Последыш III (СИ) - Мах Макс - Страница 24

«Гениальность нормальной не может быть по определению», — почти автоматически отметил Бармин, но вслух говорить этого не стал.

Гением Бармин себя не считал, и даже более того, он точно знал, что о гениальности даже речи не идет. Одаренность? Это да. Единственный раз, когда он полностью прошел Векслеровский тест на измерение интеллекта, — а случилось это, когда ему уже было сильно за тридцать, — показал 137. Выше ста тридцати, — значит, не безнадежен, — но отнюдь не сто сорок и уж точно не сто шестьдесят. Другое дело, что, помолодев, он явно стал думать быстрее и, пожалуй, эффективнее. Может быть, теперь у него, и в самом деле, вырос коэффициент интеллекта? Или это магия на него так влияет? Все может быть.

— Увы, — ответил он принцессе. — Должен тебя разочаровать. Я не гений и не уникум. Я самый обыкновенный, Ульрика. Это факт. И знаю я недостаточно. Образования не хватает даже по таким пустякам, как этикет, не говоря уже о политике или экономике. Так что, будем смотреть правде в глаза, выдающаяся в нашей паре, — если конечно мы все-таки пара, — это ты, принцесса. А я обыкновенный середнячок. Однако в силу не зависящих от нас обстоятельств командовать, если поженимся, все равно буду я.

— Это больной вопрос? — стала вдруг серьезной Ульрика.

— Какой именно? — попытался Бармин сделать «морду кирпичиком».

— Кто в доме хозяин.

«Больной? — спросил себя Бармин и сам же себе ответил. — Возможно. И я даже знаю отчего. Я просто устал быть ведомым!»

Всю жизнь, несмотря на все свои очевидные успехи, — степень, профессура, хороший заработок, — он оставался ведомым. Начальники, общественное мнение, жена и дети, мать и теща, — все они знали, чего хотят, и так или иначе заставляли его делать не то, что хочется ему, а то, что сказали они. Правительство, старшие товарищи, родня и друзья всегда, в конечном итоге, добивались своего. А он? Опутанный моральными принципами и обязательствами буквально перед всеми, начиная с родины и кончая какими-то левыми соседями, бездарными студентами и родственниками «седьмая вода на киселе», отравленный интеллигентской склонностью к рефлексии и постоянным страхом, как бы чего не вышло, он, как стало теперь более чем очевидно, не жил, а существовал. Но, получив второй шанс, — да не просто так, а с невероятными бонусами в виде магии, титула и кучи денег, — Бармин не хотел повторять ошибок прошлого. Менгден не Бармин и не уступит никогда и никому. Обещал принцессе жениться, значит, женится, — слово надо держать, — но стоит ей лишь однажды нарушить обещание, данное ему в ответ, и тут же отправится жить в Стокгольм, с ребенком, но без него. Язычество тем еще замечательно, что развестись не проблема. Было бы желание. Впрочем, кроме данного слова, есть еще брачный контракт, вернее, будет, когда они будут обсуждать условия помолвки, и вот в нем Ингвар собирался прописать свои интересы четко и однозначно, большими красными буквами. Готическим шрифтом. И подчеркнуть двойной волнистой линией!

— Не знаю, — он говорил правду и не хотел смягчать ее улыбкой или еще чем. — Не знаю, Ульрика, больной это вопрос или нет. Знаю, что это принципиальный момент, и надеюсь ты понимаешь, в чем состоит разница.

— Ответь мне, тогда, на еще один вопрос, — попросила вдруг Ульрика. — Пожалуйста! Мне это очень важно знать. Обещаю, на сегодня это последний.

— Спрашивай, — разрешил Бармин, которого неожиданно увлек этот странный разговор.

— Твоей сестре Варваре двадцать четыре года, а ее подруге Елене Збаражской — двадцать три. Это так?

— Да.

— У них у обеих великолепное университетское образование и обе закончили один из лучших лицеев северо-запада, Академию в Ниене. Образованные, воспитанные и опытные женщины, не так ли?

— Так и есть, — подтвердил Ингвар, уже сообразивший, как ему казалось, о чем его спросит сейчас принцесса.

— Когда надо что-нибудь сделать, кто из вас решает, что делать и как?

— Я, разумеется, — пожал плечами Бармин. — Это тебя удивляет?

— Это меня смущает, — по-видимому, честно ответила на вопрос Ульрика. — И еще, пожалуй, озадачивает. Не знаю, право, что мне теперь с этим делать.

— Я тоже не знаю, — солгал Бармин. — И, увы, ничем тебе помочь не могу.

Он знал, разумеется, что она должна сделать, если хочет, чтобы они остались вместе на какой-то сколько-нибудь длительный срок, но не хотел брать инициативу на себя. В этом вопросе, Ульрике придется принимать решение самостоятельно. Все, что считал нужным, он ей уже сказал. Остальное — сама!

— Ты все время говоришь, не знаю, — заговорила женщина после короткой паузы, — но звучит это так, словно, ты приказываешь мне, не лезь! Или еще что-нибудь в этом роде. Приказываешь, а не просишь… И это именно то, о чем ты говорил тогда в ресторане. В семье должен быть один господин, и женщине не стоит брать на себя не свойственные ее природе функции.

— Это вопрос или итог твоих долгих размышлений?

Она не ответила. Молчала минуту или две, — Бармин не торопил, — потом все-таки заговорила:

— Я позволила себе лишнее, — сказала, словно, через силу. — Не пересекать границы, ведь так?

— Это самое разумное, как мне кажется.

— Но, как узнать, где проходят твои красные линии.

— Примерь на себя, и сразу поймешь.

— Значит, этап деклараций мы миновали…

— Мне просто надоело раз за разом объяснять очевидные вещи, — признался Бармин.

— То есть, ты против сближения и не дашь мне даже шанса узнать тебя лучше? — Ее интерпретация несколько отличалась от того, что он пытался ей сказать, и Бармин решил внести ясность:

— Ты прилетела сюда, сообщив о визите со вчера на сегодня, — сказал он тихо. — И это, учитывая твои обстоятельства, вполне нормально, поскольку конспирация — наше все! Вопрос в другом, зачем, вообще, надо было устраивать весь этот переполох? У меня завтра свадьба. Сестра тоже выходит замуж. А ты, оказывается, приехала, чтобы лучше меня узнать. Считаешь, это нормально?

Бармин говорил спокойно и, пожалуй, даже доброжелательно. Он не сердился, на самом деле. Тем более, не злился на Ульрику, потому что невозможно обижаться на чужого человека, а она, как ни крути, чужая для него и, пожалуй, слишком самостоятельная, чтобы сварить с ней кашу. Однако, даже если отбросить в сторону вполне простительный в его положении гнев, сказанное им, являлось правдой. И сейчас ему было более чем любопытно, что ответит Ульрика, ведь, если отнестись к его словам беспристрастно, он ее только что отчитал, как ребенка, хотя по возрасту сам годился ей в сыновья.

— Я… улечу сегодня же вечером.

— И этим только усугубишь ситуацию, — ведь, вроде бы, умная, образованная женщина, а несет околесицу. — Теперь, если не хочешь дипломатического скандала, тебе придется гостить у меня хотя бы до двадцать шестого, потому что двадцать четвертого я снова женюсь. Две свадьбы в один день…

Глава 5 (2)

2. Двадцать второе сентября 1983 года

Свадьба, — если, разумеется, все правильно организовать, — это не только большие расходы. Это так же возможность отбить свои вложения, заработав даже больше, чем потратил. Раньше Бармин этого не знал, вернее, ему даже в голову не приходило думать в этом направлении. Но здесь вам не там. Другая жизнь, другие императивы, поэтому Ингвар не сидел «на попе ровно», а трудился, не покладая рук. В течении дня двадцать первого сентября, переложив все заботы по организации свадебных торжеств на слуг и помощников, они с Варварой, Ольгой и Еленой только тем и занимались, что встречались с нужными людьми и, как бы странно это ни звучало, не только проявляли должную меру традиционного вежества, но и заключали сделки. Даже протокол о намерениях, составленный, что называется, на коленке, но подписанный серьезными людьми, мог обернуться в ближайшем будущем немалой выгодой. И самым крупным предприятием, которое родилось в замке Усть-Угла в этот судьбоносный день, стал «Союз Трех», заключенный после двух коротких встреч, состоявшихся утром и вечером, и быстрых, но результативных переговоров между теми, кого Ингвар пригласил «сообразить на троих». Цель возникшего товарищества заключалась в добыче нефти, которой, как известно, много не бывает. А в этом мире, — как, впрочем, и в прошлом, — в данный исторический момент сохранялся устойчивый рост спроса на углеводороды и, в особенности, на нефть.