Волчий пастырь. Том 3 (СИ) - Delacruz Angel - Страница 26

Раздавшиеся из собравшейся толпы крики подтвердили, что свидетелей того, как я вырезал на спине старшего трибуна кровавого орла, присутствует здесь действительно немало. Но налетел очередной стылый порыв ветра, крики постепенно смолкали, над полем воцарилась тишина. Долгая тишина.

– Лорд Кайден де Рейнар, альтинг ждет от тебя слова, – процедил наконец верховный жрец.

А, так это моего слова ждали? Не отвечая, я вновь зябко поежился, передернув плечами. За время ожидания, без шуток, промерз до самых костей. И поежившись, я даже сдержал зевоту от донимающего промозглого холода – по крайней мере, можно думать так, чтобы не признаваться самому себе, что меня поколачивает дрожью от волнения. Зевок, во время которого я, к своему сожалению, потерял соломинку травинки, не укрылся от некоторых нордлингов, глухо зароптавших. Пауза затягивалась, ропот делался все громче.

Ладно, я люблю играть на чужих нервах, но все же не настолько громко.

– Озвученное мною обвинение было высказано здесь и сейчас вслух из уважения к северным богам и людям. Отвечать тому недоразумению, кто назван тираном Фридриха маркграфом Дракенсберга и по странному допущению северных богов и людей избран владыкой Айлгвена, не имею никакого желания. Dixi.

Лицо Дракенсберга от ярости пошло крупными красными пятнами. Толпа, окружающая площадь, заволновалась, послышались многочисленные выкрики. Нордлинги любят зрелище и дерзость, но не любят наглость – поэтому крики были как одобряющие, так и порицающие.

Дракенсберг сам начал было что-то громко мне кричать, но был остановлен командиром охотников на волков – появившийся в первых рядах офицер схватил маркграфа за руку, быстро проговорил ему что-то прямо в ухо. Глядя при этом на меня блестящими сталью серыми лириумными глазами. После его вмешательства Дракенсберг, продолжающий топорщить от ярости бороду, чуть успокоился. Он больше не рвался вперед, хотя и продолжал вращать налитыми кровью глазами. Несколько раз Дракенсберг открывал рот, явно собираясь ответить на оскорбления, но каждый раз сдерживался.

– Я хотел бы призвать своего свидетеля! – произнес наконец Дракенсберг.

– Дозволяю, – степенно кивнул жрец. Стылый ветер уже гулял в самой чаще поля тинга, нещадно трепал его седые волосы, но жрец на это даже внимания не обращал. Ему не холодно, или просто терпит, не показывая вида?

– Лорд Венсан из Великого Дома Кавендиш. Скажи свое слово, – произнес вдруг Дракенсберг, глядя поверх меня на Скалу закона.

Вот это неожиданно. Нет, я конечно читал «Сагу о кровавых братьях», но мне почему-то казалось, что к повторению этого неприятного для всех сценария дело в этот раз не дойдет. Ошибался. Интересно, что будет дальше. Все теперь плохо, или уже очень плохо?

Не оборачиваясь, я ждал, пока Кавендиш спустится. Довольно долго, около минуты – тот явно не торопился. И когда Кавендиш встал неподалеку, на меня он даже не посмотрел. Взгляд отсутствующий, на щеках румянец, плечи колотятся в крупной дрожи. Не столько от холода, сколько от волнения. Ливия, кстати, или не желая оставаться одна на Скале закона, или просто не понимая, что происходит и желая быть поближе, спустилась вместе с ним. Я не чувствовал ее присутствие за спиной, но ощутил успокаивающее «я рядом» касание.

– Лорд Венсан Кавендиш, альтинг ждет от тебя слова, – проскрипел жрец.

Мне, кстати, очень не понравилось то, что и Дракенсберг, и верховный жрец называют Кавендиша Кавендишем как члена фамилии. С учетом того, что если посланник Сигурдссон сказал правду об исключении его из фамилии, они не знать этого не могут. Значит, или посланник Сигурдссон солгал, что вряд ли, либо Кавендиша выгнали из фамилии без лишения прав и привилегий. А если вспомнить, что именно Кавендиши через Кастельморов организовали мою дуэль с Бланшфором, то все становится все удивительнее и интереснее.

Впрочем, когда Кавендиш заговорил, удивительно и интересно стало уже всем. Вообще всем. Удивительно прямо до состояния полного шокового оцепенения интересно, я бы даже сказал. И если бы я не выронил соломинку травинки до этого, я бы наверняка сделал это сейчас.

– Я, Венсан из Корпуса Спарты, прибыл сюда вместе со своими братьями по оружию лордом Кайденом и принцессой Ливией. Мы прибыли сюда в числе прочего наказать маркграфа Дракенсберга за то, что он своим действием или бездействием убил наших соратников, не дав им поединка. Как вызванный им свидетель я имею сказать, что вчера вечером маркграф Дракенсберг тайно нашел меня для приватной беседы и, прельщая разговорами о сохранении жизни, обещая титул Единого короля, уговаривал меня предать моих боевых товарищей. И я сейчас, как вызванный им свидетель, перед лицом северных богов и людей обвиняю это недоразумение, названное тираном Фридрихом маркграфом Дракенсберга и по странному допущению богов избранное владыкой Айлгвена в трусости, подлости и обмане. Кроме того, я обвиняю! Этого человека в тайном сговоре одиннадцать лет назад с целью убийства владыки Скаргейла Магнуса Густавссона, я обвиняю его в том, что он недостоин называться мужчиной. Его путь – путь нидинга и грязного трэля, путь не знающего чести.

Собравшиеся нордлинги, отойдя от первого оцепенения, глухо зароптали. Лишать жизни в Северном круге, даже без права на поединок – дело в общем-то житейское, люди делают это испокон веков; но объявить кого-то идущим путем нидинга – это уже смертельное оскорбление, которое, не будучи смыто кровью, остается клеймом презрения навсегда. А обвинение Кавендишем Дракенсберга в организации убийства владыки Скаргейла и вовсе очень и очень круто удивило присутствующих. Удивил, «как дубиной по голове», как говорят в таком случае новогородцы.

Собравшиеся нордлинги роптали все громче, разные делегации первых сословий не скрываясь волновались, переглядываясь и перекрикиваясь между собой; Дракенсберг, побелевший как полотно от ярости, буквально кусал бороду, не находя пока слов.

– Вот это ты выступил, – негромко произнес я, обращаясь к Кавендишу. А тот, оказывается, еще не закончил.

– Я обвиняю! – крикнул он и вдруг поднял руку, в которой я заметил массивный перстень с гербом Великого Дома Кавендиш. Фамильный перстень, надо же. – Здесь и сейчас, перед лицом Богов Севера я обвиняю маркграфа Дракенсберга, Великий Дом Кавендиш, Трибунал Конгрегации и Объединенный совет старейшин Севера в тайном преступном сговоре для получения власти с помощью обмана и лицемерия!

Кавендиш хотел сказать что-то еще, но его голос сорвался. Так и не договорив, он швырнул свой фамильный перстень в Дракенсберга. Тот успел только расширить глаза, но перед ним материализовалась эгида щита шагнувшего вперед телохранителя, в который перстень ударился и покатился по земле. Глянув на Кавендиша, я увидел, как из уголка глаза по скуле у него течет одинокая крупная слеза. Ветром, наверное, надуло.

На площади между тем даже стих гомон – все настолько удивились речи выбранного свидетеля Дракенсберга.

– Пусть в поединке под взглядом богов решится, кто из вас прав! – скрипучим голосом произнес верховный жрец. Лицо при этом у него было как у толстого наглого кота, который бежал-бежал куда-то и вдруг врезался в стеклянную дверь. И переход от разбора претензий к поединку верховный жрец так быстро объявил сейчас потому, что определенно спасал положение, избегая новых вопросов и обсуждений.

– Пусть решится, кто из нас прав, – сквозь зубы проговорил Кавендиш, с ненавистью глядя… а ни на кого не глядя, он просто в пространство смотрел. Кавендиш собрался было двинуться обратно, но я перехватил его за руку. Не находя слов, я лихорадочно пытался придумать, что ему такого ободряющего сказать, но Кавендиш только покачал головой.

– Ты только не проиграй, а то совсем плохо будет, – криво усмехнулся он, вырывая руку и вместе с Ливией уходя к краю площадки.

За то время, пока я переглядывался с сумевшим удивить (причем вообще всех без исключения) Кавендишем, из сопровождающей Дракенсберга группы на площадь вышел его ратоборец.