Сквозь тени прошлого (СИ) - Лейк Оливия - Страница 63

Габриэлла за весь вечер не встретила никого из английских знакомых, работавших в «Мартис». Так же, как и не встретила Захарию. А ведь на выставке был бриллиант Ибелин, собранный воедино богатым английским коллекционером Захарией Денвером, как сказал один из консультантов. Габриэлла знала, что ему всё-таки удалось выкупить часть, принадлежавшую Самюэлю Митчеллу. После оглашения завещания, Габриэлла связалась с биологом, Бенджамином Морроу, и он согласился с ней встретиться. Тогда-то она и поняла, почему именно его Самюэль назвал своим наследником. Таких самоотверженных, честных, не обуреваемых низменными пороками людей ей встречать ещё не приходилось. Бенджамин рассказал, что познакомился с мистером Митчеллом несколько лет назад на конференции, посвящённой проблемам в малоразвитых странах Африки. Он вёл один из докладов и так заразил некоторых участников своим энтузиазмом, что они согласились финансировать одну из гуманитарных поездок на африканский материк. Самюэль был одним из этих людей. Они продолжали общаться в течении этих лет, но сказать, что были близкими друзьями, Бенджамин не мог. Когда он вернулся из Либерии и узнал о смерти Самюэля, то искренне скорбел, но его удивлению не было предела, когда адвокат Митчелла назвал его — скромного биолога — главным наследником немалого состояния покойного.

А потом к нему приехал мистер Захария Денвер и вернул одну из реликвий, владельцем которой по праву являлся Бенджамин. Габриэлла спросила, почему же он решил продать камень? На что получила ответ, что он готов умереть во славу науки или спасения человеческой жизни, но не из-за куска стекляшки, пусть и очень дорогой. На него настолько произвела впечатления история, рассказанная Захарией, что он готов был отдать бриллиант даром, но Зак заплатил. И заплатил очень много. Габриэлла вспомнила наполненное внутренним светом лицо выдающегося биолога, который с улыбкой заявил, что потратит эти деньги на разработку универсальной вакцины от малярии. И она знала, что именно так он и сделает, потому что этому преданному своему делу мужчине деньги были не нужны.

Габриэлла вынырнула из собственных мыслей и решила, что все приличия соблюдены: она уже достаточно засветилась на этом приёме и может со спокойной совестью уйти. Она уже собралась обойти шумную компанию из нескольких мужчин, когда двое отделились, направившись в сторону бара, и она увидела Его. Габриэлла застыла не в силах ни отступить назад, ни двинуться вперёд. Всего несколько футов, и она сможет дотронуться до светлых волос, вдохнуть знакомый аромат пряного парфюма, сигар и мужчины… Но она просто стояла и смотрела.

Захария стоял к ней боком и разговаривал. Габриэлла пыталась охватить взглядом его всего: высокую гибкую фигуру, красивое породистое лицо и губы, подрагивающие в подобии улыбки. Её тело сковал озноб, а сердце, пропустив два удара, колотилось, как сумасшедшее, когда Захария, почувствовав её настойчивый взгляд, обернулся. Его глаза были такими же ярко-голубыми, как она запомнила, но смотрели они отчуждённо, с дежурным интересом, не более. Этого ли она ожидала, когда представляла их возможную встречу? Наверное, нет. А чего? Габриэлла и сама не знала, но что-то холодное и неприятное резануло в груди и обожгло сердце. Всё, что ей оставалось в этой ситуации, — отвернуться и уйти, но ватные ноги совершенно отказывались подчиняться.

Габриэлла заметила, как к нему обратился мужчина, но Захария, не обратив на него внимания, быстро моргнул. Габриэлла вспомнила день, когда упала с яхты. Тогда он позволил ей увидеть в своих глазах пожар, сжигавший изнутри, сейчас он делал то же самое. Взгляд Захарии снова был знакомым, горячим и наполненным желанием. Он вложил в него всё, что между ними было и что могло ещё быть, если бы сам Захария умел прощать, а Габриэлла могла забыть. Потом он снова моргнул, и его глаза приобрели то самое непроницаемое выражение, за которым ничего нельзя было разглядеть, и через мгновение отвернулся.

Габриэлла, как на верёвочках, развернулась и, не удостоив вниманием знакомых, обращавшихся к ней, направилась к выходу. Вестибюль, мраморные ступеньки, ещё несколько футов, и оглушительный рёв манхэттенской ночи заключит её в свои тёплые объятия. Габриэлла оторвала взгляд от пола и встретилась с внимательными серыми глазами. Ник Иден отрывисто сказал что-то в трубку мобильного и отключился. Она не хотела сейчас говорить ни с кем, а уж тем более с друзьями Захарии, но все равно надела свою самую ослепительную и самую фальшивую улыбку и взглянула на Николаса.

— Здравствуйте, Габриэлла.

— Добрый вечер.

— Уже уходите? — вежливо поинтересовался он.

— У меня самолёт рано утром, — солгала она.

— Я рад был вас видеть, Габриэлла.

— Прощайте, Ник, — произнесла она, про себя отметив, что когда-то они были на «ты» и уже на выходе услышала его тихое «прощайте».

Габриэлла не стала брать такси. Сейчас ей хотелось пройтись, подумать и разобраться в своих чувствах. Она неспешно брела вдоль Пятьдесят девятой улицы, цепляясь взглядом за случайных прохожих. Здесь, на Манхэттене, никто не обращал внимания на грустную молодую женщину в роскошном вечернем платье. Слишком разношёрстная публика, слишком быстрая смена декораций.

Это конец. Спустя полтора года Габриэлла смогла осознать это. Дважды в одну и ту же реку не ступишь. Она никогда больше не будет в тех местах, не будет с тем мужчиной, не испытает тех самых эмоций. Эта страница в книге под названием «Жизнь» прочитана, и её пора перевернуть. Именно сегодняшняя встреча позволила ей принять и смириться с их расставанием. Отпустить этого мужчину. Габриэлла наконец смогла отринуть прошлое, которым жила последнее время, и, улыбнувшись, поднять голову навстречу своему будущему. Будет ли в жизни Габриэллы ещё мужчина, который окрасит её жизнь такими яркими, сочными красками? Она не знала, но очень на это надеялась. Но что Габриэлла знала наверняка: она никогда не сможет забыть этого сложного, непостижимого и невероятно притягательного английского джентльмена. Кусочек её сердца навсегда достанется только ему — Захарии Денверу. Мужчине, которому удалось воскресить её душу и наполнить жизнью тело. Габриэлла вдохнула полной грудью тёплый ночной воздух и, открыв сумочку, дотронулась до подаренного им браслета. Это память. Память обо всём хорошем, что было между ними, и она сохранит его, но больше не наденет.

— Прощай, Зак, прощай, любимый… — одними губами в ночь прошептала Габриэлла и махнула рукой, останавливая такси.

***

Захария поднялся в свой номер и открыл чемодан. Там, внизу, приём был в самом разгаре: алкоголь лился рекой, женщины вешались на шею, а гости наперебой восхваляли его драгоценное приобретение. Но сейчас всё это было не нужно. Сейчас он просто хотел побыть один, в тишине. Его вещи давно были распакованы услужливой горничной, но во внутреннем кармане чемодана как всегда лежали книга и чёрная бархатная коробочка. Почему Захария всегда возил их с собой? У него не было ответа. Он давно не открывал ни то, ни другое, но всегда брал с собой, перекладывал из сумки в сумку, из одной поездки в другую.

Захария присел на край кресла и взял в руки маленькую коробочку. Как он торопился, создавая это кольцо. Хотел надеть его на её палец в канун Рождества, сделать Габриэллу по-настоящему своей. Он был так занят, что не заметил того, что творится в его доме, в его семье, что происходит с Ней. Захария поморщился и плотнее сжал губы. Его до сих пор ошеломляло то, какие противоестественные выводы сделала Габриэлла. Какое жуткое объяснение нашла его ночным отлучкам. Он взял в руки кольцо и, поднявшись, открыл окно. Ей Захария уже никогда его не подарит, а отдать другой?.. Даже мысль об этом казалась кощунственной. Он бросил взгляд на неспящий город и, вытянув руку в окно, разжал ладонь. Возможно, кому-то другому это кольцо принесёт больше счастья, чем ему.

Захария вернулся к столу и, открыв книгу, достал записку. Её он читал единожды, в тот день, когда секретарша принесла ему посылку. Год назад он не смог на неё здраво отреагировать. Всё заглушали обида, злость и боль. Тогда Захария молча прочитал послание Габриэллы, с преувеличенным спокойствием вложил его обратно и захлопнул этот роман. Сейчас же он аккуратно развернул лист и всмотрелся в чёткие ровные буквы.