Любовь и Миры (СИ) - Порохова Зинаида - Страница 42

А Александр Петрович — бывший Вацлав, тем временем вполне живой и здоровый (ну, разве что зуб иногда ноет под пломбой с встроенным микрофоном) уже в ином образе — с новой верной женой и любящими детьми, со свеженькой, достоверной во всех деталях легендой наперевес, выныривал в другом месте. И это был уже действительно совсем другой человек. Бдительный Кшиштав, даже столкнувшись с ним нос к носу на городской площади, ни за что не признал бы вахлаковатого Вацлава в этом подтянутом и деловитом чиновнике. Этакой интеллигентской косточке, зануде и снобе.

Да, Александр Петрович был крут и он знал это. В Москве в сейфе особого ведомства, называемого иногда Конторой, хранилось его досье — захватывающее личное дело этого супермена, где были нудным канцелярским слогом досконально записаны все его подвиги. Туда же стабильно подшивались и приказы о присвоенных ему очередных званиях и наградах, а где-то на особый счёт в банке капала его немалая зарплата. И об этом скромном герое, как и положено, страна ничего не знала. И никогда не узнает. Лишь несколько высокопоставленных генералов имели к этому сейфу особый доступ. Но они были неразговорчивы. Ни к чему бойцам невидимого фронта слава! Даже после смерти. Ведь он завязан на других героях и международных скандалах.

Родители Александра Петровича давно померли. Кстати его покойный отец отнюдь не был Петром, а самого его звали совсем не Александром. Но родственники давно забыли о нём, считая его погинувшим где-то в Сибири на комсомольских стройках. А своей семьи у него никогда не было. А зачем? В случае чего — гибели, провала, утрате доверия — никто не пострадает.

Итак, разменян пятый десяток, а у него — ни имени, ни семьи, ни собственной биографии. Только папка в бронированном сейфе, бесчисленные вымышленные легенды и фиктивные имена и…  столь же безымянные и временные соратники. Господин Никто, вечный слуга народа, совершенный и безотказный винтик системы.

Что заставляло его так жить?

Сначала — идеи и образы, которые внушали ему с детства: всегда быть готовым к добрым делам юным октябрёнком и пытливым пионером, потом — патриотичным и героическим комсомольцем. Ну и, конечно же, не забывать о мудрой и заботливой руководящей роли партии в будущем планеты. Он верил в светлые идеалы: его страна самая лучшая, люди в ней — образец чести и совести, а руководство — гении современности, ведущие мир к счастливому коммунистическому обществу. И, как всегда знало подрастающее поколение — светлое будущее их страны не в последнюю очередь зависит от нейтрализации человеконенавистнических планов империалистов. А помогают ей в этом сильная армия, доблестная разведка и героическая агентура. Его идеалом был Рихард Зорге и Зоя Космодемьянская. Он и пошёл по их стопам, став разведчиком. Обучаясь в разведшколе и вкладывая в учёбу и тренировки все силы, он поражал упорством даже многоопытных преподавателей. И был лучшим среди лучших, сразу попав на заметку руководства.

А дальше…

Естественно, было потрясение от разницы уровня жизни в странах гниющего капитализма и развитого социализма. Но он знал: это лишь из-за бесконечной гонки вооружения, навязанной капиталистами России, обескровленной двумя войнами. Не в его правилах было выбирать — где лучше. Не в его силах было что-то изменить в паритете: социализм — капитализм, и исправить чьи-то перегибы и ошибки. Это была большая политика, игры титанов, а его дело — помочь Родине выжить, не стать добычей врага. Плоха она или хороша, богата или бедна, это его Родина. Он просто хорошо исполнял порученное ему дело. И потом — он не продаётся, и не выбирает, где дороже платят. Он — умелый воин, разящий клинок, зоркий глаз и преданное сердце, честно служащее своей стране, не жалея себя…  А потом его увлёк сам процесс состязания и противостояния контрразведок — кто умнее, находчивее, лучше? Он, без сомнения, был лучшим и полюбил эту игру, бесконечную импровизацию, от которой получал драйв хорошего игрока. Он превратился в сильного и опасного зверя, всегда успешно выслеживающего и хватающего свою добычу. И благополучно скрывающегося затем в джунглях жизни. Драйв, восторг, чувство превосходства! Это было здорово!

Но со временем и это стало надоедать…

Он устал. Устал жить чужой жизнью, исполнять чужую волю, скрываться и обманывать, не зная, что его ждёт завтра. И он решил уйти в отставку, полностью сменив эту картину жизни. Ушёл. И, как оказалось — вовремя.

Дома

Едва адаптировался дома, как он зашатался. Произошло невероятное — страна, которой он верно служил, скитаясь по миру, исчезла. СССР — Союз Советских Социалистических Республик, российская империя, рухнула, развалилась, погребя под развалинами жизни и судьбы своих граждан. А военное противостояние систем завершилось ничем. Да и всё в стране, потеряв под собой основу, хребет системы — недремлющую коммунистическую партию — превратилось в ничто. Монстр, который на протяжении почти века держал в напряжении полмира, оказался колоссом на глиняных ногах. А всё построенное за годы героического труда миллионами граждан мгновенно рассыпалось, как карточный домик. Промышленность и сельское хозяйство бездарно загнулись. Пошатнулся рубль, а за ним накренилась и банковская система. От безденежья задышали на ладан образование, культура, медицина, армия. Границы провисли и издырявились. Все отрасли, где партия десятилетиями расставляла кадры, карая и премируя, определяя цели и задачи, превратились в неуправляемые ладьи без парусов, болтающиеся в штормующем море неопределённого социума. А люди, скреплявшие собой это ранее казавшееся невероятно прочным сооружение — СССР, превратились в никому не нужный строительный мусор, хлам. И остались валяться на обочине жизни, как пловцы, выброшенные штормом на пустой безжизненный берег. Огромное имущество, потерявшее хозяина, принялись разворовывать и растаскивать на свой страх и риск наглецы или, как это было принято называть — новые русские, рисковые люди. Истинно рисковые. Ведь не было никакой гарантии, что партия и социалистический строй окончательно сдулись. И что вскоре к этим новым русским потом не заявятся до боли знакомые неприметные люди из прежних времён — с браунингами и наручниками…

Общие деструктивные процессы затронули и всесильную Контору. Кто-то, сдав своих, переметнулся на благополучный Запад, кто-то, запаниковав, пустил себе пулю в лоб, иные, пользуясь доступом к сверхсекретным документам, принялись их растаскивать, сдавая агентуру. Своих — чужим! Да и кто теперь разобрался бы — где свои, а где чужие. Картотека, в которой хранились списки секретной агентуры, за бесценок была продана противнику крысами Конторы, бегущими с этого корабля. Налаженная с невероятным трудом сеть агентов за рубежом рухнула, погребая под собой жизни и судьбы уникальных кадров, подло преданных своей Родиной.

Но Александру Петровичу повезло — он успел вовремя вывернуться из свистопляски этой камарильи. Впрочем, как и всегда. Он хотел успеть вырастить детей, пока его не настигло безразличие старости, устав носиться по миру, как шхуна без руля и ветрил. Не было уже того драйва, что раньше. А это в его профессии опасно. И, к тому же, он давно почувствовал что-то неладное «в датском королевстве». Затылком, кожей ощущал веянье некоего холодка, предвестья шторма и перемен в политических сферах. Напрягали какие-то путаные шифровки, бесконечная чехарда в кадрах, участившиеся провалы. Кто-то куда-то сбегал, кто-то кого-то выдавал. Положиться было не на кого. Чувствовалось какое-то чужое леденящее дыхание в затылок, мучили кошмарные сны. И тогда он понял — пора сматываться…

1987 год. С того момента, как он ступил на борт авиалайнера, отправлявшегося в Россию, он стал Александром Петровичем Елисеевым, впервые получив на руки…  ну, почти настоящие документы. Страна и Контора встретили его гостеприимно. Елисееву предложили возглавить элитную разведшколу, но он отказался, даже не взяв паузу на раздумье — хотел уйти с этой сцены навсегда. Настаивать не стали. На такое место всегда найдутся желающие. Его накоплений на счету, как предполагал Александр Петрович, должно было хватить на всю жизнь. Пенсию ему назначили тоже неплохую — согласно генеральскому статусу. А чуть позже ему предложили работу консультанта по особо сложным уголовным делам при одной областной структуре, а также должность преподавателя по международному праву в местном юридическом институте. Александр Петрович согласился, получив чудную четырёхкомнатную квартиру в центре областного города и славную дачку в пригороде. А вскоре он женился — на Наташе, Наталье Павловне, преподавательнице иностранного языка того же института, милой и скромной девушке слегка за тридцать, засидевшейся в девках. У них родился сын Ваня, потом дочка Машенька. Жизнь наладилась. Иногда, в суете заседаний, лекций, детских ангин и цыганистых выездов на дачу — конечно же, с кошечками и собачками — ему начинало казаться, что вот так он и жил всегда: светло и праведно…