Мадам де Шамбле - Дюма Александр - Страница 65

Таким образом, г-н де Шамбле собрал примерно двенадцать тысяч франков. Несмотря на то что эта сумма позволяла покрыть текущие издержки, граф

предпринял новую атаку на г-жу де Шамбле, говоря, что я намерен купить их усадьбу и что лучше уж мне стать владельцем поместья в Берне, раз я уже приобрел имение в Жювиньи.

При этом он добавил, что графине достаточно сказать лишь слово, чтобы окончательно склонить меня к этому решению, если у меня остались сомнения.

Однако Эдмея упорно отказывалась не только уговаривать меня купить усадьбу в Берне, но и продавать ее.

Вот чем объяснялись настойчивые взгляды графа и его раздражение при виде невозмутимости жены.

Первый вечер после приезда гостей прошел удачно: г-н де Шамбле выиграл двенадцать тысяч франков и, таким образом, удвоил сумму, имевшуюся в его распоряжении для игры.

Следующий вечер оказался для него злополучным: граф проиграл не только все свои деньги, но и задолжал еще тридцать тысяч франков, которые обещал вернуть позднее. Госпожа де Шамбле должна была согласиться на новый заем или на продажу своей усадьбы.

Раздосадованный граф, к тому же разгорячившийся от выпитого шампанского и пунша, покинул карточный стол, оставив гостей за игрой, и поднялся в свою комнату, чтобы взять там пистолеты. Разумеется, он не собирался пускать их в ход, а лишь решил припугнуть жену, чтобы она подписала купчую.

С документом в руке он постучал в дверь графини. Эдмея открыла, и прерванный спор возобновился. Граф настаивал, чтобы жена не только подписала купчую, но и предложила мне на следующее утро купить усадьбу.

Графиня оставалась спокойной и непреклонной.

Тем не менее, она согласилась дать разрешение на продажу поместья, если после сделки граф выделит ей сто двадцать тысяч франков, чтобы она могла выкупить у меня имение в Жювиньи, а также при условии, что они разойдутся и произведут раздел имущества.

Однако это предложение вызвало у г-на де Шамбле возражение, так как он уже заложил усадьбу в Берне за сто тысяч франков. Если бы он дал жене сто двадцать тысяч, то выручил бы от продажи имения лишь восемьдесят тысяч франков, так как не смог бы получить за него более трехсот тысяч наличными; кроме того, карточный долг графа составлял тридцать тысяч — таким образом, оставалось всего пятьдесят тысяч. Но этих денег было явно недостаточно — осенью г-н де Шамбле намеревался отправиться играть в Хомбург и сорвать там банк с помощью комбинации, казавшейся ему беспроигрышной, для чего требовалось, по меньшей мере, сто тысяч франков.

Предложение жены вызвало у графа новую вспышку гнева. Он принялся еще более яростно настаивать на своем, но графиня была неумолимой.

Тогда г-н де Шамбле выхватил из кармана пистолет — дальнейшее, мой друг, Вам известно.

В результате моего вмешательства граф до того рассвирепел, что с ним случился припадок эпилепсии, свидетелем которого мне довелось стать.

Эдмея поведала мне об этом чистосердечно и простодушно; завершив свой рассказ, она встала, подошла к секретеру и, взяв перо, подписала купчую.

— Что вы делаете? — вскричал я.

— Друг мой, — отвечала графиня, — я приняла решение и не желаю больше распоряжаться ничем, кроме себя самой.

Затем, подняв глаза к Небу, она прибавила:

— Бог позаботится обо всем.

Я посмотрел на Эдмею с бесконечной нежностью.

— Мой друг Макс, — произнесла она, — я люблю тебя и говорю это от всего сердца, не испытывая угрызений совести.

Я сжал возлюбленную в объятиях и потянулся к ее губам, поспешившим мне навстречу. Я хотел увести Эдмею в свою комнату, но она воспротивилась и сказала:

— Нет, Макс, отныне я твоя, но позволь отдаться тебе, когда я пожелаю, любимый.

— Эдмея, Эдмея! — воскликнул я.

— Только не в доме этого человека, после такого бурного вечера, когда графу плохо, а кругом посторонние люди! Наша любовь, Макс, необычна из-за странного положения, в котором я оказалась, видимо по воле Бога, пожелавшего, чтобы я принадлежала лишь избраннику своего сердца. Я отдамся тебе позже не потому, чтобы мы ни в чем не могли себя упрекнуть, — нет, я повторяю, что вольна распоряжаться собой, а потому, что тогда уже ничто не будет омрачать наши отношения. Возвращайся к себе, друг, и оставь меня наедине с моей любовью. Мы встретимся завтра, как условились, в семь часов в церкви Нотр-Дам-де-ла-Кутюр, где я еще раз дам клятву принадлежать тебе, а ты пообещаешь мне то, о чем я тебя просила сегодня вечером. До свидания, мой любимый Макс; ты унесешь меня в своем сердце, а я сохраню тебя в своем, и мы не расстанемся.

Эдмея снова прижалась губами к моим губам и стала осторожно подталкивать меня к двери.

Я вернулся в свою комнату, чувствуя себя на верху блаженства. Эта женщина восхитительно умела убеждать: с ее уст слетали не обычные слова, а лился пьянящий нектар. Казалось, от Эдмеи исходит нездешний свет; она напоминала по своей сути одного из ангелов-хранителей с завязанными глазами, посланных на землю Всевышним и озаряющих свой путь внутренним огнем.

О друг мой! До чего приятно слепо идти за любимой женщиной и, отказавшись от собственной воли, повиноваться ей во всем, доверив свою мужскую силу ее чутью и слабости!

Ночь с четвертого на пятое сентября стала одной из самых счастливых в моей жизни.

Я не знаю, спал ли я или бодрствовал, видел ли Эдмею в своих объятиях во сне или грезил о ней наяву — так или иначе я ни на миг не забывал о своей возлюбленной.

Незадолго до семи часов я оделся и вышел из дома. Эдмея сказала: «Мы увидимся в церкви» — именно туда я направился. Кругом было тихо; в доме все спали, и не было слышно ни единого звука.

Проходя мимо конюшен, я попросил конюха разбудить Жоржа и передать ему мое распоряжение заложить экипаж и ждать меня возле дома Грасьена.

Затем я покинул усадьбу.

После того, что произошло ночью, я не мог больше встречаться с графом, а пожать ему руку тем более было для меня немыслимо. Даже если он ничего не помнил, как сказала Эдмея, мог ли я об этом забыть?

Не прошло и пяти минут, как я добрался до церкви; дверь была открыта, и я вошел. Я был уверен, что пришел первым, и очень удивился, увидев Эдмею, стоящую на коленях перед престолом Богоматери.

Я хотел преклонить колени в нескольких шагах от графини, но она обернулась и сказала:

— Подойдите ближе.

Я придвинул к ней свою скамеечку.

— Вы уже давно здесь? — спросил я.

— Я пришла сюда на рассвете, — отвечала она, — мне надо было поговорить с Богом наедине ради собственного спокойствия.

— Вам это удалось?

— Да. Теперь мне легче; моя душа спокойна, и совесть чиста. Я клянусь, Макс, что буду принадлежать вам и здесь, и в мире ином; пообещайте тоже… Не знаю, почему я настаиваю, но некая сила принуждает меня к этому помимо моей воли. Обещайте же, что, если я умру и не смогу прислать вам свои волосы, вы спуститесь в склеп, чтобы отрезать их, и сохраните до тех пор, пока вас не положат туда же рядом со мной.

— О, — воскликнул я, — обещаю вам это от всей души!

— Вот ключ, — продолжала Эдмея, — отныне он будет принадлежать и мне и вам.

Встав со скамеечки, на которой она стояла преклонив колени, графиня попросила:

— Проводите меня до дверей — там мы расстанемся.

— Но ненадолго?! — вскричал я.

— Нет, я обещаю; поверьте, Макс, я тоже хочу вас увидеть как можно скорее. Возвращайтесь в Рёйи и ждите от меня письма.

Мы направились к выходу из церкви и по дороге зачерпнули из той же самой кропильницы святой воды, одновременно перекрестившись.

Когда мы подошли к двери, Эдмея сказала:

— До скорой встречи!

— Да будет так! — ответил я.

Она удалилась в сторону усадьбы, а я спустился к дому Грасьена.

Попросив у молодого столяра перо и бумагу, я написал своему нотариусу:

«Дорогой господин Лубон!

Вы можете договориться с графом о покупке дома и поместья в Берне за семьсот тысяч франков и выдать ему триста тысяч наличными. Если Вы не сможете собрать такую сумму, обратитесь к Альфреду де Сеноншу.