. Две дичайшие противоположности. Сладкий мед, испив который тебя потянет в сонливость и острая карамель, об которую вполне можно обломать все зубы.

***

Следующий день прошел на удивление тихо. Морган в очередной раз запретил себе думать о Мурси. Вчера, с непривычки опьянев от пары бокалов цветочного вина, он испытал слишком уж болезненные ощущения и решил больше не экспериментировать. Нужно выкинуть из головы службу, а для этого достаточно просто сосредоточиться на какой-нибудь понятной и полезной деятельности.

Морган решил, что это будет патронаж Шпуни. Он всерьез занялся попытками найти с младшим братом общий язык. В конце концов, только вчера Морик мечтал о своей собственной семье с котятами, а, значит, его время действительно пришло и нужно как следует подготовиться.

Хватило терпения у него на пару часов. Отчаявшись воспитать из Шпуни достойного катара, Морган отнес его к бабушке Пуги, и чтобы не слоняться без дела, поспешил на поле к отцу и Легорию.

Увидев его, папа обрадовался, тут же расписал фронт работ и Морик погрузился в сельскохозяйственную деятельность. Но и это давалось ему с трудом. Отец то и дело поправлял осанку, советовал, как лучше держать орудие труда, ворчал, если Морган нечаянно наступал на молодые ростки. В конце концов, и вовсе попросил старшего сына издалека наблюдать за процессом и делать то, что получается у него лучше всего — вдохновлять.