Людовик XV и его эпоха - Дюма Александр - Страница 46

В 1753 году маркизе понравился превосходный замок графа д'Евре. Она сказала об этом Людовику XV, и он в ту же минуту дает ей на покупку его 500 тысяч ливров. Но, войдя в него, маркиза находит его недостойным себя и издерживает еще 500 тысяч ливров для того, чтобы сделать его для себя удобным.

На этот раз парижане не могли удержаться: они осыпали ругательствами эту женщину, облепили стены замка пасквилями и, как она для увеличения сада захватила, не говоря ни слова, часть пространства, которое тогда называли Бегом и которое теперь называют Елисейскими полями, собравшись толпой, напали на работников и рассеяли их, начав бросать в них камнями.

Около того же времени между маркизой Помпадур и прусским королем шли переговоры о покупке Невшательского княжества. В случае разрыва с королем, своим обожателем, или в случае его смерти она хотела иметь за границей — против врагов, которых она нажила себе во Франции, — убежище, где могла бы жить спокойно не только за счет своих наличных капиталов, но и за счет тех капиталов невидимых, о которых никто не знал и которые были размещены по генуэзским, венецианским, лондонским и амстердамским банкам. Но эти переговоры кончились ничем.

Все эти покупки, все это царское богатство, с которыми она не знала что делать, были полезны для художников: надобно было украшать все эти дворцы, надобно было писать в различных видах то портреты, то прихотливые заказы фаворитки. Художества составляют единственное дворянское сословие, для которого мещанство не существует. Верцеты, Латуры, Пигали сделались обыкновенными застольными собеседниками маркизы Помпадур; им досталась большая доля того богатства, в прощении за приобретение которого нуждалась фаворитка. С того времени художество вошло в материальную жизнь и преобразовалось, чтобы сделаться не только приятным, но и полезным, — оно снизошло до малейших подробностей меблировки. Эти тысячи безделушек, которыми женщина себя окружает, тысячи выдумок, которыми она услаждает свои взоры, тысячи прихотей, которыми она забавляет свое воображение, сделались художественными произведениями, и теперь еще наши модные женщины удостаивают покровительством своего вкуса те бесполезные, но дорогие вещи, которым маркиза Помпадур дала свое имя.

Впрочем, надобно сказать правду, никогда подделка малейших подробностей не простиралась так далеко, как в эпоху, о которой мы говорим. Тогда во всем старались природу заменить искусством. Например, цветы, это блистательнейшее украшение природы, с удивительным сходством воспроизводились иглой, кистью, фарфором. Однажды маркиза Помпадур принимала Людовика XV в своем очаровательном замке Бельвю, стоившем ей миллионы. Она повела его в комнату, из которой видна была обширная оранжерея. В этой оранжерее цвели самые свежие, самые не свойственные этому времени года цветы: розы, лилии, гвоздики были рассеяны в таком изобилии, как бывает только во время весны. Это было, как говорили в то время, царство Флоры, и все эти цветы, прелестные по своей свежести, были притом так очаровательны по своему запаху, что король попросил даже собрать ему букет, который он хотел отвезти в Версаль.

— Пойдите и нарвите цветов сами, государь, — сказала фаворитка с прелестной улыбкой, опираясь на руку Людовика. — Пойдите…

Король пошел в оранжерею и, когда нагнулся сорвать первый цветок, заметил свою ошибку. Весь этот прелестный цветник был сделан из превосходного саксонского фарфора, а запах, которым король восхищался и который почти с избытком заменял пахучие испарения всех цветов, происходил от отличнейших духов, полученных искусственным образом и смешанных с атмосферой, которую они наполняли благоуханием.

Король не мог прийти в себя от этого чародейства. Он говорил о нем так, как по возвращении из своего подземного путешествия говорил Аладдин об очарованных садах, по которым прогуливался.

Однако и среди всего этого у Людовика XV оставались признаки печали, часы меланхолии, минуты отвращения ко всему, которых ничто не могло победить. И что же! Искусство нашло средство и против этого ко всему отвращения, и против этой меланхолии, и против этой печали. Маркиза Помпадур, дабы развлечь своего короля-любовника, не прибегала, как то делала госпожа де Ментенон для самого неутешимейшего человека во Франции, к религиозным церемониям и к духовным особам, но обратилась к театральным представлениям и к поэтам. Дюфреми, Мариво и Коллет господствовали в этом театре, который, подобно меблировке того времени, может быть назван театром маркизы Помпадур. При великом короле Мольер был только камердинером; при Людовике XV Вольтер был камергером.

На этих представлениях, составлявших цель всех интриг и любимых более, нежели в прежние времена Марли, присутствовало весьма небольшое число зрителей. Это были король, королева, дофин, мадам Аделаида, принцессы Виктория, София, Луиза, герцог Шартрский, принц Тюренн, герцог д'Ажан, герцог Ришелье, господин де Майльбуа, маркиз де Вильруа, господин де Таван, граф де Лорж, господин д'Аржансон, господин де Коаньи, господин де Круасси, господин де Герши, господин де Шансенец, маршал граф Саксонский, аббат де Берни, де Вандьер, Турнегам, де Бриенн, де Спонгейм, де Субиз, де Бель-Иль, де Сен-Флорентен, де Пюиссье, де Шеврез, де Люксембург, де Дюра, де Шонь, д'Естиссак, де Кастр, де Гонто, де Сегюр, де Ложерон, де Пон, де Даши и де Фриз.

Актерами были граф Майльбуа, Мез, д'Ажан, Круасси, де Бойе, де Дюра, Клермон д'Ам6уаз, Куртанво, Вильруа, актрисами — маркиза Помпадур, де Бранка, де Пон и де Сассенаж.

Таким образом, в 1747 году играли «Тартюфа», но почти секретно. Ни дофин, ни принцессы, ни королева на этом представлении не присутствовали. Граф Ноайль, принц Конти и герцог Жевр добивались приглашения, но не получили его.

«Тартюфа» играли герцог Нивернуа, Мез, д'Ажан, ла Вальер, Круасси, госпожа де Сассенаж, господин де Пон и госпожа де Бранка.

В 1749 году играли «Заключенный и расторгнутый брак», сочинение Дюфреми. Граф Майльбуа имел огромный успех в роли президента; маркиз Бойе, Круасси, Клермон д'Амбуаз и Дюра были осыпаны рукоплесканиями.

В 1752 году играли «Венеру и Адониса», юроический балет. Слова были господина Коллета, а музыка — господина Мондовиля. Рыцарь де Клермон играл роль Марса, маркиза Помпадур — роль Венеры, виконт Шабо — роль Адониса, госпожа де Бранка — роль Дианы.

Многие из этих дам и кавалеров приобрели славу истинных артистов. Ла Вальер отлично исполнял роли градоначальников, герцог Дюра — «Блезов», госпожа де Бранка — мельничих, а маркиза Помпадур — Колетт. Клермон д'Амбуаз, Куртанво, Люксембург, д'Ажан и Вильруа превосходно пели. Наконец, де Гесс, де Куртанво, Беврон и Мельфор восхитительно танцевали.

Герцог ла Вальер был директором этой знаменитой труппы.

В 1748 году приказано было выстроить зал для личных удовольствий Людовика XV, или, лучше сказать, маркизы Помпадур.

В продолжение этого времени народ, о котором совсем забыли и о котором вспоминали лишь тогда, когда речь заходила о налогах, сняв мало-помалу с Людовика XV имя Возлюбленного, начинал роптать. Мы остановимся на этом ропоте, потому что это было началом грозы, которая должна была разразиться впоследствии.

КНИГА ВТОРАЯ

Глава 1. 1748 — 1756

Последняя война ясно показала, в каком жалком положении находился французский флот, приведенный в такое цветущее состояние Кольбером и оставленный в таком пренебрежении министром Флери. Г. де Морпа, на которого пала ответственность за это несчастие, или, лучше сказать, на которого пало обвинение за сочинение одного четверостишия против фаворитки короля