Последыш. Книги I и II (СИ) - Мах Макс - Страница 13

«Порода, — отметил Игорь, — или все-таки колдовство? Что-то же они со своей магией здесь делают?»

— Я похож на вашего мужа, сударыня? — решил уточнить Бармин. — Или вы имеете в виду второго деда?

— Я твоя бабушка, Ингвар, — назвалась наконец немолодая дама, — княгиня Кемская Анна Георгиевна. Но это по второму мужу. А по первому — по твоему деду — герцогиня Бирон. И разумеется, не Анна, а Ханна дочь Йорна графа фон Нойвида. Так подойдет?

— Вполне! — кивнул Игорь. — Приятно познакомиться, Ваша Светлость[29]! Значит, вы мать моей матери Хельги. А что случилось с родней моего отца?

— Мы это обсудим несколько позже, — остановила его расспросы княгиня. — А сейчас позволь представить тебе твою тетушку, сестру твоей несчастной матери. Подойди к нам, Юлиана! Юлиана моя дочь и родная сестра твоей матери.

— Княгиня Холмская, — представилась женщина, подходя к своей матери, — Ульяна Михайловна.

«Значит, это не только мой казус, — покачал Бармин мысленно головой. — У них у всех по два имени. Одно на русский манер, а второе — то ли на немецкий, то ли на скандинавский. И еще, похоже, они действительно используют магию в косметических целях».

На вид этой женщине было лет двадцать пять-тридцать, а на самом деле ей, как показывал самый примитивный расчет, должно было быть где-то под пятьдесят. Возможно, сорок-сорок пять, но все-таки не тридцать. Тоже красивая, как и ее мать, — и какой, верно, была мать Ингвара, — но в гораздо меньшей степени скандинавка, какими их представляет себе массовое сознание. Одним словом, не блондинка, а брюнетка, да и черты лица какие-то другие.

— Очень приятно, Ваше Сиятельство! — вежливо поклонился Игорь своей вновь обретенной тетке. — Значит мою мать звали Ольгой Михайловной?

— Хельгой Михайловной, — поправила его бабушка. — Моего первого мужа звали Михаилом.

— Спасибо, за уточнение! — чуть улыбнулся в ответ Игорь.

Он не знал, в какую игру играют эти «ясновельможные» дамы, но, в любом случае, не собирался им подыгрывать.

«Сдержанность — лучшая политика» — решил он и не ошибся. Его реакция настолько встревожила княгиню, что она даже «опустилась» до объяснений.

— Если ты обижаешься на меня за то, что я не забрала тебя с острова раньше, то напрасно! При прошлом императоре это было невозможно, а Иван воссел на престол всего три месяца назад.

«Не дура, — отметил Бармин. — Настроение схватывает на раз!»

— А теперь позволь представить тебе твою кузину Ольгу, — сказала «старушка», подзывая к себе жестом третью женщину. — Ольга — дочь моего самого младшего двоюродного брата Бориса Глебовича Кашина.

Если бабка и тетка были просто красивыми женщинами, то кузина у Игоря оказалась писанной красавицей. Высокая, стройная, черноволосая и синеглазая она была потрясающе хороша. И это был тот редкий случай, когда женщина не должна напоминать мужчине, чтобы он смотрел ей в глаза. На самом деле, грудь у нее была высокая и полная, то есть, там действительно было на что посмотреть, особенно, если женщина не в зимнем шерстяном костюме, а в неглиже, а еще лучше без всего. Но у нее были такие дивные глаза, что от них трудно было отвести взгляд. Бармин, впрочем, даже не пытался.

— Здравствуйте, Ингвар! Рада знакомству! — голос у этой молодой женщины, был под стать всему остальному. Красивый голос.

— Рад знакомству, Ольга! — Он все-таки отвел взгляд, переключившись на свою бабушку. — Ваша Светлость, может быть, предложите мне что-нибудь перекусить с дороги, и мы продолжим нашу беседу за столом?

— Да, — чуть прищурилась женщина, отвечая на его выпад. — Разумеется, прошу к столу. Эй кто-нибудь! Проводите графа умыться с дороги!

И добавила вполголоса, скорее себе, чем кому-нибудь еще:

— Умеешь ты, внучек, поставить других в неловкое положение. Но оно и к лучшему. Значит, не полный тюфяк!

Сказано, вроде бы, с одобрением, но Бармину не понравилась интонация княгини.

Обед подали в половине четвертого, что, скорее всего, являлось вопиющим нарушением протокола, но, по-видимому, княгиня Кемская приняла во внимание неординарность сложившейся ситуации. Все-таки ее внук только-что — буквально, сейчас, в этот самый день, — вернулся из вечной ссылки и из жизни в посмертии, где являлся единственным выжившим на острове человеком. Игорь был этому только рад. Устал с дороги, проголодался и был к тому же оглушен водопадом новых впечатлений. Ему срочно требовались калории, — и побольше, — и некая пауза, чтобы собраться с мыслями. И он ее, эту паузу, получил, поскольку разговаривать за обедом о делах — моветон[30]. Вот все пятеро, считая полковника Кальф-Калифа, и молчали. Впрочем, не все, не совсем и не в каждый момент времени.

— Как тебе лопатка молочного ягненка? — спросила бабушка, обратив внимание на то, с каким аппетитом расправляется Игорь с поданным ему блюдом. — Не правда ли хороша?

— Благодарю вас, Ханна Йорновна, — вежливо съязвил Бармин, — это гораздо вкуснее пшенной каши с топленым салом. Так что, она, и в самом деле, хороша. А ведь это мне еще повезло, что, когда все вымерли, в городе остались запасы продовольствия. Иначе пришлось бы довольствоваться одними сухарями.

— Не обижайтесь на нас, Ингмар — неожиданно вмешалась в разговор Ольга. — Нам сложно представить, через что вы прошли. Как жили на острове и как выжили. Полагаю, мы совершим еще много шибок, но поверьте, граф, мы делаем это не со зла и не для того, чтобы вас оскорбить.

— Я не обижаюсь, — улыбнулся девушке Игорь. — Я просто ответил на вопрос. Вам следует учитывать, милостивые государыни, что я тоже не всегда буду вас правильно понимать. Другое воспитание, иной образ жизни и полное отсутствие опыта общения с людьми, живущими на Большой земле.

Похоже, его слова произвели даже большее впечатление, чем прежнее язвительное замечание. Кажется, до присутствующих стало доходить, насколько он от них отличается.

— Извините, — покраснела Ольга, хотя ей-то как раз извинятся было не за что.

Она была не только молода, и хороша собой, но и умна, обладая к тому же сильным характером и, как ни странно, совестью. Редкое сочетание, но боги щедро наградили его кузину. Это ему теперь было более, чем очевидно.

После этого короткого обмена мнениями, обед продолжался плавно и спокойно, без новых стычек и конфликтов на пустом месте. Видно, принимающая сторона осознала свои ошибки. Бармин, впрочем, тоже. Ему конфликтовать было не с руки. Показать себя по первости несколько излишне резким и не вполне адекватным — по случаю прибытия из мест не столь отдаленных, — куда ни шло. Но излишне борзеть — тоже не вариант. В конце концов, он в своем нынешнем положении беспомощен, аки дитя малое, и полностью зависим от доброй воли приютивших его родственников. К тому же по отношению к ним это было бы просто несправедливо. Ссориться с людьми, которые при первой возможности прислали за ним в Барентсбург конвертоплан с поисковой группой, «не есть гуд» и попахивает черной неблагодарностью.

Разговор возобновился, когда после десерта вся компания переместилась в смежную гостиную, куда им подали кофе и напитки. Бармин выбрал старку и не прогадал. Оказалась не хуже любезного ему в прошлой жизни скотча, и всяко лучше франкского коньяка. На его вкус, разумеется. А с хорошо сваренным кофе, — то есть, сваренным правильным способом и из правильных зерен, — да с сигаретой из ароматного египетского табака, двадцатилетняя пятидесятитрехградусная старка пошла в лет. Остальные тоже пили кофе, но, не выпендривались, как сделал это Бармин, а довольствовались хорошим коньяком, а курила и вовсе одна лишь княгиня Кемская.

— Видишь ли, — сказала она, элегантно выпустив между красиво очерченных губ тоненькую струйку табачного дыма, — двадцать три года тому назад твой отец, царствие ему небесное, совершил крайне опрометчивый поступок. Он вместе со своим отцом и некоторыми другими аристократами из западных княжеств выступил против согласованного кандидата на престол от северо-восточных и восточных княжеств. Речь, разумеется, о прямом наследовании короны, и ситуация тогда сложилась отнюдь не простая. Формально наследником являлся Константин, но его права на престол можно было оспорить в связи с неупорядоченной половой жизнью его отца. Вот их и оспорили, а когда он в конце концов победил, его противники отправились кто на плаху, а кто на каторгу. Твоего отца выслали в Барентсбург после двух лет уральской каторги. Его отца — твоего деда — казнили, а моя бедная Хельга просидела все эти годы в Шлиссельбурге, в одиночной камере. С большим трудом удалось выхлопотать для них изменение участи, но большего мы добиться так и не смогли. Когда стало известно о твоем рождении, — а мы через своих соглядатаев старались все время держать руку на пульсе, — мы обратились к императору с просьбой забрать тебя с острова. Но Константин отказал. По правде сказать, он был человеком низким и злопамятным. Отказал, да еще и публичную выволочку устроил. И так раз за разом каждые пять лет. Прошение, отказ и скандал, и новое прошение. Константин умер полгода назад. Еще на три месяца затянулась коронация Ивана. Да и позже — по восшествии на престол, — у нас не сразу получилось объясниться с новым императором. К тому же он племянник Константина. Так что, сам понимаешь, все непросто.