Мадам Лафарг - Дюма Александр - Страница 51

1 июня 1852 года несчастная переступила порог моего дома – она была свободна! Со мной теперь были обе мои дочери. 7 сентября одна из них умерла в водолечебнице Усса, вторая закрыла ей глаза.

Смиренное кладбище Орнолак приняло прах покойной, над ее могилой склонился крест. И больше пусть ни о чем меня не спрашивают».

Достойный старец в самом деле больше не написал ни слова, не рассказал более пространно, как умирала его вторая дочь. И не к нему мы обратились за подробностями о ее смерти, у нас недостало на это мужества. Рассказал нам о ее смерти священник, который напутствовал ее в последний путь.

Но и среди традиционных формул, которыми сторонний человек передает скорбь близких, мы угадываем следы того необыкновенного влияния, какое оказывала Мария Каппель на каждого, с кем она общалась.

«Сударь,

мне поручено выполнить нелегкую обязанность и написать вам.

Добрейшая, благороднейшая м-ль Адель Коллар понесла жестокую потерю, утратив сестру, к которой была глубоко привязана. Господь потребовал от ее любящего сердца величайшей жертвы: ее дорогая и достойная всяческого уважения подруга, Мария Каппель, была отнята у нее. Вы понимаете, сударь, как тяжек был этот удар для ее любящего сердца, чьими достоинствами вы и сами не раз восхищались – на протяжении многих лет она с несказанной деликатностью и преданностью заботилась о доброй своей кузине. Если бы не поддержка религии, м-ль Коллар вряд ли бы вынесла ту боль, какую причинило ей печальное событие, о котором я вынужден вас известить.

Мадам Мария Лафарг, которую я имел честь часто навещать и которая своими религиозными добродетелями и другими душевными достоинствами завоевала мою самую горячую симпатию, отдала Богу душу сегодня, в половине десятого утра. Перед смертью она получила все утешения, какие дает наша святая церковь. В эти священные минуты она вызывала восхищение своим смирением, верой, набожностью и кротостью. На протяжении восемнадцати лет, что я исполняю свои священнические обязанности, у меня не было умирающей с более пламенной и твердой верой. Никогда еще я не был свидетелем столь высоких христианских чувств. Милосердный Господь избавил ее в последние часы от страданий и мучений, которые отягощали ее на протяжении двенадцати лет. Ожидая свой смертный час, она вызывала восхищение.

Прошу вас, уважаемый собрат, разделить скорбь семьи доброй Адели. Мне нет необходимости напоминать вам о деликатности, с какой следует обращаться с этими чувствительными и глубоко страдающими людьми. У вас достанет мудрости и тонкости, чтобы помочь им.

Успокойте добрых родителей Адели относительно ее состояния. Мы делаем все возможное, чтобы облегчить ее горе.

Она решила не сразу возвращаться в Монпелье, а сначала поехать в Тулузу и пожить некоторое время у кузины мадам Марии Каппель, после чего она вновь отправится в путь и обнимет своих дорогих родителей.

Здоровье ее в превосходном состоянии, и она просит передать близким свою самую горячую любовь.

Примите, сударь, и проч., и проч.

Б….

кюре водолечебницы Усса.

Орнолак, 7 сентября 1852»

А теперь мы прочитаем письмо той, на чьих руках отдала свой последний вздох Мария Каппель, письмо ее подруги по водолечебнице, так как Адель Коллар за два часа до кончины своей сестры вынуждена была уехать.

Читая ее письмо, вы с первых же строк почувствуете разницу между мужчиной, утешителем по своей профессии, и женщиной, утешительницей по своей природе.

«Получив от меня письмо так поздно[182], уверена, вы не посетуете и не станете меня ни в чем упрекать. Спасибо, добрые мои друзья. Если бы я не знала вас так хорошо, мое опоздание добавило бы мне страданий. В прошлый вторник я опять была на приеме у доктора Д… После тех болезненных процедур, которым он меня подвергает, один его вид действует на меня удручающе, и я даже несколько раз теряла сознание, чувствуя себя самой несчастной из женщин. Однако врачи находили, что в ходе моей болезни наступило большое улучшение, и даже пообещали, что через три месяца мне не понадобится никаких прижиганий. Как ни велика моя вера в лечение доктора Д…. верится в это с трудом.

Но поговорим о ней . Я была с ней всем своим сердцем, и воспоминание о ней никогда не изгладится из моей памяти. Горевала она только о вас. Только из-за вас она сожалела о жизни. «Как ей будет тяжело, – повторяла она. – Бедная Адель! Как только я представлю себе, что она останется одна, мне становится невыносимо больно. Господи! Продли мою жизнь еще на несколько дней, чтобы бедная Адель успела вернуться в объятия своей семьи. Сама я готова к смерти. Мне будет так хорошо лежать под могильным камнем. Я настрадалась за жизнь. Настрадалась, умирая. Я не ропщу, Господи! Я Вас благословляю и молю об одном: посылая мне боль, посылайте и мужество переносить ее».

Боли у нее усилились.

«Мне кажется, это слишком… Вы же знаете, Господи, что я ничего плохого не сделала. Мои враги причинили мне много зла, но я их прощаю, и прошу Господа, чтобы он вернул им добром все страдания, которые они мне причинили!»

Потом она позвала вас, Адель, и поручала нам всем о вас заботиться. Потом стала молиться, и все это с величайшим смирением.

Все ли я запомнила? Не могу поручиться. Видя ее страдания, страдала и я, чувствуя себя такой несчастной оттого, что не могу утишить ее боль. Оттого, что ее теряю. И гордилась тем, что заслужила ее привязанность… Я была ей благодарна за то, что она прочитала в моем сердце любовь, которую я из природной робости никогда бы не решилась ей выказать, ведь она была настолько выше меня.

Как вы добры, вы послали мне драгоценную памятку о ней. Вы ведь напишете мне еще? Мы будем с вами говорить о ней. И о себе вы мне тоже расскажете, вы ведь были ее самым близким другом.

Передайте, пожалуйста, своим близким мою самую почтительную симпатию.

Сестра и мама просили передать вам свои дружеские чувства. Я рассказала им, что вы ангел доброты.

До скорой встречи, милая моя подруга. Обнимаю вас от всего сердца.

Клеманс,

Понедельник, 27».

Спустя год 20 сентября 1853 года г-н Коллар получил второе письмо от славного кюре из Усса. Мы приводим его целиком, оно так трогательно своей добротой и простодушием.

«Глубокоуважаемый господин Коллар,

поверьте, что долгое мое молчание так же неприятно мне, как досадно вам. Вы, должно быть, сердитесь, что я не ответил раньше на ваше письмо от 22 июля. Ваш гнев совершенно оправдан. Но когда вы узнаете, почему я не мог вам ответить сразу, вы поймете, что не столько виноват, сколько обременен неурядицами.

Как только я узнал ваши пожелания относительно могилки бедной мадам Марии, я тут же переговорил с Блази по поводу оградки и узнал его цену. Он потребовал сто двадцать франков и ни франком меньше. Я согласился и заплатил ему. К уговоренному сроку он сделал решетку точно по рисунку, и в конце июля поставил оградку.

Я бы порадовался его работе, если бы не одна загвоздка: он отказался красить решетку, утверждая, что разговору об этом не было. Я и в самом деле забыл отдельно оговорить, что решетка должна быть покрашена, а иначе она заржавеет, и он ее не стал красить. Однако не тревожьтесь, все уже покрашено, и хоть это будет для вас дополнительным расходом, но совсем маленьким. А на Блази я все еще сердит, он повел себя некрасиво.

Но главное мое огорчение – крест, из-за креста я и не мог вам ответить раньше.

Я хотел, чтобы сделан он был как можно лучше, и, на свое несчастье, обратился к одному очень ловкому мастеровому из Памье, он как раз приехал в Усса в конце июля. Мы договорились, что я заплачу ему двенадцать франков, а он сделает крест со всем тщанием и отправит мне его в конце недели. Договаривались мы во вторник. Прошла неделя, потом вторая. А креста нет как нет. Я рассердился и отправил ему по почте письмо, требуя немедля прислать крест. Он ответил, что приедет в ближайшую субботу, и просил ждать его возле моста у водолечебницы. Но и в субботу он не приехал. Вне себя из-за новой отсрочки я написал ему снова письмо и высказал все свое негодование, вызванное его неумением держать слово. Целых полтора месяца он водил меня за нос, и наконец привез мне крест. Должен сказать, что, в отличие от Блази, он довел свою работу до конца и сделал крест красиво и добросовестно. Крест уже стоит на могиле и выглядит очень оригинально.