Созданный монстр (СИ) - "Liziel" - Страница 65

Истинное оруже террора, как прозвали его на торийских колонях, где он впервые проявил свою мощь.

— Угощайтесь, ваш чай, — тихо сказал хозяин ресторана, расставляя на столике перед Алиетт-Лэ небольшой чайничек и мелкие плошки. Повеяло горными травами, легкими сладковатыми оттенками молодых цветов и особой специфической свежестью, которую могут признать не многие.

— Благодарю, — вежливо кувнул Лаккомо, с ностальгией вспоминая морозные оттенки запретной Нефритовой Горы.

Хозяин кивнул и почти бесшумно удалился, а Алиетт-Лэ неспешно наполнил свою чашку и задумчиво взял ее в руки, грея ладони о теплую керамику.

Многие говорят — Тория уже не та, что была раньше. Минули века расцвета и великих исследований галактики. Прошло время разведчиков и мастеров боевых исскусств. Последние школы Солнца выпускают лишь несколько десятков учеников, а единственная школа Звезд с трудом набирает в ученики единицы. Даже ритуалы тени и совершеннолетия проходят не все — мало кому вообще отзываются великие Духи.

Время правления Эхайона лишь подвело жирную черту под незаметным ранее общим упадком. «Железное Солнце», как прозвали его на колониях, делал, что мог, из последних сил сохраняя остатки старой самобытности. Он закрывал границы, прижимал подчиненные народы, душил поднимающиеся религиозные организации, но… недостаточно.

Сиетт-Лэ Эхайон был убит вскоре после коронации своего единственного сына Аллеяра. Говорят, что в тот день он отправлялся в школу Звезд, где намеревался договориться об увеличении числа учеников. Темные боевые искусства всегда манили его, и он считал не справедливым столь сильное увядание этой стороны знаний. Говорят, Эхайон хотел лично пройти обучение в школе, чтобы тоже стать наставником, направлять своего внука по жизни и не допустить ошибок воспитания в прошлом. Но… его шаттл разбился на полпути, а обломки затерялись в непролазных торийских лесах и топях. Тело «Железного Солнца» так и не нашли. Как и виновных в случившейся неполадке.

Молодой Лоатт-Лэ Аллеяр остался на Престоле без поддержки отца, один на один с хищными кланами, вдруг почуявшими привкус свободы от долгой удушливой руки прошлого Величества. Ему помогал лишь единственный Учитель и друг, воспитавший его в убеждениях «светлых», и молодая супруга, по странным причинам нелюбимая половиной кланов. Считалось, что она совратила Аллеяра, вопреки всем обычаям подстроив их первую встречу наедине. Как младшая племянница главы клана, куда королевское семейство явилось на смотрины, она вообще не должна была попадаться тогда еще будущему правителю на глаза. Не говоря уже о том, что в свои несовершеннолетние годы она еще не имела права претендовать на супружество. Тем более втихаря переспать с наследником Престола.

Лаккомо много наслушался грязных историй про свою мать. Ее не любили и презирали. Придворные и неслучившиеся невесты шептались вслед. Ее обзывали за глаза, считали, что дъерки нашептывают в уши и склоняют к порокам. Но мать игнорировала все слухи, и с достоинством истинной знати не боялась появляться у всех на глазах. Она стала верной спутницей своего мужа, которая помогала ему прислушиваться к дворцовым Теням, переводя их слова и неспешно вытачивая из него сильного правителя.

Вице-король жалел, что не знал свою мать лично. Все истории о ней Лаккомо почерпнул от расказов Теней, иногда в детстве заслушиваясь ими как сказками. По непонятной причине мать скончалась при родах. Ее не смогли, или не захотели реанмировать, оставив короля Аллеяра с новорожденными близнецамии.

Она попросила назвать их — Лаккомо и Эйнаор. Невиданный ранее случай — никогда еще в правящей семье Лазурного Престола не рождались двое близнецов-наследников. Рассказывали, что мать до последнего держала количество вынашиваемых детей в тайне, отказываясь даже от дворцовых врачей. О близнецах знал только отец и Учитель. И неизвестно, сколько покушений на нее бы случилось, узнай о паре сыновей вся империя.

Теперь же Тория и ее колонии пожинали плоды потерянного контроля. Вопреки клановым надеждам братья не стали делить Лазурный Престол. Более того, они нашли законный и удобный компромис. Случаи двух правящих братьев встречались в Торийской истории и Лаккомо с Эйнаором воспользовались прошлым прецедентом.

Так у империи вновь появился Алиетт-Ле — «Солнце за гранью». Или «теневое Солнце», как переводили на новый лад. Далекая звезда, озаряющая своим недремлющим оком родной народ и охряняющая его покой в непроглядной ночи.

Лаккомо обернулся на тихие шаги. Хозяин ресторана принес его ужин. Золотистые, чуть пожренные с тонкой крочкой морепродукты и маринованные деликатесные моллюски, скрученные по форме улитки и разложенные в листьях салата на простой деревянной дощечке.

— Приятного аппетита, Ваше Величество, — кивнув, пожелал мужчина.

— Спасибо, Сайто, — ответил Лаккомо, улыбнувшись и взяв длинную тонкую вилку с парой зубьев.

Хозяин удалился, больше не мешая. Уже много лет он принимал Алиетт-Лэ как старого знакомого и ужин в прибрежном ресторане давно стал их личной традицией.

Но чего только стоило приучить торийскую общественность к тому, что они с братом не похожи на всех предыдущих правителей… Они не сидели безвылазно в Золотом Дворце, часто появляясь на улицах Тории. Не оставляли в своем окружении бесполезных придворных, озадачив каждого работать на общее благо Империи. Братья даже не планировали пока проводить смотрины среди кланов и обзаводиться супругами, что вызывало отдельные злые слухи в свое время.

Забавно, как многое могут придумать завистливые люди.

А ведь никто из братьев просто не представлял рядом с собой кого-то чужого. Лаккомо редко появлялся на планете, и большую часть времени проводил в космосе на мостике родного корабля. Женщинам там не место, а заводить супругу ради наследников Алиетт-Лэ не позволяла гордость. Эйнаор же наоборот, практически не выходил из Золотого Дворца, регулярно отбиваясь от навязчивых предложений о браке и порой откровенно прячась от предложений за кучей работы.

Отдохнуть и почувствовать себя по-настоящему свободно братья могли только оставаясь друг с другом наедине. Лаккомо обожал и ценил вечера, когда они тихо собирались в маленькой гостиной, как в молодости, за чашкой теплого чая или легкого спиртного. Иногда им даже не нужно было ничего говорить, мимолетные образы прошлого скользили по братской связке, вызывая то улыбку, то тень накатившей тоски. Именно в такие моменты каждый из них понимал, что роднее и ближе у них никого больше нет. Знали, но ничего не могли сделать.

— Ты стареешь, брат, — как-то однажды во время такой встречи сказал Эйнаор.

Как обычно, тогда они вдвоем собрались в личной гостиной. Глубокой ночью, под тихий трекс огня в камине и прохладный ветерок, задувающий в высокое окно со стороны Нефритовой Горы. Редкий случай, когда Лаккомо избавился от привычного кителя, переодевшись в легкие шелковые вещи, а Эйнаор сбросил тяжелые королевские мантии.

— Я знаю, — тихо прошептал Лаккомо.

Без церемониального облачения Эйнаор выглядел еще моложе, чем являлся. Почти не изменившись, на вид оставаясь тем же самым тридцатилетним юношей, как во время коронации. Только взгляд с годами становился острее и тяжелее, хороня под замком все больше тайн, до которых Лаккомо уже не мог достучаться. А в остальном Эйнаор никогда не изменял себя. Ему по-прежнему нравились просторные шелковые туники с поблескивающей перламутровой вышивкой, он по-прежнему в быту любил только молодой и юношеский стиль, до тошноты уставая от королевского пафоса в работе. По-прежнему не отращивал длинные волосы, хотя по всем жреческим канонам имен на то полное право. Эйнаор огнаничился только удовлетворительным минимумом, отпустив волосы до плеч и часто подбирая непослушные пряди тонким ободком.

Отчего казался еще моложе и вызывал у Лаккомо улыбку со стойким желанием его защищать.

— Твоя работа наверху тебя убивает, — чуть склонив голову, сказал Эйнаор, держа у лица большую чашку чая и глядя с редкой тоской.