Попаданка для Наместника Смерти (СИ) - Юраш Кристина - Страница 30

Я не заметила, как мы вышли из зала. И только ступив на дорожку, усеянную острыми камнями, я остро почувствовала, что туфли остались в зале. Едва не окосев от боли, я старалась держаться. Благо длинный подол платья прикрывал мои босые ноги.

— Почему-то все ждут от меня, что я буду носить на руках, — внезапно послышался голос, пока я медленно шла, обалдевая от боли, но, не подавая виду. — Сдувать пылинки… Но я никогда этого не делал, не делаю и не собираюсь делать.

— А я не из тех, кто бросается на шею мужчинам, — усмехнулась я, тут же стиснув зубы от боли. Это ж надо было так наступить! Ой! Ой! — И висит на ней, схватившись двумя руками.

Мы прошли еще немного, как вдруг…

— Ай! — окосела я, наступив на острый камень и замерев с поджатой ногой, как цапля.

— Что случилось? — спросили меня. Я почувствовала, что мне в ногу впился острый осколок. Сделав шаг назад, я увидела разбитый бокал, лежащий прямо на дорожке. И поняла, что какая-то его острая часть, все-таки осталась в моей ноге!

Обычно я стараюсь не обращать внимания на боль. С каменным лицом, я делаю вид, что все в порядке. Пока рука в сумке ищет заветные таблетки. За неимением таблеток и лекарств я пользуюсь народной медициной. Мысленно посылаю больной зуб и неугомонную до боли икоту какому-нибудь одинокому медведю в лесу. Исключительно потому, что никогда не взгляну в его страдальческие глаза своими бессовестными глазами.

Если этот мишка существует, то наверняка пребывает в стойком когнитивном диссонансе. Шел ты по лесу, никого не трогал, а у тебя внезапно скрутило желудок, обострился гайморит и слегка ноет низ живота в преддверии критических дней.

Смотрит медведь обалдевшими глазами на лес, пытаясь понять, как так? А мне полегче…

Но сейчас, когда подлый осколок сидел в моей ноге, не давая наступать на нее. Я смотрела на наместника, который еще не видел, чтобы от неземной любви к нему начинали хромать молодые, здоровые девушки.

Словно в насмешку, подул ветер. Он сдвинул юбку ровно настолько, насколько нужно, чтобы показать босые и грязные ноги.

— Это еще что? — послышался изумленный голос.

Одна нога была поджата так, словно сейчас я взмахну руками и станцую ему балет «Щелкунчик» и за главную героиню и вон за того парня в обтягивающих колготках.

— Все в порядке…

Я пыталась быть очень убедительной. И похромала подбитой цаплей в сторону роскошной скамьи. Надо же как вовремя!

Раньше, я бы преодолела бы эту дистанцию за несколько секунд. Но сейчас это казалось марафонским забегом.

И тут я почувствовала, как меня дернули вверх. Нет, я еще не умираю! Кружево чужих юбок взлетело, как пена от шампанского, чтобы тут же осесть на свешивающиеся с чужой руки ноги.

Мои руки судорожно вцепились в его шею.

Я всегда так делаю. Меня уже один раз уронили. Подлый поребрик, он же бордюр, уже однажды разрушил хрупкое назревающее счастье. А мой внезапный «Ой!» поставил точку в коротких, даже толком не начавшихся отношениях.

Меня усадили на скамейку, заставив выставить вперед роскошные, грязные ноги.

— Ай, — выдохнула я, с тревогой глядя на «пациента». А потом переводила тревожные взгляды на врача в ожидании неутешительного диагноза.

Я была немного знойной мулаткой. Белые ноги, черные пятки. Белый платочек лег в руку, пока я жмурилась и готовилась к адской боли.

— Есть, — послышался голос. А на кружево легло окровавленное стеклышко. Что? Все? Операция прошла успешно?

Мою ногу перебинтовали тонким платком, вызывая у меня прилив неловкой благодарности.

— Простите, за испорченный вечер, — выдохнула я, стараясь не смотреть в глаза. — Я вот так вот наплевательски отношусь к своему здоровью. Может, поэтому я и здесь. Думала, так, почихаю, температурю, закинусь таблеточкой и все… А оказалось, действительно «и все». Ну почти…

От чувства гнетущей тишины, повисшей внезапно, я стала очень нервно — разговорчивой. Это то самое чувство, когда пытаешься укусить себя за язык, но он занят тем, что рассказывает о детстве, обсуждает современные проблемы квантовой физики и выбалтывает такие вещи, которые я обещала не говорить даже под угрозой расстрела.

— Спасибо, я наверное, пойду, — заметила я, прикидывая, как доковыляю до зала за сумкой. — Там кот… Один… Ваш кот… Вы на него не злитесь… Он единственный ваш друг…Вашим другом быть очень тяжело. А он пытается. Пока еще пытается… Но рано или поздно ему надоест. И он уйдет. Устанет биться о ледяную стену «фе!».

Глава шестнадцатая. Похищение

Глава шестнадцатая. Похищение

— Ты в таком виде собираешься вернуться к гостям? — послышался спокойный и насмешливый голос.

— Да, а что? — удивилась я. — Что не так с моим видом? Если вы про ногу, то ее под юбкой не видно!

Я уже встала, проверяя, можно ли наступать на больную ногу или еще рано.

Обернувшись, я увидела, что наместник встал тоже. Он положил руку на мое плечо и дернул рукав. Кружево захрустело, а на пол поскакали бусинки. Они напоминали капельки дождя.

— Что вы делаете? — удивилась я, глядя на разорванный рукав.

— Извините, я случайно, — произнес наместник. — Я не хотел…

Он рванул второй рукав.

— Что вы? — ужаснулась я, пытаясь схватиться за платье. Мои глаза расширились от ужаса, когда я смотрела во что превращается платье.

— Простите великодушно, — заметил наместник, рванув корсет. — Мне очень жаль… Но вы же пойдете в таком виде на бал? Там… Простите, я не хотел!

Он разорвал подол моего платья, который я всеми силами пыталась спасти.

— Так много гостей, — продолжал наместник, глядя на меня с улыбкой.

Мне хотелось крикнуть: «Помогите! Где органы правопорядка?!», но я понимала, что высший орган правопорядка вершит произвол.

— Вы сошли с ума! — дернулась я, испугано прижимая к себе корсет с носками.

— Я? Сошел с ума? — послышалась насмешка. — О, нет. Я не сошел с ума!

— Вы так себя раньше не вели! — удивилась я, пытаясь спасти платье от растерзания.

— В таком виде ты никуда не пойдешь, — послышался голос. — Это неприлично.

Я чувствовала, как запах его духов обнимает меня.

— Там кот! — прошептала я, чувствуя, как меня берут на руки. — И сумка с письмами!

— Кот дорогу знает, — послышался голос, пока меня куда-то несли.

— Вы точно сошли с ума, — прошептала я, все еще не веря своим глазам.

— А кто в этом виноват? — послышался голос, а мы спускались по ступенькам к каретам.

— Карету! — услышала я приказ. И тут я увидела черную карету, которая стояла отдельно. Она была мрачной и слегка напоминала катафалк. Ну мне так показалось. Остальные кареты выглядели намного веселее.

— Куда вы меня везете? — ужаснулась я. Он точно не заболел?

— В таком виде я не позволю тебе появиться на балу. Это нарушение общественного правопорядка, — послышался голос, когда меня посадили в карету. — Разгуливать по улицам в таком виде я тоже не позволю. Это нарушение общественного правопорядка!

— Трогай, — послышался голос наместника, а он сел в карету, пока кучер закрывал дверь. Кони дернулись, и карета понеслась мимо чужих карет.

— В свете твоей изобретательности, мне спокойней всегда знать, где ты находишься, — послышался голос, когда я прильнула к окну. — А находиться ты будешь у меня дома. Где ванная и спальня ты уже знаешь. Остальное выучишь.

— Вы меня похитили? — ужаснулась я, пытаясь открыть дверь кареты.

— Можно сказать и так, — произнес спокойный голос наместника.

Я высунулась в окно почти по пояс, видя, как исчезает роскошный дворец, сверкающий нарядными огнями.

— Кот! — крикнула я, видя, как за ним бежит кот и тащит сумку. — Кота забыли!

Я мельком взглянула на непроницаемое лицо наместника.

— Ну вы как хотите, — возмутилась я. — Может, у вас принято друзей бросать! Но у меня нет! Вы, как хотите, но я выйду!

— Гони быстрее! — отдал приказ наместник. Карета понеслась на огромной скорости.