Отражения одиночества (СИ) - Залата Светлана - Страница 7

— Ладно.

И разворачивается, удаляясь куда-то по своим делам.

Что ж, кто-то едет в санатории отдыхать, а кто-то, видимо, тут живет. И ездит за столько, километров за двадцать в ближайшую школу? Этот парень ведь не из участников смены, которым каникулы, по сути, продлились. Ему учится надо. Но родителей не выбирают, что поделать.

Саша повела плечами. Пора было спать. Сегодняшний день был длинным и нелегким. Посмотрим, каким будет завтрашний.

Глава 5

Саша умолкла, закончив песню, всегда сопровождавшую «Легенду о Круге». С небольшими изменениями это орлятское изобретение рассказывали много где. Везде, где работали те, кто хоть раз побывал в «Орленке». Да и легенда, чуть измененная, ей нравилась. К тому же Круг — хорошая отрядная традиция.

Благо, «Мы пройдем сквозь земной простор» знала не только она, а то с оттоптанным медведем ушами в один голос было петь еще тем позорищем.

Саша первой села обратно на бревна и подкинула веток в костер. Сегодняшний огонек прошел хорошо и быстро. Как и дневной командный сбор, на котором и имя отряду выбрали — «Несломимые», и капитана назначили, и девиз придумали, и все остальные роли распределили.

А теперь, у костра, было время знакомиться и это тоже прошло быстро. Но знакомиться можно было и с людьми, и с легендами. И закончив с первой частью, Саша перешла ко второй.

— Вот такая история, — она подкинула еще дров, — а теперь может кто-то еще знает какую-нибудь легенду или историю, с которой готов нас познакомить? У нас не так много времени, но на один рассказ точно хватит.

Несколько секунд все молчали. А потом Леша, сторожил и тот еще сорванец, сегодня отказавшийся быть капитаном потому, что «безответственный слишком», хотя ему другие ребята и предлагали, подал голос.

— Я вот знаю легенду прямо про это место. Она, правда, не такая веселая. Страшная. Но крутая, да и мы тут ведь все уже второй день как, надо знать. Рассказать? — Леша обратился явно к Саше, спрашивая разрешения.

Остальной отряд притих. Даже те, кто приехали в «Дубы» не в первый раз и наверняка знали эту историю, все равно не были против услышать ее еще раз — Саша видела это по глазам. К тому же все опасались, что вместо рассказа может начаться какое-нибудь скучное обсуждение чего-нибудь, которое может легко перерасти в обсуждение всех провинностей и головомойку для особо ретивых.

— Рассказывай, — Саша поджала под себя ноги, — я здесь в первый раз и с удовольствием послушаю легенду про это место.

Вообще-то рассказывать страшные истории — это не то чтобы педагогично. Да и не то чтобы хорошо для неокрепших умов младших членов отряда — потому будут еще плохо спать и своей тени боятся. Но момент все-таки стоило поддержать. Когда еще эти мальчишки и девчонки соберутся у костра и когда еще заводила и задира Леша сможет побыть в центре внимания не благодаря очередной выходке? Он уже за столь малое время с начала смены успел и подраться, и тарелки в столовой побить, и с территории попытаться сбежать. А так хоть пусть в мирное русло свои таланты направит.

И к тому же… Саша ведь сюда приехала не только ради работы вожатой. Конечно, это байка, но все же… а вдруг?

— Хорошо. Но потом не жалуйтесь что было страшно.

— Не будем, — уверенно басит мощный Илья Комаров, совсем недавно ставший капитаном отряда. — Давай, не тяни.

Леша только улыбается. Его глаза чуть поблескивают в отблесках костра. Вылитый инкуб перед трапезой… Вот только он самый обычный человек. Как и все остальные.

— Все это давно началось. Еще до того, как тут лагерь появился. Это теперь здесь санаторий, все эти КПП да пропуски на вход и выход, безопасность, — Леша поморщился, явно вспоминая свой побег, — а раньше здесь очень давно было вроде как сначала чье-то имение, какого-то богача, а потом его отобрали, и переделали в загородный интернат. Дети тут жили, в общем, те, что без родителей. Жили они круглый год, и зимой и летом. И никуда не уезжали, те что по старше становились нанимались работать в соседние колхозы и совхозы. Знакомились там с местными частенько, дружили. И повадился из одного совхоза, деревни, что неподалеку была, сюда в интернат мальчишка бегать. Подросток, худощавый, молчаливый. Скучно ему было, играть было не с кем у себя, дружить тоже, вот и ходил в гости к интернатовским. Ночью обычно, когда свою работу в своей деревне заканчивал. И при галстуке всегда был, чтобы в интернат пускали, местные-то все тоже ходили, гордились многие. Да и вообще интернатовским положено вних тогда было быть, пионеры же, это тогда важно было. И тот пацан тоже приходил с галстуком, был правда пионером или нет — никто и не знает. Общался он с местными, дружбу близкой не водил, правда, нелюдимым был и замкнутым. Просто крутился рядом, его многие знали, играли порой, но и только. И однажды в его родной деревне голод начался. Тогда ж это никак сейчас было, магазинов-то не было на каждом углу, да и денег не было почти. Нечего было есть. Парень тот помаялся, помаялся, и пошел просить еды в интернат. А здесь и для своих-то не хватало, а куда чужих кормить. Раз пришел. Два пришел. На третий старшие ребята собрались да вытолкали взашей, тумаков надавали и наказали больше не появляться. Он и не появился.

Леша взял паузу, пошевелив ветками в костре. Все молчали. Даже Комаров.

— Это, так сказать, присказка, — Леша продолжил, — начало истории. Мальчик тот больше не приходил в интернат. Неделю не было его, две, месяц… Даже имя его позабылось за всяческими заботами. Через три месяца все и забыли, что тут такой был. А ребята постарше, что работали, рассказывали что в каких-то из окрестных деревень и правда неурожай да крысы все запасы погрызли, но что и как — не знал никто особо. Тогда времена другие были, и даже взрослые о многом молчали или врали, и детям-то подавно мало что известно было. В интернате не очень кормили, что правда, то правда, но местным не привыкать было. А до чужих бед им не было дела. И когда через полгода по осени опять начали говорить, что появился ночью на территории интерната мальчишка в пионерском галстуке, кто порадовался за него, кто разозлился, что опять пришел. Но удивительное дело — как не хотели его вечером ребята найти, так никак не могли. Но слухи ходили, что приходит ночью «пионер», вроде и видел его кто. А потом, — Леша опять замолчал, и понизив голос, продолжил рассказ тихо и вкрадчиво: — дети пропадать начали. То один исчезнет, то другой. И вот в чем странность — не просто исчезнет ребенок, но и забудут все про него. Был человек — и нету. Только друзья помнят, и то недолго. Так одна девочка запомнила, что видела свою подружку ночью с мальчишкой в пионерском галстуке. А утром проснулась — нет подруги. И не помнит никто о том, что она вообще была, ни воспитатели, ни остальные ребята. Ну она и рассказала друзьям, только ей никто и не поверил, пересказывали только как байку. А потом год прошел, другой — и она и сама пропала. И о ней такую же историю рассказывали. Из уст в уста передавали, что здесь Ночного пионера увидеть можно. Его и потом видели, после войны, когда не интернат уже был. И еще позже. И когда санаторий появился, он по-прежнему появлялся. Ходит по ночам по территории, в корпуса не заходит никогда. Молчит, а с кем заговорит — того к себе заберет, и скоро. Навечно. И все о нем забудут, и искать не будут. Можете не верить — но до сих пор люди пропадают. И дети, и взрослые — и не докажешь ничего. Вот так вот.

Несколько минут тишина перемежалась только треском костра.

— Да ты гонишь, — пробасил Комаров, поняв, что продолжения не будет. — Не может так быть. Кто-то бы точно что-нибудь бы знал. Как кто-нибудь может без следа исчезнуть?

— В том-то и соль. Как искать, если даже не помнишь — кого? И никакие полицейские не помогут, — Лена Хасавьюртова казалось напуганной. — Леш, а ты сам видел этого… Ночного Пионера?

— Нет, конечно, — отмахнулся парень. — Я бы тогда тут не сидел. Пионер ведь приходит только к тем, кого с собой увести хочет. Потому в него не все и верят, а когда верить начинают — поздно уже.