Королева Марго - Дюма Александр - Страница 86

Герцог Алансонский собрал все силы, чтобы ответить как можно естественнее.

– Должен признаться вашему величеству: на первый взгляд мне показалось, что это плащ одного из моих дворян, – ответил он.

– А как зовут этого дворянина?

– Де Ла Моль.

– А почему же этот де Ла Моль не был при вас, как того требует его должность?

– Я отпустил его, – ответил герцог.

– Хорошо! Идите! – сказал Карл. Герцог Алансонский направился к той же двери, в которую вошел.

– Нет, не сюда, – сказал Карл, – а вон туда. И он указал на дверь в комнату кормилицы. Карл не хотел, чтобы Франсуа и Генрих встретились. Он не знал, что они виделись; правда, то была одна минута, но этой минуты было достаточно, чтобы зять и шурин согласовали свои действия…

Когда герцог вышел, по знаку Карла впустили Генриха. Генрих не стал ждать, чтобы Карл начал его допрашивать.

– Ваше величество, – заговорил он, – вы хорошо сделали, что послали за мной, я и сам собирался идти к вам просить вас о правосудии.

Карл нахмурил брови.

– Да, о правосудии, – повторил Генрих. – Начну с благодарности вашему величеству за то, что вечером вы взяли меня с собой; теперь я знаю, что вы спасли мне жизнь. Но что я сделал? За что хотели меня убить?

– Не убить, – поспешно сказала Екатерина, – а арестовать.

– Пусть – арестовать, – ответил Генрих. – Но за какое преступление? Если я в чем-нибудь виновен, то виновен утром так же, как был виновен вчера вечером. Государь, скажите мне, какое преступление я совершил?

Карл, не зная, что ответить, посмотрел на мать.

– Сын мой, – вступила в разговор Екатерина, – у вас бывают подозрительные люди.

– Допустим, – сказал Генрих. – И эти подозрительные люди компрометируют и меня, не так ли, ваше величество?

– Да, Генрих.

– Назовите же мне их! Назовите! Устройте мне с ними очную ставку!

– Верно! – заметил Карл. – Анрио имеет право требовать объяснений.

– Я этого и требую! – продолжал Генрих, чувствуя преимущество своего положения и стремясь им воспользоваться. – Этого я и требую у моего доброго брата Карла и у моей доброй матушки Екатерины. Разве я не был хорошим мужем с тех пор, как женился на Маргарите? Спросите Маргариту. Разве я не был правоверным католиком? Спросите моего духовника. Разве я не был любящим родственником? Спросите всех, кто присутствовал на вчерашней охоте.

– Да, это правда, Анрио, – сказал король, – но все же говорят, что вы в заговоре.

– Против кого?

– Против меня.

– Государь, если бы я вступил в заговор против вас, мне осталось бы только предоставить событиям идти своим чередом, когда ваша лошадь с перебитой ногой не могла подняться, а разъяренный кабан набросился на ваше величество.

– Смерть дьяволу! А ведь он прав, матушка!

– Но все-таки кто же был у вас ночью?

– В такие времена, когда отнюдь не каждый осмеливается отвечать за себя, я не могу отвечать за других. Я ушел из моих покоев в семь часов вечера, а в десять мой брат Карл увел меня с собой, и всю ночь я провел с ним. Я не мог одновременно быть с его величеством и знать, что происходит у меня в покоях.

– Это правда, – отвечала Екатерина, – но правда и то, что кто-то из ваших людей убил двух стражников его величества и ранил де Морвеля.

– Кто-то из моих людей? – переспросил Генрих. – Кто же это? Назовите его!..

– Все обвиняют де Ла Моля.

– Де ла Моль вовсе не мой человек – он состоит на службе у герцога Алансонского, которому рекомендовала его ваша дочь.

– Но, может быть, у тебя все-таки был Ла Моль, Анрио? – спросил Карл.

– Почем же я знаю, государь? Я не скажу ни «да», ни «нет». Де Ла Моль – человек очень милый, услужливый, всецело преданный королеве Наваррской, он частенько приходит ко мне с поручениями то от Маргариты, которой он признателен за рекомендацию герцогу Алансонскому, то с поручением от самого герцога. Я не могу утверждать, что это был не Ла Моль…

– Это был он, – сказала Екатерина. – Его узнали по вишневому плащу.

– А разве у Ла Моля есть вишневый плащ? – спросил Генрих.

– Да.

– А у того человека, который так лихо расправился с двумя моими стражниками и с Морвелем…

–..тоже был вишневый плащ? – перебил короля Генрих.

– Совершенно верно, – подтвердил Карл.

– Ничего не могу сказать, – ответил Беарнец. – Но мне кажется, что если у меня в покоях был не я, а, как вы утверждаете, Ла Моль, то следовало бы вызвать не меня, а Ла Моля и допросить его. Однако, ваше величество, – продолжал Генрих, – я хочу обратить ваше внимание на одно обстоятельство.

– На какое?

– Если бы я, видя приказ, подписанный королем, вместо того, чтобы подчиниться ему, оказал бы сопротивление, я был бы виновен и заслужил бы любое наказание. Но ведь это был не я, а какой-то незнакомец, которого приказ ни в малой мере не касался! Его хотели арестовать незаконно – он стал защищаться; быть может, защищался он чересчур усердно, но он был в своем праве!

– Однако… – пробормотала Екатерина.

– Приказ требовал арестовать именно меня? – спросил Генрих.

– Да, – ответила Екатерина, – и государь подписал его собственноручно.

– А значилось ли в приказе – в случае, если меня не будет, арестовать всякого, кто окажется на моем месте?

– Нет, – ответила Екатерина.

– В таком случае, – продолжал Генрих, – до тех пор, пока не будет доказано, что я заговорщик, а человек, находившийся у меня в комнате, мой сообщник, – этот человек невиновен.

С этими словами он повернулся к Карлу IX.

– Государь, я никуда не выйду из Лувра, – обратился к нему Генрих. – Я даже готов по одному слову вашего величества отправиться в любую государственную тюрьму, в какую вам будет угодно меня направить. Но пока не будет доказано противного, я имею право назвать себя, и я себя называю самым верным слугой, верноподданным и братом вашего величества!

И тут Генрих с таким достоинством, какого в нем доселе не замечали, поклонился Карлу и удалился.

– Браво, Анрио! – сказал Карл, когда король Наваррский вышел.

– Браво? За то, что он вас высек? – заметила Екатерина.

– А почему бы мне не аплодировать? Разве я не говорю «браво», когда мы с ним фехтуем, и он наносит мне удары? Матушка, вы напрасно так пренебрежительно отнеситесь к этому молодцу.

– Сын мой, – ответила Екатерина, – я не пренебрежительно отношусь к нему, я его боюсь.

– И это напрасно, матушка! Анрио мне друг, и, как он справедливо заметил, если бы он составлял против меня заговор, он дал бы кабану сделать свое дело.

– Да, чтобы его личный враг, герцог Анжуйский, стал французским королем? – спросила Екатерина.

– Матушка, не все ли равно, по какой причине Анрио спас мне жизнь? Он спас меня – вот что самое важное! И – смерть всем чертям! – я не позволю огорчать его. Что же касается Ла Моля, то я сам поговорю о нем с герцогом Алансонским, у которого он служит.

Этими словами Карл IX предлагал матери удалиться. Она вышла, пытаясь придать определенную форму своим смутным подозрениям.

Ла Моль, из-за своей незначительности, был непригоден для ее целей.

У себя Екатерина застала Маргариту – та ждала ее.

– А-а! Это вы, дочь моя! – сказала она. – Я посылала за вами вчера вечером.

– Я знаю, но меня не было дома.

– А утром?

– Утром я пришла сказать вашему величеству, что вы собираетесь совершить величайшую несправедливость.

– Какую?

– Вы собираетесь арестовать графа де Ла Моля?

– Вы ошибаетесь, дочь моя! Я никого не арестовываю – приказы об аресте отдает король, а не я.

– Не будем играть словами, когда речь идет о таком серьезном деле! Ла Моля арестуют, ведь так?

– Весьма вероятно.

– По обвинению в том, что сегодня ночью он находился в спальне короля Наваррского, убил двух стражников и ранил Морвеля?

– Да, его обвиняют в этом преступлении.

– Его обвиняют в этом несправедливо, – сказала Маргарита, – де Ла Моль невиновен.